Она покрутила тарелку в руках.
– Надеюсь, вам понравился завтрак, – неожиданно
добавила Эля и попыталась улыбнуться.
– Очень понравился.
Илюшин кивнул, прощаясь, и направился к двери.
– Между прочим, – заметил он, останавливаясь на
полпути, словно вспомнив что-то, – я вчера слышал странные звуки из
комнаты на втором этаже. Как будто кто-то плакал…
Бац! Тарелка упала на пол, но не разбилась, а лишь треснула
пополам. Некоторое время Эля и Макар стояли молча, не сводя глаз с волнистой
трещины, пробежавшей по цветочному рисунку. Словно под воздействием их взглядов
трещина вдруг сделалась широкой, в следующий миг от тарелки со звонким хрустом
отвалился один кусок, а затем и второй. Эля присела на корточки, посмотрела на
Илюшина снизу вверх, и лицо у нее стало странное: как будто она прислушалась к
чему-то, чего не слышал Макар, и испугалась.
– Вам показалось, – торопливо проговорила
она, – там ничего нет. Наверное, кошка мяукала. Знаете, у нашего соседа,
Валентина Ованесовича, живут две кошки и один кот, и они иногда заходят к нам.
Забираются через крышу, бродят по дому и мяукают. И на втором этаже гуляют, и
даже на чердак заходят…Мы их прогоняем, потому что у Эдика аллергия на шерсть.
Она поднялась, сжимая в руках осколки разбившейся тарелки.
Светлые волосы выбились из прически, неопрятно рассыпались по плечам.
– Не обрежьтесь, – сказал Илюшин и вышел из
столовой.
Ксения шла по улице, вдыхая сумасшедший запах молодых
тополиных листьев, сирени и земли, нагретой ранним солнцем. На асфальте после
ночного дождя сверкали лужи, и она обходила их, сдерживая в себе желание
наступить каблучком со всего размаха в середину воды – так, чтобы брызги
взлетели вверх, замерли на долю секунды, а затем рассыпались по асфальту.
Апрель в этом году выдался ранний, а вот май задерживался.
Сирень зацвела всего пару дней назад, да и не совсем зацвела – скорее
приготовилась: набухли и потяжелели кисти, окутались сиренево-зеленоватым.
Тихогорск утопал в сирени, кусты ее росли везде: и перед зданием администрации,
и возле большого супермаркета, построенного несколько лет назад – цивилизация
добиралась до Тихогорска небыстро, – и рядом с гимназией… Что уж говорить
о частных домиках и пятиэтажках, которыми был застроен небольшой и, откровенно
говоря, скучноватый городок. Сирень от чернильно-фиолетовой до светло-голубой,
нежнейших оттенков, непередаваемого аромата, который хотелось пить, как
родниковую воду, – вся готовилась расцвести, ждала тайного майского знака.
Ксения легко перемахнула через широкую коварную лужу,
притворявшуюся мелкой и невинной, провела, не удержавшись, рукой по влажным
листьям куста, развесившего ветки над тротуаром, и побежала дальше, на ходу
стряхивая с пальцев крупные капли.
Улица, по которой она шла, не закончилась, как подобает
приличным маленьким улочкам, а оборвалась: исчезла сирень и вообще вся зелень,
а дома сменились угрюмым массивом гаражей. Над ними протянулся длинный
пешеходный мост, который и должен был привести Ксеню к остановке: отсюда
отходил рейсовый автобус – на нем она собиралась ехать к подруге.
Она взбежала по громыхающим черным железным ступенькам,
вспухшим по краям буквами и непонятными знаками, и зацокала каблуками по мосту,
поглядывая вниз. Разноцветные лоскуты крыш гаражей летом заполнялись буйной
зеленью в швах между ними, но сейчас швы были серыми и грязными. Ксеня не
любила этот район. И мост, в народе называемый «перекладиной», тоже не любила.
Он соединял два района – центральный и тихий окраинный, разделенные гаражным
массивом, появившимся здесь в незапамятные времена. Отец рассказывал, что
раньше на этом месте был пруд и даже принято было на выходные устраивать
катания на лодках, а на берегу стояли беседки и летние кафе, в которых
продавали хрустящие стаканчики с пломбиром. Может, оно и в самом деле так, но
поверить в то, что под мостом когда-то была вода, Ксеня решительно не могла.
Гаражи росли из серой безжизненной каменистой земли и, казалось, готовились
встретить старость, а затем уйти в ту же землю, чтобы дать силы новым росткам
гаражей.
Все здесь было злобное, насупленное, и собаки ходили злые,
свирепые, подкармливаемые такими же свирепыми местными сторожами.
На середине моста Ксеня остановилась и посмотрела вниз,
стараясь не подходить к мокрым перилам вплотную: во-первых, опасалась испачкаться,
а во-вторых, по непонятной прихоти конструкторов их сделали низкими, так что
перила едва доставали девушке до пояса. На дороге между гаражами пытались
разъехаться две машины, вокруг которых бесновались четыре рыжих пса.
Позади нее загрохотали шаги – кто-то вслед за Ксенией срезал
путь по мосту. Большинство жителей по непонятной причине все-таки избегали
этого места, предпочитая куда более длинный, но и более приятный обходной
маршрут по дугообразной аллее Гагарина, обсаженной кленами и липами.
Ксеня ускорила шаг. «Перекладина» выводила не к самой
остановке, а к пятачку метрах в сорока от нее, и эти сорок метров ей предстояло
пройти по узкому тротуару, на котором всегда толпились люди. Они сновали
туда-сюда, огибая основание лестницы, и пустой мост смотрелся странно и зловеще
– черный, безлюдный, длинный, как хребет доисторического чудовища.
Негромкие шаги позади раздались ближе – человек почти догнал
ее. «Торопится на маршрутку, наверное», – подумала Ксения, на секунду
останавливаясь перед ступеньками вниз, прежде чем поставить ногу на первую из
них: сегодня она надела новые ботинки на каблуках, а сидящий в ней с детства
страх упасть и разбиться на крутой лестнице заставлял ее примеряться к любому
спуску.
Внизу потоком шли машины – оживленная трасса соединяла центр
Тихогорска с фабричными районами, люди торопились на работу. Внезапно резко
просигналил автобус – так громко, что девушка вздрогнула, и нога, почти
поставленная на ступеньку, предательски скользнула по ее краю. Ксения изо всех
сил схватилась за невысокий поручень и, конечно, удержалась, но руки сразу
задрожали, и ей пришлось так и спускаться вниз, крепко держась за холодные
мокрые перила, не просохшие после ночного дождя, провожая взглядом серую спину
обогнавшего ее единственного «попутчика».
Оказавшись на асфальте, она вытерла руки платком, перевела
дух и заспешила к остановке. Людской поток прижимал ее к дороге, и в конце
концов Ксения вскочила на бордюр, пошла по нему, балансируя, – здесь она
чувствовала себя уверенно. Черная «Волга» с ревом пронеслась по крайней полосе,
и Ксению окатило брызгами из-под колес. Она успела лишь подумать о том, что, не
дай бог, попадется водитель, который не справится с управлением на мокрой
дороге, и вдруг спиной почувствовала что-то нехорошее.
Ксения ничего не успела сделать.
Человек, поравнявшийся с ней, поправил на голове капюшон и в
следующую секунду рассчитанным безжалостным движением столкнул ее с бордюра на
проезжую часть, под колеса автомашин. Раздался крик, глухой удар, а после
странной, на миг воцарившейся вокруг тишины – словно все люди разом замолчали –
новый крик, хриплый и быстро оборвавшийся. Кто-то пораженно выругался, кто-то
ахнул, но человек в капюшоне этого уже не услышал: не оборачиваясь, не
прибавляя шагу, он переместился вслед за каким-то толстяком в глубь толпы, а
затем растворился на одной из узких улочек Тихогорска.
