— Я рада, что ты не забыла, — мягко произнесла она. — Я знала, что так и будет.
— Мне надо кое в чем признаться, — заговорила я.
— Вперед, — сказала она. — Я люблю секреты, как любой другой человек.
— Я ходила в комнату Филлис Уиверн, — сказала я, — чтобы осмотреться.
— Да?
— Я нашла водительские права в ее кошельке. В 1929 году ее звали Филлида Лампман. Филлида, не Филлис.
Тетушка Фелисити с трудом поднялась с кровати и на негнущихся ногах подошла к окну. Долгое время она стояла, глядя на снег, как отец.
— Вы знали ее, правда? — выпалила я.
— Что заставляет тебя так думать? — спросила тетушка Фелисити не оборачиваясь.
— Ну, когда вы приехали, электрик Тед приветствовал вас как старого друга. Вэл Лампман работает с одной и той же командой на каждом фильме. И с теми же актерами — даже Филлис Уиверн. Даффи говорит, что она работает только с одним режиссером с тех пор, как случилось что-то. Когда я спросила вас о Теде, вы сказали, что он как-то видел вас во время войны — во время светомаскировки. А когда я заметила, что вам невыносимо видеть его лицо, вы сказали, что меня следует покрасить шестью слоями лака.
Тетушка Фелисити сделала длинный вдох — такой, как сделала бы королева, перед тем как выйти вместе с королем на балкон Букингемского дворца навстречу кинокамерам и толпе.
— Флавия, — сказала она, — ты должна мне пообещать.
— Что угодно, — отозвалась я, удивляясь тому, что мне не надо делать серьезное выражение лица. Оно уже у меня было.
— То, что я расскажу, нельзя повторять. Никогда. Даже мне.
— Обещаю, — сказала я и перекрестила сердце.
Она сжала меня за предплечье, достаточно сильно, чтобы я сморщилась от боли. Не думаю, что она ведала, что творит.
— Ты должна понимать, что среди нас есть такие, кого во время войны просили выполнять чрезвычайно важные задания…
— Да? — жадно спросила я.
— Я не могу рассказать тебе, не нарушая соглашение о конфиденциальности, что повлекли за собой эти задания, а ты не должна спрашивать. Позже случалось так, что кто-то с монотонной регулярностью сталкивался со старым коллегой, которого по закону нельзя узнавать.
— Но Тед окликнул вас.
— Грубый промах с его стороны. Я с него кожу сдеру, когда мы будем наедине.
— А Филлис Уиверн?
Тетушка Фелисити вздохнула.
— Филли, — продолжила она, — была одной из нас.
— Одной из вас?
— Ты никогда не должна об этом упоминать, — сказала она, сжимая мою руку еще крепче, — до конца своих дней. Если ты проболтаешься, я приду к тебе ночью с ножом для разделки мяса.
— Но, тетушка Фелисити, я же пообещала!
— Да, ты пообещала, — признала она, ослабляя хватку.
— Филлис Уиверн была одной из вас, — подсказала я.
— И самой ценной, — сказала она. — Ее слава открывала двери, недоступные простым смертным. Ее заставили играть роль более опасную, чем те, что она исполняла на сцене и на экране.
— Откуда вы это знаете? — не удержалась я.
— Прости, дорогуша. Не могу тебе сказать.
— А Вэл Лампман — один из вас? Он вполне мог быть, поскольку он брат Филлис Уиверн.
Что-то заклокотало в горле тетушки Фелисити, и на секунду я подумала, что ее сейчас стошнит пирожными к чаю, но то, что она издала, скорее напомнило вопли осла. Ее плечи задрожали и грудь затряслась.
Моя дорогая старая калоша-тетушка смеялась!
— Ее брат? Брат Филлис Уиверн? С чего ты взяла?
— У нее водительские права на фамилию Лампман.
— О, понятно, — сказала тетушка Фелисити, промакивая глаза краешком шерстяного одеяла. — Брат Филлис Уиверн? — снова произнесла она, как будто повторяя концовку шутки, рассказанной другим человеком. — Отнюдь, дорогуша, это очень далеко от истины. Она его мать.
Моя челюсть отвисла, как у трупа, с которого сняли поддерживающую повязку.
— Его мать? Филлис Уиверн — мать Вэла Лампмана?
— Удивительно, не так ли? Она родила его в ранней юности, ей было не больше семнадцати лет, полагаю, а возраст Вэла, если судить по внешности, довольно… неопределенный.
Так вот в чем дело! Вэл Лампман — действительно Вольдемар из «Кто есть кто», но он сын Филлис Уиверн, а не брат, как я предположила. Я неправильно интерпретировала запись в «Кто есть кто».
[40]
Я бы покраснела, но была слишком взволнованна.
— У нее уже родилась дочь годом ранее, — продолжала тетушка Фелисити. — Вероника, кажется, так ее звали. Бедное дитя. Произошла трагедия, о которой никогда не говорят. Филлида, или Филлис, как она предпочитала себя называть, — некоторое время была замужем за ныне покойным и не особенно оплакиваемым Лоренцо, который, несмотря на голубую кровь и значительную разницу в возрасте, активно путешествовал и занимался не то парками, не то париками, точно не помню.
— Вероятно, париками, — высказала я догадку, — поскольку на ней был парик.
Тетушка Фелисити бросила на меня недовольный взгляд, как будто я выболтала секрет.
— Он упал, — объяснила я. — Я пыталась сделать так, чтобы простыня, которой ее накрыла полиция, не приводила ее волосы в беспорядок.
Повисло молчание, настолько плотное, что в нем ложка могла бы стоять.
— Бедная Филли, — наконец сказала тетушка Фелисити. — Она ужасно пострадала в руках агентов Аксис.
[41]
Химикаты, полагаю. Ее волосы были ее гордостью. С тем же успехом они могли вырвать у нее сердце.
Химикаты? Пытки?
Доггера тоже пытали, на Дальнем Востоке. Как странно, что в мирном Бишоп-Лейси находят себе приют старые кошмары.
— Отец об этом знает? О Филлиде Лампман имею в виду?
— Ее режиссером во многих иностранных фильмах был Малиновский, — рассказывала тетушка Фелисити, глядя на свои руки с таким видом, будто они были руками другого человека. — Самый выдающийся фильм, конечно, — это «Анна из степей», роль, в котором косвенным образом привела к тому заданию и к ее провалу. Хотя она уцелела, она пережила ужасный срыв, из-за которого у нее выработался иррациональный страх перед всеми восточными европейцами.
