Она ждет, пока я успокоюсь, а потом велит явиться завтра в суд, чтобы подать ходатайство. Когда я сажусь в машину, звонит мой сотовый.
— Ты уже дома? — спрашивает Ванесса.
Я должна рассказать ей о визите Анжелы; об Уэйде Престоне. Но когда любишь человека, хочешь его защитить. Я могу потерять доверие, репутацию, карьеру — но опять-таки, это моя война. Это мой бывший муж, мои эмбрионы от предыдущего брака. Ванесса оказалась замешана в этой возне по единственной причине: она, к несчастью, влюбилась в меня.
— Нет, еще появились дела, — отвечаю я. — Расскажи мне о мадам с ульем.
Но Ванессу не проведешь.
— Что случилось? Ты что, плакала?
Я закрываю глаза.
— Кажется, я заболеваю.
И понимаю, что солгала ей в первый раз.
Нам с мамой понадобилось два часа, чтобы поменять всю мебель в моей старой спальне и в ее комнате. Она решила, что ей необходим новый ракурс, а разве можно придумать лучшее начало дня, чем новая окружающая обстановка?
— К тому же, — добавляет она, — твое окно выходит на запад. Я уже устала просыпаться, когда в окно светит солнце.
Я окидываю взглядом ту же кровать, ту же мебель.
— Следовательно, по сути, ты сама себе инструктор по персональному росту?
— Как я могу рассчитывать, что мои клиенты будут следовать моим советам, если сама им не следую?
— И ты искренне считаешь, что переезд на три метра по коридору способен коренным образом изменить твою жизнь?
— Вера — это дорога, по которой мы идем к достижению своей мечты. Будешь верить, что можешь что-то сделать, или не будешь верить в свои силы — и каждый раз будешь права.
Я закатываю глаза. Я знаю, что не так давно возникло движение «Помоги себе сам», которое исповедовало эти же каноны. Помню, читала в газете о старшекласснице, которая записалась на занятия по философии, но не стала готовиться к тесту на проверку академических способностей, потому что понадеялась на компьютерную программу по подготовке к экзаменам. Излишне говорить, что она смогла поступить только в техникум и принялась жаловаться на телевидение, что все на самом деле полная ерунда.
Я окидываю взглядом то же старое постельное белье, ту же мебель.
— Разве идея не лишается смысла, если ты начинаешь новую жизнь со старыми вещами?
— Честно скажу, Зои, ты иногда такая нудная. — Мама вздыхает. — Я бы с радостью поработала над твоим персональным ростом, причем бесплатно.
— Спасибо, как-нибудь в другой раз.
— Как знаешь.
Я ложусь на матрас и вижу веснушки мерцающих в темноте звезд на потолке.
— Я совсем о них забыла, — признаюсь я.
После смерти отца я помешалась на привидениях. Я отчаянно хотела, чтобы он стал одним из них, надеялась, что однажды проснусь посреди ночи, а он сидит на краешке моей кровати и от его шепота по спине бегут мурашки. С этой целью я брала в библиотеке книги о паранормальной активности и пыталась проводить в своей спальне спиритические сеансы, а по ночам тайком спускалась вниз и смотрела фильмы ужасов, хотя должна была давно уже спать. Мой учитель заметил, как я изменилась, и сказал маме, что мне нужна помощь. Психиатр, который время от времени консультировал меня после смерти отца, согласился, что проблема требует пристального внимания.
Но мама отказалась от лечения. Она решила, что если я хочу, чтобы мой отец был призраком, значит, у меня есть на это веские причины.
Однажды за ужином она сказала:
— Мне кажется, папа не привидение. Он звезда, которая смотрит на нас сверху.
— Глупости! Звезда — это всего лишь сгусток газа, — подняла я ее на смех.
— А привидение? — возразила мама. — Спроси у любого ученого, и тебе все скажут, что каждую минуту рождается новая звезда.
— Умершие люди не становятся звездами.
— Коренные жители Америки с тобой не согласились бы.
Я задумалась над ее словами.
— А куда же звезды прячутся днем?
— В том-то и фокус, — ответила мама. — Они на небе и смотрят на нас, но мы слишком заняты, чтобы их замечать.
На следующий день, пока я была в школе, мама приклеила на потолок маленькие пластмассовые звездочки. Вечером мы вместе лежали на кровати, укрывшись моим одеялом. Я не вылезла тайком из кровати, чтобы посмотреть фильм ужасов. Я заснула в маминых объятиях…
Сейчас я смотрю на нее.
— Ты думаешь, что сложилось бы по-другому, если бы папа был жив?
— Конечно, — уверяет мама, опускаясь рядом со мной на кровать. — Но мне кажется, что он все равно гордился бы тобой.
После ухода Анжелы я заехала домой, вошла в Интернет, загрузила радиошоу Джо Хоффмана и прослушала, как они с Уэйдом Престоном болтали о статистике: дети, выросшие в однополых семьях, вероятнее всего, сами попытаются завести однополые отношения; дети однополых родителей стыдятся того, что друзья узнают об их семейном укладе; матери-лесбиянки делают из сыновей неженок, а дочерям прививают мужской стиль поведения.
— Мой судебный процесс обсуждался в программе Джо Хоффмана, — признаюсь я.
— Знаю, слышала, — отвечает мама.
— Ты такое слушаешь?
— Я настраиваю эту радиостанцию, когда занимаюсь на беговой дорожке. Я выяснила, что когда злюсь, то иду быстрее. — Она смеется. — Группу «Раш» я приберегаю для упражнений на пресс.
— А если он прав? А если у меня родится мальчик? Я не знаю, как воспитывать мальчиков. Ничего не знаю о динозаврах, конструкторах, не умею играть в мяч…
— Дорогая, к детям не прилагаются инструкции. Ты научишься, как мы все учились: почитаешь о динозаврах, поищешь в Интернете информацию о трелевочных тракторах и экскаваторах. И чтобы купить бейсбольную рукавицу, пенис тоже не обязателен. — Мама качает головой. — Неужели, Зои, ты позволишь посторонним людям указывать тебе, кем быть?
— Ты должна признать, что жить было бы проще, если бы папа был с нами, — говорю я.
— Да. В одном я согласна с Уэйдом Престоном: каждый ребенок должен расти в полноценной семье. — Она широко улыбается. — Именно поэтому необходимо легализовать однополые браки.
— Когда это ты стала такой гей-активисткой?
— Я не борюсь за права геев. Я борюсь за права Зои. Если бы ты призналась, что вегетарианка, не могу обещать, что я перестала бы есть мясо, но боролась бы за твое право его не есть. Если бы ты сказала, что постриглась в монашки, не обещаю, что сама бы постриглась, но я прочла бы Библию, чтобы нам было о чем разговаривать. Но ты лесбиянка, именно поэтому мне известно, что американская ассоциация психологов утверждает, что процент детей, которые выросли в однополой семье и считают себя людьми с традиционной ориентацией, равен проценту детей из гетеросексуальных семей. Мне известно, что нет научно обоснованных доказательств того, что голубые родители хуже, чем родители с традиционной ориентацией. По сути, есть определенные плюсы в том, что тебя воспитывают две мамы или два папы, — во-первых, есть с чем сравнивать. К тому же девочки играют и одеваются, разрушая гендерные стереотипы, а мальчики стараются быть более нежными, более воспитанными и менее беспорядочными в связях. И, вероятно, благодаря тому, что они всю жизнь задаются вопросами, дети, выросшие в однополых семьях, более приспособлены к жизни.
