Я затаила дыхание, сразу же узнав ее. Переплетенные инициалы отца и Харриет их собственным почерком.
Кажется, время остановилось.
Я глянула на часы на каминной полке и увидела, что пятиминутное перемирие истекло. Несмотря на это, я обняла Даффи за плечи и быстро, резко прижала к себе.
— Боюсь, инспектор, — наконец промолвил Десмонд Дункан, — что именно это издание не годится для наших целей. Здесь немного другой текст по сравнению с тем, что я привык исполнять. Нам придется положиться на мою память.
И с этими словами он скромно убрал книгу в карман пиджака.
— Что ж, тогда, — сказал инспектор Хьюитт, как будто испытав облегчение от того, что неловкий момент миновал, — возможно, мы можем поработать с без сомнения идеальной памятью мистера Дункана. Позже мы сверимся с вашим повседневным экземпляром книги. Согласны?
Мы переглянулись и кивнули.
— Дафна, ты не возражаешь побыть нашим таймером? — поинтересовался инспектор, снимая наручные часы и протягивая ей.
Я думала, она сознание потеряет от важности. Без единого слова она взяла часы из его рук, забралась на кресло и уселась на спинку, вытянув руку с болтающимися в пальцах часами.
— Готовы? — спросил инспектор.
Даффи и Десмонд Дункан коротко кивнули, их лица посерьезнели, отражая готовность действовать.
— Начинаем, — скомандовал он.
И Десмонд Дункан заговорил:
Над шрамом шутит тот, кто не был ранен.
Но тише! Что за свет блеснул в окне?
О, там восток! Джульетта — это солнце.
Встань, солнце ясное, убей луну —
Завистницу: она и без того
Совсем больна, бледна от огорченья,
Что, ей служа, ты все ж ее прекрасней.
Слова изливались из этого золотого горла, казалось, спотыкаясь одно об другое от нетерпения, и при этом каждое из них было кристально ясным.
— О, горе мне!
— внезапно простонала Даффи со своего насеста.
— Она сказала что-то,
— продолжил Ромео с выражением искреннего удивления на лице.
— О, говори, мой светозарный ангел,
— поощрил он ее.
Ты надо мной сияешь в мраке ночи,
Как легкокрылый посланец небес…
Лицо Даффи внезапно засияло, как лица ангелов на картинах Ван Эйка, и Десмонд Дункан, как Ромео, словно перенесся в другое царство.
— Вот подперла рукой прекрасной щеку,
— продолжал Ромео, с жадностью глядя в ее глаза.
О, если бы я был ее перчаткой,
Чтобы коснуться мне ее щеки!
Мне показалось или в комнате потеплело?
— Ромео, Ромео!
— прошептала Даффи новым охрипшим голосом.
— О зачем же ты Ромео?
Между ними что-то зародилось; что-то, возникшее из ничего; что-то, чего не было прежде.
Мир по краям начал размываться. Мои плечи сотрясла дрожь. Я видела и слышала магию.
Даффи тринадцать лет. Идеальная Джульетта.
И Ромео отозвался.
Я едва осмеливалась дышать, пока их нежности проливались, будто старый и знакомый мед. Это все равно что шпионить за парочкой сельских любовников.
Даффи знала все строки наизусть, как будто тысячу и одну ночь на сцене в Вест-Энде она произносила их перед восхищенной публикой. Неужели это прекрасное создание — моя мышка-сестрица?
— Прости, прости,
— наконец выдохнула она.
Прощанье в час разлуки
Несет с собою столько сладкой муки,
Что до утра могла б прощаться я.
И Ромео ответил:
Спокойный сон очам твоим, мир — сердцу.
О, будь я сном и миром, чтобы тут
Найти подобный сладостный приют.
— Время, — резко объявила Даффи, разрушив чары. Она поднесла часы поближе. — Десять минут тридцать восемь секунд. Неплохо.
Теперь Десмонд Дункан пристально ее рассматривал, не то чтобы открыто уставился, но был близок к тому. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но в последний момент его рот решил произнести что-то другое:
— Вовсе не плохо, юная леди, — послышались слова. — На самом деле просто блестяще.
Даффи скользнула обратно на сиденье кресла и перекинула ноги через подлокотник. Вернулась к воображаемой отметине в «Холодном доме» и продолжила читать.
— Всех благодарю, — произнес инспектор Хьюитт, записывая время в блокнот. — Это все.
Хорошо. Кое-что тяготило мой разум.
18
Я легко стукнула в дверь тетушки Фелисити и, не дожидаясь ответа, вошла.
Окно было приоткрыто на дюйм, и тетушка Фелисити лежала на спине, укутавшись выше подбородка шерстяным одеялом, из-под которого навстречу холодному воздуху выглядывал только кончик ее крючковатого носа.
Я медленно наклонилась рассмотреть ее. И тут один ее глаз старой черепахи приоткрылся, а следом второй.
— Господи боже мой, девочка! — произнесла она, приподнимаясь и опираясь на локти. — Что такое? Что случилось?
— Ничего, тетушка Фелисити, — ответила я. — Я просто хотела кое-что спросить.
— У меня был рот открыт? — пробормотала она, быстро выплывая на поверхность реальности. — Я разговаривала во сне?
— Нет. Вы спали мертвым сном.
Я не понимала, что говорю, пока не стало слишком поздно.
— Филлис Уиверн! — сказала она, и я кивнула. — Ладно, в чем дело, девочка? — кисло спросила она, меняя тему. — Ты застала меня, когда я дремала. Регулярный кислород в организме пожилой женщины должен возобновляться с точными интервалами в двенадцать часов, черт бы побрал этих энтузиастов физической культуры. Это просто вопрос гидростатики.
Это было не так, но я не стала ее поправлять.
— Тетушка Фелисити, — спросила я, делая решительный шаг, — вы помните тот день прошлым летом у декоративного пруда? Когда вы мне сказали, что я должна исполнять свой долг, пусть даже это приведет к убийству?
Мы разговаривали о Харриет и о том, как я ее любила.
Лицо тетушки Фелисити смягчилось, и она положила руку на мою ладонь.
