Родиону довольно скоро надоело изводить их хамскими
репликами, и он немного унялся – правда, старательно ходил по пятам и вслух
беспокоился, как бы не прилипло к рукам визитеров что-нибудь ценное, а также напоминал
иногда старичкам, чтобы смотрели внимательнее, иначе наследники Берии
что-нибудь подбросят, а потом нахально внесут в протокол…
После особенно едкой реплики Даша все же не вытерпела –
повернулась в его сторону и тем же ровным голосом бросила:
– Вы удивительно печальны для человека, потерявшего всех
близких…
Родион пожал плечами, решив, что и в самом деле несколько
перегнул. Но на помощь тут же бросилась добрейшая Татьяна Илларионовна,
звенящим от волнения голосом заявив Даше:
– Если вы, милочка, не понимаете, что человек в таком
положении будет изо всех сил изображать веселость, чтобы скрыть свои
переживания от ворвавшейся в дом бесцеремонной орды – вам бы следовало
переменить профессию. Можете быть уверены, я постараюсь в письме прокурору
должным образом отразить и ваши циничные реплики.
«Умри, Денис, лучше не напишешь!» – воскликнул про себя
Родион, мысленно поаплодировав старушке. Даша спокойно сказала:
– Постараюсь учесть ваши замечания.
И вообще перестала смотреть в сторону Родиона. Нужно отдать
должное ее банде – вели себя, в общем, тактично и деликатно, аккуратно ставили
назад на полки пролистанные книги, скрупулезно клали вещи на место, иногда тем
же безлично-вежливым тоном спрашивая у Родиона, правильно ли они наводят
порядок. Теперь у него не осталось никаких сомнений, что Меч-Кладенец,
обаятельный тиранозавр ушедшей эпохи, нажал на все кнопки, до каких мог
дотянуться, быть может, и не в одном только Шантарске – даже сейчас в столице
сидели на хороших постах отпрыски его былых друзей и родственники
родственников. Сталинские византийцы искусством интриги владели с
виртуозностью, превышающей понимание потомков…
В финале он заявил, что протокола подписывать не будет. Даша
без возражений отстала. Старички тоже было решили не оставлять своих автографов
на гнусной бумаге, но Родион им заявил: наоборот, им, как честным и
беспристрастным свидетелям произвола, надлежит соблюсти законные формальности…
Интересно, на каком основании рыжей удалось выцарапать у
прокурора ордер на обыск? Пожалуй, он не возражал бы против долгого допроса –
не помешает узнать, что ей известно. Увы, когда почти все из ее банды
улетучились, она принялась надевать плащ с таким видом, словно Родиона не
существует вовсе.
– Я что, опять убил кого-то? – спросил он громко.
И невольно залюбовался ею – красавица, умница, великолепно
владеет собой. Идеальная была бы напарница…
– Ну что вы, Родион Петрович, – сказала Даша, стоя к
нему вполоборота. – Строго говоря, к вам этот обыск не имеет отношения. У
прокуратуры были основания подозревать, что смерть вашей жены связана с чем-то
незаконным, хранившимся у вас дома… Извините, я вынуждена изъять принадлежавший
вашей жене газовый пистолет, поскольку он был зарегистрирован на ее имя, а у
вас нет разрешения. Вы можете таковое оформить в установленном порядке, и тогда
пистолет вам вернут как наследнику…
– Оставьте себе, – сказал он. – А то еще обидит
кто-нибудь…
– Меня трудно обидеть, Родион Петрович, – отозвалась
Даша, не глядя на него. – Многие в этом убедились… Кстати, мы вчера
задержали одного молодого человека, давшего интересные показания…
– А доказательства у вас есть?
– Увы, нет. – Она повернулась к нему, глядя столь же
бесстрастно. – Боюсь, некто, будучи вызванным на допрос, заявит что-нибудь
вроде… – Она на миг задумалась. – Скажем, что мстил ветреной красотке,
однажды явившейся к нему домой в самом сексуальном виде и вступившей в интимную
близость, а потом отказавшейся таковую продолжать…
Они с чуть заметными напряженными улыбками смотрели друг
другу в глаза – прекрасно друг друга понимали, видели насквозь. Но не могли
причинить друг другу ни малейшего вреда…
«Умна, стерва», – мысленно похвалил Родион. Что-то в
этом роде он и заявил бы на допросе – извините, гражданин прокурор, но эта
рыжая явилась ко мне домой в самом откровенном виде, и мы немного порезвились
на диване, я, глупец, влюбился, но она меня использовала, как игрушку, я
потерял голову и послал первого попавшегося обормота с ней глупо пошутить…
Мальчишество? Быть может, но я был в полном расстройстве чувств… И ничего бы
она не доказала – те, кто ее сопровождал, поневоле показали бы чистую правду.
Долго оставалась с ним наедине в его квартире, имея на себе минимум ткани…
– Я угадала? – бесстрастно спросила она.
– Возможно, – сказал он. – Интересно, а что будет
с парнишкой, которого вы задержали?
– Придется отпустить, – пожала она плечами без
малейшего сожаления. – Меня такие хулиганчики не интересуют. Охочусь за
более вонючей дичью…
Старички насторожились, и Даша, мельком покосившись на них,
холодно кивнула Родиону:
– Прошу прощения за причиненные неудобства, Родион Петрович.
Вы вправе подать жалобу. Честь имею.
Родион и сам сейчас не знал, чего ему сильнее хочется –
грубо обладать ею или убить. Он победил, но триумф не вызвал особого ликования:
все чувства и эмоции словно бы сгладились, как песок под приливной волной. В
голове стоял странный покой, под череп словно запихали огромный ком ваты,
по-прежнему мягко пульсировавшей.
И, глядя, как навсегда уходит из его жизни Даша Шевчук, он
вновь подумал: «Какая была бы напарница…»
…Он был уверен, что слежки за ним нет. Залив полный бак
«форда», полтора часа кружил по городу, временами выбираясь за его пределы – то
к поросшим лесом сопкам, то в продуваемую неутихающими ветрами голую степь.
Никакой слежки. Однажды, правда, слева пролетел, держа по направлению к
Кузнецовскому плато, маленький «мусоршмитт» – сине-желтый милицейский вертолет,
но он слишком быстро скрылся с глаз, так что не стоило будоражить душу
параноическими мыслями о некоей супераппаратуре…
И тогда он, преисполненный холодной решимости, развернулся,
поехал к центру. Мимо кафе «Казачья ладья» он не раз проходил и проезжал раньше
– и бывал всякий раз удивлен тамошним безлюдьем. Кафе словно бы всегда закрыто
– но отчего-то не прогорало. Вот оно что оказалось…
Проехал мимо, не выделяясь из потока. Кафе было устроено в
маленькой квадратной пристроечке, одним срезанным уголком прильнувшей к
кирпичной девятиэтажке, – вроде в доме, но в то же время отдельно. Светлые
шторы, как всегда, задернуты, внутри горит неяркая люстра, на стене рядом с
входной дверью – мастерски вырезанный огромный барельеф из полированного
дерева, изображающий бородатых казаков, сгрудившихся на носу крутобокой ладьи с
выгнутым парусом. Красивый барельеф.
Проехав мимо, Родион свернул на параллельную улицу и загнал
машину на стоянку возле кондитерской. Попутные автомобили, как один, пролетели
мимо, не останавливаясь. Слежки не было. Нынешняя мода намереньям Родиона как
нельзя более благоприятствовала. Широкое и длиннополое пальто колоколом надежно
скрывало висевший дулом вниз коротенький автомат и заткнутый за пояс магазин.
