— Ни копейки, — отвечает Анжела. — И я говорю в буквальном смысле. Наша организация некоммерческая. Мы уже более тридцати лет защищаем в Новой Англии гражданские права геев, лесбиянок, транссексуалов, бисексуалов и неопределившихся. Мы довели до суда дело, ставшее прецедентом, — дело «Гудридж против Министерства здравоохранения», в котором утверждалось, что неконституционно запрещать геям вступать в брак, — и в результате Массачусетс стал первым штатом, где узаконили однополые браки еще в две тысячи четвертом году. Мы отстаивали права геев на усыновление, чтобы сожитель или сожительница биологического родителя ребенка могли усыновить этого ребенка и стать ему вторым законным родителем, при этом биологическая мать не лишается своих прав. Мы бросили вызов федеральному Закону о защите брака. Ваш случай соответствует именно нашему профилю, — говорит Анжела, — равно как и случай твоего бывшего мужа соответствует тому, чем занимается Уэйд Престон.
— Ты знакома с этим адвокатом? — спрашиваю я, тоже переходя на «ты».
Она хмыкает.
— Знаешь, чем отличаются друг от друга Уэйд Престон и гриф? Программой лояльности авиакомпании. Уэйд — свихнувшийся гомофоб, который путешествует по стране, пытаясь заставить правительства штатов внести изменения в свои конституции и запретить однополые браки. Он — Анита Брайант и Джесси Хелмс нашего тысячелетия в одном флаконе, к тому же засунутый в костюм от «Армани». Но он играет жестко и грубо, поэтому процесс будет не из приятных. Он наверняка привлечет средства массовой информации и поставит суд на уши, потому что захочет склонить общественность на свою сторону. Он представит вас как наглядный пример не состоящих в законном браке нехристей, которые недостойны воспитывать ребенка. — Анжела переводит взгляд с меня на Зои. — Я должна знать, что вы обе готовы к этой долгой борьбе.
Я беру Зои за руку.
— Абсолютно.
— Но мы состоим в браке, — возражает Зои.
— Только не по законам великого штата Род-Айленд. Если бы дело рассматривалось в суде Массачусетса, ваши позиции были бы намного прочнее, чем в вашем родном штате.
— А как же миллионы традиционных пар, которые не состоят в браке, но воспитывают детей? Почему никто не подвергает сомнению их родительские способности?
— Потому что Уэйд Престон сделает все, чтобы это дело рассматривалось как вопрос о предоставлении опеки, даже несмотря на то, что мы говорим не о детях, а об имуществе. А поскольку дело касается опеки, под прицелом окажется ваш моральный облик.
Зои качает головой.
— Биологически это мой ребенок.
— На это тебе возразят, что это ребенок и Макса тоже. У него столько же прав на эти эмбрионы, как и у тебя. А Престон станет убеждать, что у отца более высоконравственные планы на этих нерожденных детей.
— Ну, Макса трудно назвать образцовым отцом-христианином, — говорю я. — Он не женат. Бывший алкоголик.
— Отлично, — бормочет Анжела, записывая это себе в блокнот. — Это может пригодиться. Но мы все еще не знаем, как Макс намерен поступить с этими эмбрионами. Наша задача — представить вас любящей, преданной парой, которая крепко стоит на ногах и пользуется уважением коллег.
— И этого будет достаточно? — удивляется Зои.
— Не знаю. Мы не в состоянии контролировать дикую гонку, которую намерен начать Уэйд Престон, но у нас сильные позиции, и мы не позволим ему подмять нас под себя. А сейчас мне нужно больше узнать о вас. Когда вы поженились?
— В апреле, в Фолл-Ривере, — отвечаю я.
— А где проживаете в настоящий момент?
— В Уилмингтоне, штат Род-Айленд.
Анжела делает пометки.
— Проживаете вместе?
— Да, — отвечаю я. — Зои переехала ко мне.
— У вас собственный дом?
Я киваю.
— В нем три спальни. Для детей у нас достаточно места.
— Зои, — продолжает задавать вопросы Анжела, — я знаю, ты лечилась от бесплодия и не имеешь детей. А ты, Ванесса? Ты когда-нибудь была беременна?
— Нет.
— Но у нее нет проблем с бесплодием, — добавляет Зои.
— Я думаю, что нет. Лесбиянкам не от кого беременеть, поэтому никогда не знаешь наверняка.
Анжела усмехается.
— Давайте немного поговорим о Максе. Когда вы были женаты, он пил?
Зои опускает глаза.
— Иногда я находила спрятанную бутылку, но тут же ее выбрасывала. Он знал, что я выливаю спиртное, — в конце концов, он сам относил пустые бутылки в утилизацию. Но мы никогда об этом не говорили. Если я находила тайник, то выливала содержимое бутылки в раковину, а он начинал вести себя как образцовый муж: предлагал помассировать спинку, водил в ресторан… Это продолжалось до того момента, пока я не находила очередную бутылку в мешках для пылесоса или за лампочками в туалете.
— Макс когда-либо прибегал к насилию?
— Нет, — отвечает Зои. — Мы прошли через ад, пытаясь завести ребенка, но я ни секунды не сомневалась в том, что он меня любит. Сейчас слова, которые срываются с губ Макса, совершенно не его. Так мог бы сказать его брат.
— Брат?
— До нашего знакомства с Максом о нем пекся Рейд, он же отправил его в организацию анонимных алкоголиков. Рейд член церкви Вечной Славы, куда теперь ходит и Макс. Макс живет у брата.
— Знаете, как называется монашка, которая успешно сдает экзамен, дающий ей право заниматься юридической практикой? — спрашивает Анжела, лениво просматривая исковое заявление, которое я, предварительно позвонив, отправила ей по факсу. — Сестра в законе
[18]
.
Сидящая рядом Зои смеется.
— Вот это другой разговор! — восклицает Анжела. — Пока адвокат может смешно шутить, надежда еще жива. А шуток я знаю миллион. — Она кладет факс на стол. — Здесь много религиозных терминов. А не мог Рейд повлиять на решение Макса подать иск?
— Или Клайв Линкольн, — отвечает Зои. — Он пастор этой церкви.
— Приятный мужчина, — отвечает Анжела, закатывая глаза. — Однажды он выплеснул на меня ведро краски на ступеньках суда в Массачусетсе. Макс всегда был религиозен?
— Нет. Когда мы поженились, то даже прекратили ходить в гости к Рейду с Лидди, потому что стало казаться, что нам постоянно читают проповеди.
— Как тогда Макс относился к гомосексуализму? — задает следующий вопрос Анжела.
Зои прикрывает глаза.
— Не помню, чтобы мы вообще затрагивали эту тему. Я к тому, что открыто он не выражал свою нетерпимость, но, с другой стороны, и за права геев не ратовал.
— Сейчас у Макса есть девушка?
— Не знаю.
— Когда вы сообщили ему, что хотите подсадить эти эмбрионы, он вам сказал что-нибудь о том, что имеет на них виды?
