От его взгляда, от горькой пилюли правды у меня мурашки бегут по телу.
— Тогда мы могли бы найти суррогатную мать. Или усыновить ребенка…
— Зои, — отвечает Макс, — я имею в виду, что я так больше не могу. Нас больше нет.
Двери лифта разъезжаются. Мы на первом этаже, лучи послеполуденного солнца проникают через стеклянные двери парадного входа в клинику. Макс выходит из лифта, а я остаюсь.
Я убеждаю себя, что это всего лишь игра света. Оптическая иллюзия. Вот я его вижу, а через секунду кажется, что его никогда здесь и не было.
Фонограмма 1 «Ты дома» • Фонограмма 2 «Дом на улице Надежды» Фонограмма 3 «Бегущая от любви» Фонограмма 4 «Последняя» Фонограмма 5 «Выходи за меня замуж»
Фонограмма 6 «Вера» Фонограмма 7 «Русалка» Фонограмма 8 «Обычная жизнь» Фонограмма 9 «Там, где ты» Фонограмма 10 «Песня Самми»
Макс
Я всегда думал, что у меня будут дети. Я к тому, что так думает большинство парней: ты рождаешься, взрослеешь, заводишь семью, умираешь. Я всего лишь хочу, чтобы если уж в этой цепочке и суждено быть какой-то отсрочке, то пусть это будет последний пункт.
И не нужно делать из меня главного злодея. Я тоже хотел ребенка. И не потому, что всю свою жизнь только и мечтал, что стать отцом, а по более прозаичным причинам.
Просто потому, что ребенка хотела Зои.
Я делал все, о чем она просила. Я перестал употреблять кофеин, начал носить длинные семейные трусы вместо плавок, стал бегать трусцой, а не ездить на велосипеде. Придерживался диеты, которую она откопала в Интернете, чтобы повысить способность к оплодотворению. Я перестал класть на колени ноутбук. Я даже посетил сумасшедшего иглотерапевта, который нагревал иглы над огнем и втыкал в опасной близости от моих яичек.
Когда ничего не помогло, я обратился к урологу и заполнил анкету на десять страниц, в которой мне предлагалось ответить на вопросы типа «У вас бывает эрекция?», «Сколько было у вас сексуальных партнеров?», «Ваша жена во время интимного контакта получает оргазм?»
Я вырос в семье, где не очень-то откровенничали о подобных вещах и к врачам обращались лишь тогда, когда ненароком отпилишь палец цепной пилой. Я не хочу показаться мямлей, но вы должны понять, что деликатные стороны жизни — ЭКО, мастурбация и принудительное семяизвержение — не из тех вещей, к которым я привык.
У меня было предчувствие, что проблемы с зачатием не только у Зои. Мой брат Рейд женат уже больше десяти лет, но до сих пор не смог обзавестись потомством. Разница заключалась лишь в том, что Рейд с Лидди, вместо того чтобы тратить больше десяти тысяч долларов на клиники, неистово молились.
Зои уверяла, что доктор Гельман скорее добьется успеха, чем Господь Бог.
Как выясняется, у меня общее количество сперматозоидов равно шестидесяти миллионам. Впечатляет, не правда ли? Но когда начинаешь оценивать их форму и скорость, неожиданно их количество сокращается до четырехсот тысяч. Что для меня казалось внушительной цифрой. Но представьте, что вы бежите Бостонский марафон с еще пятьюдесятью девятью миллионами опьяненных эйфорией бегунами, и тут-то пересечь финишную черту становится намного труднее. Прибавьте к моим проблемам бесплодие Зои, и мы уже рассматриваем возможность ЭКО и ИКСИ.
И еще вопрос в деньгах. Не знаю, как люди находят деньги на ЭКО. Одна попытка стоит пятнадцать тысяч долларов, включая лекарства. Нам еще повезло, что мы живем в Род-Айленде, здесь штат обязывает страховые компании покрывать медицинскую страховку замужним женщинам детородного возраста (от двадцати пяти до сорока лет), которые не могут зачать естественным путем, тем не менее остаются еще три тысячи долларов наличными за каждый цикл живых эмбрионов и шесть сотен — за каждый цикл замороженных. Страховка не покрывает ИКСИ — когда сперма вводится непосредственно в яйцеклетку (полторы тысячи долларов), заморозку эмбрионов (еще тысяча долларов), хранение замороженных эмбрионов (восемьсот долларов в год). Я веду к тому, что даже со страховкой, еще до финансового кошмара с этим последним циклом, мы остались на мели.
Откровенно говоря, я не могу сказать, в какой именно момент все пошло не так. Может быть, еще в первый раз, или в пятый, или в пятнадцатый, когда Зои стала высчитывать дни своего менструального цикла и прыгать в кровать со словами: «Давай! Давай!» Наша сексуальная жизнь превратилась в семейный обед на День благодарения в недружной семье — ты обязан присутствовать на этом обеде, несмотря на то что у тебя совершенно нет для этого настроения. Может быть, это произошло в тот момент, когда мы начали пробовать ЭКО; когда я понял, что Зои не остановится ни перед чем в своем желании забеременеть; что «хочу» превратилось в «надо», а «надо» — в одержимость. Или, возможно, в ту минуту, когда я почувствовал, что Зои и этот ребенок на одной странице, а я остался где-то за бортом. В моем браке для меня больше не осталось места — меня используют только в качестве генетического материала.
Многие обсуждают, через что приходится пройти женщинам, когда они не могут иметь ребенка. Но все всегда забывают о мужчинах. Позвольте вам сообщить, что мы чувствуем себя неудачниками. Мы почему-то не способны на то, что у других мужчин получается без труда… то, чего другие мужчины часто предпочитают избегать. Правда это или нет, виноват ты или нет, но общество смотрит на мужчину по-особому, если он не может иметь детей. Целая книга Ветхого Завета посвящена тому, кто кого породил. Даже знаменитые секс-символы, от которых женщины теряют головы, такие как Дэвид Бэкхем, Брэд Питт и Хью Джекман, всегда на страницах журнала «Пипл» держат на руках кого-то из своих детей. (Мне ли этого не знать: в клинике, занимающейся искусственным оплодотворением, я, пока ждал, перечитал почти все журналы.) Может быть, сейчас и двадцать первый век, но звание настоящего мужчины до сих пор тесно связано с его способностью продолжать род.
Знаю, я не виноват. Знаю, что не должен чувствовать себя неполноценным. Я знаю, что это заболевание, и, случись у меня остановка сердца или перелом ноги, я бы не считал себя слизняком, если бы нуждался в операции или гипсе, — тогда почему я испытываю неловкость из-за бесплодия?
Потому что в длинном-длинном списке это еще одно доказательство того, что я неудачник.
Осенью очень тяжело найти работу тому, кто занимается ландшафтами. Я сбиваю львиную долю оставшихся листьев, коротко стригу газоны, подготавливая их к зиме. Обрезаю лиственные деревья и кустарники, цветущие осенью. Мне даже удается уговорить парочку клиентов посадить несколько деревьев, пока земля не промерзла, — всегда приятно видеть результаты своих трудов, когда приходит весна, — и мне удается продать красные клены, листья которых осенью изумительного цвета. Но главным образом мне эта осень запомнилась тем, что придется увольнять всех подсобных рабочих, которых я нанимал летом. Обычно я оставляю одного-двух помощников, но только не этой зимой — я и так по уши в долгах, а работы кот наплакал. Моя ландшафтная фирма из пяти человек превращается в одного человека, который предоставляет услуги по уборке снега.
