— Правда он так сказал? — переспросила я, обвивая себя руками.
Этот Аристотель, кто бы он ни был, мне по сердцу, и я взяла на заметку почитать его при случае.
— Насколько я помню, — ответил Доггер, и его лицо омрачила тень.
Я размышляла об этом, когда дальше по коридору открылась дверь Голубой комнаты и монументальный детектив-сержант Грейвс начал вытаскивать свое громоздкое фотооборудование из спальни покойной Филлис Уиверн.
Похоже, он так же удивился при виде меня, как и я.
— Взяли пальчики и всякое такое? — любезно поинтересовалась я. — Фотографии места преступления?
Несколько секунд сержант рассматривал меня, потом по его обычно каменному лицу расплылась улыбка.
— Ну-ну, — произнес он. — Это же мисс де Люс. По горячим следам, да?
— Вы ведь меня знаете, сержант, — сказала я с, надеюсь, загадочной улыбкой.
Я профланировала в его сторону, надеясь хотя бы через его плечо бросить взгляд на тело мисс Уиверн.
Он быстренько захлопнул дверь, повернул ключ и положил его в карман.
— У-ху-ху, — сказал он, перебивая меня на середине мысли. — И даже не думайте о ключах миссис Мюллет, мисс. Я знаю так же хорошо, как и вы, что в старых домах вроде этого полно запасных ключей. Если вы хотя бы отпечаток пальца оставите на этой двери, я привлеку вас к ответственности.
С учетом того что эта угроза исходила от специалиста по отпечаткам пальцев, она была серьезна.
— С какими параметрами вы фотографируете? — спросила я, пытаясь отвлечь его. — Выдержка — одна сто двадцать пятая и диафрагма одиннадцать?
Сержант почесал голову — почти с удовольствием, полагаю.
— Это нехорошо, мисс, — сказал он. — Меня уже предупреждали насчет вас.
И с этими словами он ушел.
Предупреждали насчет меня? Что, черт возьми, он имеет в виду?
В голову приходило только одно: инспектор Хьюитт, предатель, по пути в Букшоу прочитал лекцию своим людям. Отдельно предупредил их насчет моей изобретательности, которая, должно быть, в прошлом раздражала их, как царапанье ногтя по доске.
Он что, думает, что может перехитрить меня?
Ну, погоди, мой дорогой инспектор Хьюитт, подумала я. Ну, погоди.
Болтая с сержантом Вулмером, я поняла, что в прилегающей комнате идет тихий разговор — судя по звукам, между двумя женщинами.
Я уверенно постучала в дверь и подождала.
Голоса умолкли, и через секунду дверь открылась с легким скрипом.
— Простите, что потревожила вас, — сказала я появившемуся единственному слегка покрасневшему глазу, — но мистер Лампман хочет вас видеть.
Дверь открылась внутрь, и я увидела лицо женщины целиком. Она играла в фильме эпизодическую роль молящейся.
— Хочет меня видеть? — переспросила она на удивление грубым голосом. — Хочет видеть меня или нас обеих? Мистер Лампман хочет нас видеть, Фло! — крикнула она вглубь комнаты, не ожидая ответа.
Фло утерла рот и поставила тарелку, из которой ела.
— Вас обеих, — сказала я, пытаясь добавить в голос зловещую нотку. — Кажется, он снаружи в одном из грузовиков. — И добавила: — Вам лучше одеться потеплее.
Я терпеливо ждала, прислонившись к дверной раме, пока они не поспешили к лестнице, на ходу надевая тяжелые зимние пальто.
Пожалуй, мне было их жаль. Бог знает, какие фантазии роились в их головах. Вероятнее всего, каждая из них молилась, чтобы ее выбрали на главную роль вместо Филлис Уиверн.
Мне лучше приняться за дело. Они скоро вернутся и будут злы из-за моего обмана.
Я вошла в их комнату и повернула ключ, который, как большинство ключей в Букшоу, оставался в замке изнутри комнаты.
В противоположном конце комнаты, на внутренней стене между окном и комодом с зеркалом, висел гобелен — пережиток тех дней, когда гостевые спальни украшались, как турецкие гаремы. На нем изображались охота со слонами и тигр, невидимый среди деревьев джунглей, но готовящийся прыгнуть.
Я отдернула гобелен в сторону, чихнув от облачка серой пыли, вылетевшего из него, и передо мной открылась маленькая, обшитая деревянными панелями дверь. Я вставила ключ и, к моему глубокому удовлетворению, услышала, как язычок с приветственным кликом скользнул в сторону.
Я взялась за ручку двери и с силой повернула ее. Снова раздались многообещающие звуки, но дверь не пошевелилась.
Я пробормотала не то молитву, не то ругательство. Краткая инспекция дала мне понять, что краска присохла.
Если бы у меня были пять минут в лаборатории, я бы изготовила растворитель, который снял бы краску с военного линкора, пока вы бы произносили «румпельштицкин», но времени не было.
Быстрый осмотр комнаты обнаружил дамскую сумочку, небрежно брошенную на кровать, и я бросилась на нее, как тигр на махараджу.
Носовой платок… флакончик духов… аспирин… сигареты (плохая девочка!) и маленький кошелек, в котором, судя по весу и на ощупь, не больше шести шиллингов шестипенсовиками.
Ага! Вот оно, то, что я ищу. Пилочка для ногтей. Шеффилдская сталь. Идеально!
Мои молитвы явно услышаны и ругательства прощены.
Я воткнула пилочку между дверной рамой и дверью и прорыла путь вокруг на манер того, как в инструкции для девочек-скаутов учат открывать походные консервные банки, и вскоре у моих ног на полу выросла изрядная куча ошметков краски.
Итак, приступим. Еще один поворот дверной ручки и пинок в нижнюю панель, и дверь со стоном распахнулась.
Сделав глубокий вдох, я ступила в комнату смерти.
16
Дверь этой спальни, неиспользуемая, тоже была скрыта пыльным гобеленом, и мне пришлось выбраться из-под него, перед тем как продолжить изыскания.
Тело Филлис Уиверн до сих пор полулежало в кресле, так, как я его обнаружила, но теперь оно было прикрыто простыней, словно статуя, создатель которой отошел пообедать.
Полиция к настоящему моменту закончила осмотр и, вероятно, ожидала прибытия подходящего транспортного средства, чтобы увезти тело.
Так что не будет особого вреда, если я тоже осмотрюсь.
Я медленно приподняла простыню, заботясь, чтобы не потревожить волосы мисс Уиверн, в которые до сих пор были вплетены Джульеттины цветы, что произвело на меня впечатление последнего проявления тщеславия.
