Уэйд Престон лезет во внутренний карман пиджака и достает свою визитную карточку.
— Может быть, встретимся на следующей неделе? — предлагает он. — Нам многое нужно обсудить, прежде чем сдвинуть дело с мертвой точки.
Пастор Клайв уводит его знакомиться с остальными прихожанами, и напоследок адвокат снова одаривает меня лучезарной улыбкой.
На моей тарелке шесть пончиков, но у меня пропал аппетит. В действительности меня просто тошнит.
Потому что правда в том, что механизм запущен.
Лавина уже преодолела половину горы.
За день до нашей встречи с Уэйдом Престоном, которая должна была состояться в кабинете пастора Клайва — последний решил, что нам не помешает поговорить наедине, — мне снится сон. Лидди уже беременна, и вместо одного Рейда в родильном зале собрались десятки людей, все в медицинских халатах и голубых масках. Я никого не узна?ю, вижу только глаза.
У Лидди между ногами сидит пастор Клайв и ведет себя как врач. Он опускает вниз руки, чтобы принять ребенка.
— Ты просто умница, — уверяет он, когда она кричит, выталкивая окровавленный комок, младенца, в наш мир.
Акушерка берет ребенка, пеленает его и неожиданно открывает от удивления рот. Она подзывает пастора Клайва, который заглядывает в складки голубенького одеяльца и произносит:
— Очаровательный Иисус.
— Что-то не так? — спрашиваю я, протискиваясь сквозь толпу. — В чем дело?
Но меня никто не слышит.
— Может быть, она не заметит, — шепчет акушерка и протягивает Лидди ребенка. — Вот ваш сынок, — воркует она.
Лидди приподнимает кончик одеяла, в которое закутан новорожденный, и начинает визжать. Она едва не роняет младенца. Я вовремя подбегаю и успеваю его поймать.
Тут-то я и замечаю, что у него нет лица.
Вместо этого пятнистый овал из шишек и нарывов, а на месте рта — рубец.
— Мне он не нужен! — кричит Лидди. — Это не мой ребенок!
Один из зрителей в маске делает шаг вперед. Он выхватывает у меня ребенка и начинает вылепливать плоть (холмик — нос, два отпечатка большого пальца — глаза), как будто ребенок сделан из глины. Он глядит на это личико так, словно ничего прекраснее ему видеть не доводилось.
— Вот, — произносит он, снимает маску и улыбается.
И тогда я узнаю Зои.
Я вхожу в кабинет пастора Клайва на встречу с Уэйдом весь в поту, у меня даже рубашка намокла. Боюсь, он решит, что я или наркоман, или у меня непонятное нарушение обмена веществ, хотя на самом деле мне было просто страшно открыть ему то, о чем я думал все утро.
А именно: возможно, я совершаю ошибку. Конечно, я хочу помочь Лидди и Рейду… но не хочу обижать Зои.
Уэйд был в очередном идеально сшитом костюме, на этот раз с едва заметным серебристым отливом, что делало его похожим на Иисуса, каким его изображают на полотнах, — немного ярче, чем окружающие его люди.
— Рад видеть тебя, Макс, — говорит Уэйд, пожимая мою руку. — Должен признаться, что после нашего воскресного разговора ты не выходишь у меня из головы.
— Правда? — спрашиваю я.
— Мы сейчас должны обсудить все в подробностях, поэтому я буду задавать вопросы, а ты постарайся откровенно на них ответить.
— Можно сперва я спрошу? — интересуюсь я.
Он кивает.
— Безусловно!
— На самом деле это не совсем вопрос. Скорее утверждение. Я имею в виду, что у меня есть право распоряжаться этими эмбрионами, но ведь у Зои оно тоже есть.
Уэйд присаживается на краешек письменного стола Клайва.
— Ты на сто процентов прав, по крайней мере, если рассматривать этот вопрос поверхностно. Вы с Зои имеете одинаковые гаметические права на эти эмбрионы. Но позволь тебя спросить: ты собирался воспитывать этих нерожденных детей в гетеросексуальной семье вместе со своей бывшей женой?
— Да.
— Однако, к сожалению, ваш брак развалился.
— Вот именно! — восклицаю я. — Все пошло не так, как мы планировали. Но в конце концов она, похоже, нашла свое счастье. Возможно, ни вы, ни я так бы не поступили, но зачем мне разрушать ее мечту? Я всегда считал, что она будет хорошей матерью. И она уверяла, что я не обязан выплачивать алименты на ребенка…
— Не торопись! — останавливает меня Уэйд, поднимая руку. — Давай сперва уясним одну деталь. Прежде всего, если ты даже отдашь этих нерожденных детей Зои, ты все равно останешься их отцом. Макс, эти маленькие люди… они уже существуют. Поэтому, даже если они будут расти в семье лесбиянок, ты будешь обязан выплачивать алименты. И даже если твоя бывшая жена сейчас не требует выплачивать их, в любой момент этот ребенок может прийти к тебе и сказать, что ему необходима твоя материальная и эмоциональная поддержка. Зои может говорить, что ты не обязан общаться с ребенком, но не ей принимать подобные решения. — Он складывает руки на груди. — Также ты утверждаешь, что твоя бывшая жена была бы хорошей матерью, — и я нисколько не сомневаюсь, что это правда. А как же твои брат и невестка?
Я смотрю на пастора Клайва.
— Они стали бы лучшими родителями, которых я только могу представить.
— А как насчет любовницы твоей бывшей жены?
— Я мало что о ней знаю…
— Только то, что она хочет забрать у тебя твоих детей, — замечает Уэйд.
Вот все, что мне известно о Ванессе: у меня была жена, жена, которая меня любила, занималась со мной любовью, а теперь неожиданно она спит с другой женщиной, которая соблазнила ее.
Пастор Клайв подходит к большой Библии, лежащей на аналое, и зачитывает вслух:
— «Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставив естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение». Вот что Господь говорит о гомосексуализме в Послании к Римлянам, стихи 26—27, — сказал пастор. — Гомосексуализм — это извращение. За которое следует наказывать.
— А что, если родится мальчик, Макс? — спрашивает Уэйд. — Ты хотя бы отдаешь себе отчет, что у него все шансы стать гомосексуалистом, если позволить воспитывать его двум лесбиянкам? Честно говоря, даже если бы Зои получила титул «Мать года», кто в этой семье будет папой? Как твой сын научится быть мужчиной?
Я качаю головой. На этот вопрос у меня нет ответа. Если ребенок попадет к Рейду и Лидди, у него будет самый замечательный отец. Отец, которого я сам искал всю жизнь.
— Лучшее решение, которое ты как отец можешь принять, — продолжает Уэйд, — даже если это будет твое единственное решение в роли отца, — спросить себя, как будет лучше для твоего ребенка.
