Немного побродили вдоль набережной, над серой Шантарой. Оба
молчали. Антон Павлович, гордо задрав ришельевскую эспаньолку, провидчески
взирал на правый берег, над которым висела серая пелена индустриального смога –
половина заводов была остановлена, однако новая Россия продолжала иждивенчески
прирастать старой Сибирью… Насколько Родион мог судить, ни одна из машин,
проехавших за это время мимо набережной, не выказывала желания остановиться,
два раза одна и та же не показывалась. И среди редких прохожих новых лиц не прибавилось.
Отвязались…
– Ну как? – осторожно спросила Соня.
– Так… – махнул он рукой. – Жрать уселись.
Соня на миг прижалась к нему, но тут же отстранилась, словно
боясь рассердить его своим сочувствием.
– Приходила мне повестка… – сказала она.
– В уголовку?
– Ага. Допрашивала какая-то рыжая кошка в майорских погонах.
Шевчук ее фамилия. Улыбается, а глаза змеиные…
– По-моему, недалекая мусорня. Думаешь, у них погоны
известным местом не зарабатывают?
– Кто ее знает… – пожала плечами Соня. – Может, и дура,
но баба ядовитая. Нет, обошлось без подковырочек, но если такая вцепится, до
кости кусанет…
– Брось, – сказал Родион. – Все нормально прошло?
– Ага. Она меня особенно и не теребила. Так, формальности.
Я, конечно, держала ушки на макушке. Да, хотим пожениться. Да, расходились вы с
женой культурно, без битья тарелок и физиономий. Да, мы с тобой уже познали
друг друга, что по нынешним временам позволительно любому, а уж жениху с
невестой – тем более.
– Было что-нибудь типа: «А где он был в такие-то дни?»
– Ты знаешь, нет, – сказала Соня. – Я, вообще-то,
ждала, чем черт не шутит… Но она этой темы и не затрагивала.
– Значит, все прекрасно, – вздохнул он
облегченно. – Мы с тобой вне подозрений…
– Касаемо чего? – быстро спросила она.
Родион посмотрел на нее – она потупилась, зачем-то дернула
плечиком, – с расстановкой сказал:
– Касаемо всех наших подвигов на ниве экспроприации
экспроприаторов, конечно. Все, что мы наворотили, ведению уголовки как раз и
подлежит… – и на всякий случай поторопился перевести разговор. – Звонила?
– Ага. Конспирации ради не ему самому, а одной знакомой,
которая точно знает, где он есть… Сидит дома.
– Прекрасно, – сказал он сквозь зубы. – Образец
при мне – ну кто бы вздумал на похоронах обыскивать убитого горем мужа? Так что
поехали…
…Виталик с глубокомысленно-загадочным видом набрал на кончик
ложечки рассыпчатую розовую массу, послюнил палец, попробовал крупинку на язык,
возведя глаза к потолку. Пожевал губами. Поджег щепотку на блюдечке, приблизив
его к носу…
Родион зорко и недоверчиво наблюдал за ним, сидя на широком
поручне дивана. Квартирка была однокомнатная, маленькая, но, в
противоположность логову злосчастного Витька, содержавшаяся в идеальной чистоте
и порядке. Даже сейчас, восседая за столом в сером спортивном костюме, юный
деятель эскорт-бизнеса щеголял безукоризненной, волосок к волоску, прической.
Вел он себя спокойно, без всяких внешних признаков удивления
согласившись провести экспертизу, но Родион сторожил каждое его движение,
наученный горьким опытом. Паренек это чуял, но виду не показывал, движения
остались столь же расслабленными.
Соня беспокойно ерзала в кресле.
– Интересно… – сказал, наконец, Виталик, страдальчески
покосился на дымившую, как паровоз, Соню (сам он не курил, сигарет на столе не
видно), но смолчал. Поднял глаза на Родиона. – И какие ваши проблемы?
Не моргнув глазом, Родион спокойно сказал:
– Мне предлагают купить.
– Ну и?
– Немного сомневаюсь в качестве. Заверяют, что товар якобы
первосортный, но я не специалист. Хотелось бы вас послушать. Процент обговорим…
– И много предлагают?
– Поллитровую банку, – сказал Родион, осторожности ради
занизив количество непонятной субстанции ровно наполовину. – Я видел
товар, весь он выглядит точно также…
– И вы совершенно не разбираетесь? Родион молча развел
руками, усмехнулся:
– Бич нашего века – узкая специализация…
– Ну не тяни ты кота за хвост, Виталька… – нетерпеливо
вмешалась Соня.
– Хорошие вы мои… – протянул парень с отрешенным
видом. – Значит, целую поллитру? А вы сомневаетесь?
В комнате почувствовалась нехорошая напряженность. С
каменным лицом Родион легонько прижал левый локоть к боку, почувствовав под
тонкой курткой рукоятку гнуснопрославленного «ТТ». Под костюмчиком у сопляка
нигде не выпирает, да и расстегивать «молнию» придется долго, стол без ящиков,
и на столе ничего похожего на прикрытое газетой оружие… Нет, рано пока
дергаться.
– А давайте в открытую? Ради экономии времени? –
спросил вдруг Виталик. – Сколько вы этого добра сперли?
Родион сделал оскорбленное лицо:
– Лексикончику вас…
– Простите, достопочтенный Робин Гуд, – поклонился
Виталик. – Сформулирую иначе: сколько вы этого добра обрели? И, что
гораздо существеннее, не сопровождалось ли это обретение некими действиями,
после которых кто-нибудь расстался с бессмертной душой?
– Ладно, – сказал Родион. – Не понимаю подвоха, но
просекаю где-то подвох… Сперли. Каемся. Насколько я понимаю, вы вовсе не горите
желанием поделиться этими откровениями с гражданами в мышастых кительках? Вот и
прекрасно. Предложение насчет процента остается в силе. Можем даже взять в долю
– на разумных условиях…
– Чтобы я продал? – усмехнулся Виталик.
– Почему бы и нет? Трупов не осталось. Ни единого. Даже
раненых нет. Вас это вдохновляет?
– Ничуть.
– Почему? – серьезно спросил Родион. – В самом
деле, не тяните кота за хвост…
– Хорошо… – Виталик играл ложечкой.
На лице у него Родион увидел не алчность, не желание
обставить недотеп – страх… Что-то тут было не так.
– Сколько у вас всего?
– Примерно литр, – сказал Родион. – Если считать
банками.
И увидел, что щекастенькая физиономия Виталика еще более
вытянулось.
– Артисты… – сказал парень тихо. – Предложили им…
Мистер Робин Гуд, тут могут быть только два объяснения, напросившиеся
практически мгновенно: неспециалисту такой товар никто не предложит на толкучке
и не поднесет на блюдечке. Либо продавец был еще большим растяпой, либо… Ну, вы
сами признались.
– Короче, – бросил Родион грубо.
– Это кокаин.
– Но кокаин же белый? – в голос воскликнули Родион с
Соней.
