Медсестра нахмурилась.
— Каждые роды очень индивидуальны, — задумчиво сказала она, — но определенная связь действительно существует.
Николас почувствовал, что сидящая рядом Пейдж напряглась.
— Интересно, — прошептала она.
Внезапно он вспомнил, что накануне вечером вернулся домой из больницы и застал Пейдж в слезах. Она сидела на диване в ночной сорочке без рукавов, несмотря на то что на улице было очень холодно. Слезы катились по ее щекам, а она даже не пыталась их вытирать. Ее нос покраснел, глаза распухли. Николас бросился к ней и обнял, стараясь понять, что происходит.
Продолжая всхлипывать, Пейдж кивнула в сторону телевизора, по которому показывали какую-то пресную рекламу «кодака».
— Я ничего не могу с собой поделать, — пробормотала она. — Это от меня не зависит…
— Николас? — повторила медсестра.
Остальные будущие отцы косились на него и ухмылялись. Пейдж похлопала его по руке.
— Ну давай же, — подбодрила она его. — Это нестрашно.
Медсестра уже протягивала ему нечто, похожее на огромную белую миску, снабженную ремнями и застежками.
— В честь вашего первого занятия, — сказала она, подавая Николасу руку и помогая ему встать. — Это Живот сочувствия.
— О господи! — выдохнул Николас.
— Пейдж носит живот уже семь месяцев, — упрекнула его сестра. — Неужели вы не вытерпите каких-то полчаса?
Николас сунул руки в отверстия, не сводя с медсестры возмущенного взгляда. Вся штука весила тридцать четыре фунта, а в мягком накладном животе что-то непредсказуемо болталось из стороны в сторону. Николас шевельнулся, и что-то твердое вонзилось ему прямо в мочевой пузырь. Медсестра застегнула ремни вокруг его талии и на плечах.
— Попробуйте пройтись, — предложила она.
Николас знал, что она хочет, чтобы он упал. Он осторожно поднимал и опускал ноги, бесстрашно неся перед собой этот странный болтающийся груз и стараясь не обращать внимания на боль в пояснице. Он пересек комнату и с торжествующим видом обернулся к аудитории и Пейдж. Но тут сзади раздался голос медсестры.
— Бегите! — распорядилась она.
Николас расставил ноги пошире и попытался двигаться быстрее. Это скорее походило на какие-то нелепые прыжки, чем на бег. Кое-кто из женщин засмеялся, но лицо Пейдж осталось неподвижным. Медсестра бросила на пол ручку.
— Николас, — опять заговорила она, — вы не могли бы мне ее подать?
Николас попытался потянуться вниз, согнув колени, но жидкость в Животе сочувствия сместилась влево, заставив его потерять равновесие. Он упал на четвереньки и опустил голову.
Все пространство вокруг заполнил хохот. Он звенел у него в ушах, от него вибрировал пол. Николас поднял голову и окинул взглядом всех этих мужей и жен. Одобрительными аплодисментами они благодарили его за представление. И тут он увидел свою жену.
Пейдж сидела очень тихо. Она не улыбалась и не хлопала. На ее щеке блестела серебристая полоска, и он увидел, как она подняла руку, чтобы смахнуть слезу. Она наклонилась вперед и встала на колени, после чего с трудом выпрямилась и подошла к нему.
— У Николаса был очень трудный день, — сказала она. — Мы лучше пойдем.
Она расстегнула пряжки Живота сочувствия и стянула его с плеч мужа. Медсестра подоспела вовремя и подхватила Живот прежде, чем он оказался в руках Пейдж. Николас улыбнулся всем и пошел к выходу вслед за женой. Подойдя к машине, она втиснулась за руль и закрыла глаза, как будто у нее что-то болело.
— Я не могу видеть тебя в таком состоянии, — прошептала она.
Когда она открыла свои ясные небесно-голубые глаза, то смотрела куда-то вдаль, сквозь стоящего перед ней мужа.
Глава 13
Пейдж
Я родила в разгар урагана четвертой категории опасности. Подходил к концу восьмой месяц беременности. Весь день я просидела на диване, чувствуя себя вялой и неповоротливой от жары. По радио то и дело передавали предупреждение о надвигающейся буре. Сезон дождей, идущих с северо-востока, начался на три месяца раньше обычного, что, по мнению синоптиков, представляло собой совершенно аномальное явление. Они советовали населению заклеить окна и набрать в ванну воды. В другое время я бы так и поступила, но сейчас у меня не было на это сил.
Николас вернулся домой только в полночь. К этому времени поднялся сильный ветер, порывы которого напоминали жалобный плач ребенка. Николас разделся в ванной и осторожно, стараясь не разбудить меня, скользнул под одеяло. Но я спала очень чутко, потому что меня беспокоили ноющие боли в спине, и я уже три раза вставала в туалет.
— Прости, — прошептал Николас, когда я пошевелилась.
— Ничего, — успокоила его я, перекатываясь в сидячее положение, — мне не помешает еще раз навестить туалет.
Я встала и почувствовала, что на мои ноги капает вода. Спросонья я решила, что это дождь, каким-то образом проникший внутрь дома.
Прошло еще два часа, и я поняла, что со мной что-то не так. Хотя воды не отошли и вообще все происходило не так, как рассказывали на занятиях по методу Ламазе, стоило мне сесть на постели, как тонкая струйка жидкости начинала стекать по моим ногам.
— Николас, — дрожащим голосом позвала я, — я протекаю.
Николас перевернулся на другой бок и натянул подушку на голову.
— Скорее всего, нарушилась целостность амниотического мешка, — пробормотал он. — У тебя в запасе еще целый месяц. Ложись спать, Пейдж.
Я схватила подушку и швырнула ее через всю комнату. От страха мои внутренности как будто завязались в тугой узел.
— Я не пациентка, черт побери, — крикнула я, — я твоя жена!
Наклонившись вперед, я разрыдалась, а потом встала с постели и зашлепала в ванную. Жжение переползло с поясницы на живот, опоясало его и засело где-то глубоко под кожей. Больно мне не было, во всяком случае пока. Но я узнала это ощущение, которое медсестра на занятиях Ламазе силилась и никак не могла описать. У меня начались схватки. Вцепившись в край умывальника, я уставилась на свое отражение в зеркале. Мои внутренности опять начали завязываться в узел. Невидимые руки сжимали меня изнутри, как будто пытаясь втянуть меня внутрь живота. Это напомнило мне научный фокус, который сестра Беатриса показала нам в одиннадцатом классе. Она закачивала дым в банку из-под пепси-колы, пока в ней совсем не осталось кислорода. Заткнув банку резиновой пробкой, сестра осторожно коснулась ее стенки, тут же втянувшейся внутрь. На наших глазах банка сморщилась, как будто ее раздавила невидимая сила.
— Николас, помоги, — прошептала я.
Пока Николас звонил моему врачу, я начала собирать сумку. До предполагаемого срока родов действительно оставался еще целый месяц. Но я знала, что если бы даже уже наступил май, моя сумка все равно не была бы собрана. Это означало бы, что я смирилась с неизбежным, в то время как я до самой последней минуты до конца не осознавала того, что мне предстоит стать матерью.
