Но я протянул дольше. Гораздо дольше. Ехал на автопилоте, тупо уставившись в спину бакайского дружинника. Изучив его грязный плащ до мельчайшего пятнышка. Скрипя зубами на подъемах и обливаясь слезами на спусках. Впиваясь ногтями в ладони при первых признаках темноты подступающего обморока и ловя мокрые снежинки растрескавшимися губами.
Мне просто надо доехать до конца, а остальное придется перетерпеть…
Я смог это. Я добрался до проклятой пещеры. Я свалился с седла лишь после того, как Тук перехватил поводья.
Я просто развалина…
* * *
Обычно когда я прихожу в себя, первое, что об этом сигнализирует, – зрение. Открываю глаза – вижу окружающий мир, понимаю, что выкарабкался в очередной раз. Иногда, впрочем, поднять век не успеваю – слух доносит слова или иной шум, что свидетельствует о том же самом.
На этот раз сработал нос. Глаза закрыты, тишина полная, а вот нос нечто почувствовал. Вонь. Не сказать чтобы нестерпимая, но достаточно неприятная. И непонятная – не могу идентифицировать источник столь дивного благоухания. Будто угодил на склад загнившего сыра, под крышей которого сушится сотня портянок, которых год из солдатских кирзачей не доставали. Но готов на что угодно поспорить – вряд ли я сейчас нахожусь в подобном месте.
Похоже, мне не приснилось, что добрался до пещеры. Наверное, те самые залежи мышиных отходов работают. Великие боги, я-то всегда думал, что в подземельях гораздо чище и пристойнее! Неужели мелкие нетопыри могут столько нагадить?
Открыв глаза, почти сразу понял, что летучие мыши здесь ни при чем. Это вообще не пещера. Это какой-то подвал, облюбованный бомжами. С гигиеной у них дела швах, постираться тоже проблема, вот и накопились нерешенные вопросы. Под подозрительно ровным потолком на кривых жердочках сушились грязные тряпки, облезлые шкуры и пучки какой-то чахлой травы. Колышки, вбитые в трещины покрытых многими слоями натеков стен, были увешаны аналогичным благоухающим добром. На краю поля зрения можно было различить чадящий голубоватый огонек. Принюхавшись, я различил в вонючем букете следы чего-то нефтяного и заподозрил, что источником этого аромата является светильник.
Потемнело, надо мной склонилась кривая массивная фигура, участливо поинтересовалась:
– Ужинать будете или отдыхать хотите?
– Ужин… Вечер уже?
– Да уж не вечер, а ночь. Ох и устали вы. Я же говорил, что зря поехали. Подождали бы до весны, и…
– Где Зеленый?
– В клетке сидит возле входа. Внутрь пытался его занести – так крик поднял: вонь ему не нравится. Вот и сидит всем недовольный… клюв морозит.
– Тук, это пещера?
– Ну да. Пещера. Та самая, в которой местные прячутся.
– А почему потолок ровный?
– А кто ж его знает… Древнее место. В таких всякое бывает. Погань в некоторых любит обосновываться. Доводилось мне ровные потолки видеть. И стены тоже.
– Древнее… А кто строил такие пещеры?
– Да разное говорят. Кто язычников вспоминает, кто и вовсе древность немыслимую. Вам бы со стариками пообщаться или просто с ватагами, которые кирт разыскивают по нехорошим местам. Я-то мало что знаю. Неинтересно мне оно.
В это поверил охотно – все, что не имеет отношения к женщинам и выпивке, горбуна заботит мало. Но в чем-то он лукавил – простодушный Тук не умел обманывать, и лицо выдавало все эмоции. Ему, похоже, здесь не по себе. Да и мне тоже – вспомнил убежище погани, в котором едва не погиб. Видимо, что-то недоговаривает, или на генном уровне въелся страх перед подобными объектами.
Раз межгорцы решили здесь обосноваться, значит, то, что творилось снаружи, пугало их гораздо сильнее.
Будь я в нормальном состоянии, начал бы исследовать стены и потолок, выдавливать из горбуна информацию капля за каплей, но сейчас не до этого. Я прибыл сюда не для археологических изысканий.
– Тук, где старик?
– Вы о ком?
– А ты сам попробуй ответить.
– Ах! Вы об этом! Дальше он. В главной норе. Со всеми остальными. Мы вас не стали туда нести – воняет сильно.
– Здесь тоже запах тот еще…
– Э-э-э нет! Вы там не были и не знаете, каково. Там мухи давно передохли. Я как заглянул, так сразу дышать перестал, а потом долго слезами умывался. Духан такой – хоть рыбу копти.
Слова Тука мне не понравились. Мысль о том, что в обитаемом помещении воздух гораздо хуже, чем в этой клоаке, не вдохновляла.
– Этот старик ходить может?
– А кто его знает. Лежит, поглядывает в потолок. Не видел я, чтобы он поднимался.
– Ну так сходи и подними. Приведи сюда. Мне с ним поговорить надо.
– Время позднее. Может, лучше утром?
Справедливо заметил… Будить старика как-то нехорошо. С другой стороны, вдруг он не спит?
– Тук, проверь. Если он дрыхнет, то не трогай. А если нет, тогда тащи.
– Да по нему не поймешь. Глаза открыты, но вроде как и не в сознании. У стариков бывает, если сильно дряхлые. А этот рассыпается совсем. Того и гляди окочурится. Ставлю золотой против дырявого медяка, что до весны не дотянет.
– Вот видишь! А ты мне доказывал, что надо по весне сюда ехать. Весной было бы поздно.
– Ваша правда. Да только и сейчас поздновато. Старик этот, похоже, совсем из ума выжил.
– Приведи его, и проверим.
* * *
Заслышав шум в невысоком узком лазе и заметив там отблески света, я, еще не видя Тука, догадался, что он возвращается не один. По запаху. Кто бы ни был его спутник, воняло от него тошнотворно. Легкий, едва ощущающийся сквозняк, пронизывающий древний бункер, выдал это издали.
Я не ошибся. Горбун, выбравшись из лаза, вытащил за собой весьма колоритного старика. Такой будет иметь успех в фильмах, где присутствуют сцены с восстанием из склепов древних покойников. Покрой бинтами – отличная мумия получится. Выйдет существенная экономия на гриме – он здесь ни к чему.
Сухое существо с грязными седыми волосами, небрежно обрезанными на уровне плеч, обмотанное непонятно на чем держащимся тряпьем. Желтое лицо с носом-клювом, выдающимся над впалыми морщинистыми щеками, трясущиеся руки, подгибающиеся ноги. Глаза и впрямь будто неживые – никаких эмоций. Только бесконечная усталость и тоска. Я не смог поймать его бегающего взгляда, да и не стремился. И без этого понял, что разговор получится непростой.
– Тук, ты его разбудил?
– Нет.
– А чего он скулит?
– Да кто ж его знает?! Боится, наверное.
– Эй! Уважаемый! Не бойтесь, мы вас не тронем.
В ответ старик заскулил еще сильнее.
– Да что это с ним?!
– Так чужих давно не видел. И вообще думает, что мы его выгоним.
