– Сколько вам лет? – подозрительно спросил он.
– Тридцать. – Она все же немного
растерялась. – Почти. Исполнится через две недели, если доживу. А что, мой
возраст имеет какое-то отношение к вашему согласию отведать нашего семейного
рассольника?
– Никакого. Обычное любопытство.
– Тогда, если вы удовлетворили свое любопытство,
предлагаю подняться вверх – там за углом остановка, откуда можно доехать до
моего дома.
Лариса тысячу раз пожалела, что решила надеть платье: погода
не баловала теплом, и она с завистью поглядывала на девушек, благоразумно
накинувших куртки, плащи или весенние пальто. К тому же Толик опаздывал – от
этого она особенно злилась, но старалась сдерживать злость: если она сядет в
машину раздраженная, то наверняка не сможет удержаться от того, чтобы высказать
ему накипевшее. А высказывать было нельзя, особенно сегодня. В другой раз, быть
может…
Собственно, и платье было одной из составных частей плана:
тонкое, облегающее ее красивую фигуру. Самой Ларисе не нравилось, что она
широковата в плечах, – и Ленька не давал ей забыть об этом, в шутку дразня
ее пловчихой, – но со временем она научилась обыгрывать этот недостаток,
превращая его в достоинство. У всех ее платьев и блузок плечи были сильно
открыты, иной раз асимметричность покроя даже подчеркивала разворот и ширину
плеч, но кожа у Ларисы была такой нежной, такой молочно-белой, что смотревший
мигом забывал о некрасиво выступающих косточках и прочих недостатках, о которых
она прекрасно знала.
Вот и у этого трикотажного платья, которым она надеялась
утром поразить приехавшего гостя, одна бретелька все время продуманно спадала.
Но если за завтраком она с удовольствием ловила на себе внимательный взгляд (а
гость, Лариса честно призналась себе, был хорош – не красавец, да и не ее
типаж, но чертовски интересен), то теперь кляла на чем свет стоит и бретельку,
и погоду, и Толика, для которого не существовало понятия «пунктуальность».
К тому моменту, когда представительная «Ауди» Анатолия
подъехала к кинотеатру, Лариса успела промерзнуть до костей. Однако в машину
она села с достоинством, неторопливо, и милостиво разрешила Толе себя
поцеловать.
– Что-то у тебя руки ледяные, – небрежно бросил
он, разворачиваясь на узкой дороге. – Замерзла? Давно стоишь?
– Только что подошла, – лениво ответила девушка,
потягиваясь. – У матушки новый клиент, требовалось его развлечь.
Анатолий бросил на нее искоса быстрый взгляд.
– Я тоже хочу, чтобы меня развлекали, – с
обиженной интонацией протянул он, и Ларису позабавила капризность, которую она
услышала в его голосе.
– Толенька, разве я против?
Он притормозил у обочины, окинул подругу оценивающим
взглядом (наконец-то!).
– Хороша ты, Ларка, – весело сказал он и потянулся
поцеловать ее, но девушка строго помахала пальцем у него перед носом. – Не
понял – откуда такие запреты?
– Ты бы еще на главной площади встал! Хочешь, чтобы
твоя Виктория нас увидела?
Упоминание имени жены подействовало: Толик нахмурился,
газанул с места и быстро свернул в проулок.
– Едем ко мне, – предложил он, как будто у них
имелись другие варианты. – Сколько у тебя времени?
– Я вся твоя… – промурлыкала Лариса, поворачиваясь
к нему выгодным ракурсом – в профиль. Впрочем, ракурса Анатолий не оценил,
поскольку смотрел на дорогу. Тогда она уселась поудобнее и стала смотреть на
него.
Толику было сорок три года. Депутат Законодательного
собрания области, он и выглядел как положено депутату: полноватый, представительный,
в костюме, который скрадывал его полноту. Однако, раздевшись, он менялся так
разительно, что Ларисе каждый раз стоило большого труда не расхихикаться.
Мягкотелый, белый, как очищенный кальмар, большеголовый, с плотными безволосыми
руками, Толик казался ей выросшим пупсом, а не мужчиной. Правда, несколько раз
у нее была возможность выяснить, что «пупса» лучше не злить, и Лара хорошо
усвоила урок. Анатолий не переносил ее насмешек, и все, что позволялось
девушке, – это легкое подшучивание. Более того, когда она попыталась
установить между ними отношения «прекрасная принцесса – уродливый нищий,
которому невероятно повезло», Анатолий быстро расставил все по своим местам.
Ларису он не держал, не собирался унижаться перед ней, выпрашивая ее
благосклонность, и искренне полагал, что платит ей вполне достаточно, чтобы она
была покладистой любовницей – не капризной, не скандальной, а главное – не
претендующей на роль жены.
Лариса давно бы уехала из Тихогорска, если бы не любовник.
Год назад неожиданно для себя самой она обнаружила, что вложила слишком много в
их четырехлетнюю связь, чтобы взять и просто так ее разорвать. Она поймала себя
на пугающей мысли о том, что неплохо было бы выйти за Анатолия замуж и зажить
спокойно и сыто, как его жена, четыре раза в год подолгу отдыхавшая на
курортах.
Однако Анатолий, которому жена родила двоих детей, не
торопился менять «старое мясо на новое», по злому выражению Лени, который один
из всей семьи был в курсе Ларисиной связи. От брата девушка ничего не скрывала,
да это и не имело смысла: он сразу узнавал о любом ее новом увлечении. Именно
Ленька подал ей идею выжать из Толика как можно больше, но сделать это
аккуратно, постепенно. «Не пугая клиента» – так сказал Леня.
Четыре года назад, познакомившись с Толиком в единственном
приличном ночном клубе Тихогорска, Лариса решила, что поиграет с ним недолго –
и бросит. Когда только он успел привязать ее к себе дорогими подарками и
карманными деньгами, которые, казалось не считая, подбрасывал ей во время
каждой встречи? «Это он меня развратил, – зло думала Лариса, поглядывая на
довольного самоуверенного мужчину за рулем. – Если бы не Толик, я бы давно
устроилась на работу!»
Однако горькая правда жизни состояла в том, что на работу
Ларисе было устроиться крайне сложно. Вместе с Леней она окончила институт
легкой промышленности в областном центре – Анненске, находившемся всего в
пятидесяти километрах от Тихогорска, и мать их была сильно удивлена, когда по
окончании учебы близнецы вернулись домой: Эльвира Леоновна предполагала, что оба
не захотят жить в такой глубокой провинции, какой представлялся ей Тихогорск.
Однако брат и сестра решили по-своему. «Большой разницы между городами
нет, – пояснил Леонид, – а жить лучше в своем доме, чем в съемной
квартире».
В чем-то он был прав. Сам Леня быстро устроился
представителем крупной торговой фирмы, чьими шоколадными батончиками в яркой
красно-синей блестящей обертке были завалены прилавки супермаркетов, купил в
кредит машинку марки «Хундай», выплатил его как-то незаметно и удивительно
быстро и теперь работал по свободному графику. «Крутиться», по выражению Лени,
ему приходилось много лишь в первый год, а затем все наладилось, и Леонид даже
нанял молодого амбициозного юношу, которому делегировал часть своих полномочий.
Лариса в его дела не лезла, но года три назад, помыкавшись в
поисках работы, обратилась к Лене в надежде, что он пристроит ее к себе.
Выпускницу института легкой промышленности не хотели брать никуда, кроме
швейной фабрики, для которой, собственно, этих выпускниц и готовили. Работать
на швейной фабрике Лариса не собиралась. Что она будет делать у брата, Лариса
представляла смутно, но ей казалось, что ничего сложного в Ленькиной
деятельности нет.
