– Это Толмачев, – сказал Родион небрежно-барственным
тоном. – Михал Михалыч, вы бы проверили в двести тридцатом – вдруг эти
свиристелки телевизор не выключили, вечно с ними хлопоты…
– Будет сделано! – браво отрапортовал вахтер. Точно,
отставник.
Положил трубку и засеменил на второй этаж. Не теряя времени,
Родион повесил свою, быстро пошел ко входу Высокая стеклянная дверь в
металлической раме была лишена столь необходимого в Шантарске украшения, как
замок – отчасти из-за ненормированного рабочего дня господ коммерсантов,
отчасти из-за вышеупомянутого соседства милиции.
Распахнулась она бесшумно. Столь же тихо затворив ее за
собой, Родион на цыпочках пробежал в коридорчик направо, ко второй лестничной
клетке. Оказавшись меж первым и вторым этажом, прислушался. Полное безмолвие.
Вахтер, конечно, ни на йоту не поверил скороспелой байке насчет невыключенного
телевизора, зато не сомневался, что звонил подлинный Толмачев. Родиону
прекрасно было известно, что Толмачев, подобно всем прочим владельцам офисов,
регулярно платит вахтерам вторую нелегальную и неучтенную зарплатку, чтобы
ничему не удивлялись и рот держали на запоре. Сведениями этими (и кое-чем еще)
без особого удивления снабдил душевный человек Эдуард Петрович. Скорее всего,
вахтер подумает, что мимо его поста снова должны пройти телефонные девочки,
которых ему приличия ради наблюдать не полагается…
Все коридоры были ярко освещены, Родион бесшумно шагал по
ним, чувствуя себя персонажем фантастического рассказа о вымершей Земле.
Показалось на миг, что это продолжается Белоснежный Кошмар – и тело прошибла
неприятная судорога. Вообще, что-то с ним происходило – движения были
убыстренными, пусть и не суетливыми, кожа казалась необычно горячей, время от
времени без нужды поглядывал по сторонам, быстро, по-птичьи вертя головой.
Однажды померещилось, будто за угол моментально втянулась смутная
полупрозрачная тень. Это ничуть не испугало, но проходя мимо, он все же
заглянул за тот угол скрупулезности ради – и ничего такого не узрел. От
ярко-мертвенного света слегка резало глаза, затылок время от времени окатывало
жаркой волной…
Вот и нужная дверь. Родион прислушался, приблизив ухо к
замочной скважине. Изнутри не доносилось ни звука. Дверь прилегала плотно и
была старательно обита изнутри звуконепроницаемым покрытием, так что ничего
удивительного. Деловые люди обо всем позаботились. Но они сейчас там, никаких
сомнений. Родион сам видел, как машина Толмачева свернула на задний двор, к
черному ходу…
Проверив пистолет, сунул его за пояс. Достал плоский ключик,
примерился, держа его двумя пальцами, вспоминая, где расположен выключатель.
Мысленно прорепетировал всю последовательность действий.
Приставив ключик к скважине, уверенным толчком вогнал его до
упора, повернул дважды по часовой стрелке, одним прыжком ворвался во мрак,
прянул влево, протянул руку и, уже смутно различая в падавшем с заднего двора
свете бело-лилового фонаря внутренность комнаты, нажал выключатель, заранее
крепко зажмурившись.
Посчитав про себя до трех, открыл глаза. Для него переход от
мрака к яркому свету прошел совершенно безболезненно. Гораздо хуже пришлось
двум голым личностям, застигнутым на диване в интересной позиции – ничего
экстраординарного, впрочем, далеко не шедевр из «Камасутры»…
Оба повернули головы, так и не отклеившись друг от друга,
заморгали глазами, как ослепленные лучом прожектора совы. Им следовало бы
посочувствовать – живое воплощение растерянности и полного ошеломления, но
Родион, ухмыльнувшись, старательно запер за собой дверь, отошел к столу и,
опустившись в кресло, сказал совершенно будничным, как и было задумано, даже чуть
скучающим тоном:
– Мужик, ты бы с нее слез, в конце-то концов…
Оглядел комнату. Крохотный Эдем, затерянный в недрах сугубо
конторского здания: пестренькие, приятные для глаза обои, знакомый по
фотографии вишневый мини-диван, еще один, широченный, идеально приспособленный
для любых экспериментов на просторе, телевизор, холодильник, на столе бутылки,
конфеты, фрукты…
Толмачев опомнился – и сначала, джентльмен сраный, накинул
поднятую с ковра простыню на съежившуюся Лику, а уж потом прикрылся сложенной
ковшиком ладонью. Выпрямился, непроизвольно сделал шаг к сложенной на кресле
одежде…
– Стоять, козел!
Родион с несказанным наслаждением взял его на прицел. «ТТ» с
глушителем выглядел крайне убедительно. Субъект, наградивший его развесистыми
рогами, даже не пытался дергаться, успел просчитать ситуацию и оценить изрядное
расстояние, отделявшее его от обладателя пистолета…
– Сядь, – сказал Родион все так же лениво. –
Присядем же и побеседуем, как выражался господин кардинал… Значит, здесь и
трахаетесь согласно четкому расписанию? Есть один забавный анекдот: муж, стало
быть, вернулся из командировки…
– Я же тебе говорила… – вскрикнула Лика, глядя на своего
незадачливого партнера с порадовавшим Родиона отчаянием.
– Да? – с любопытством спросил Родион. – А позволь
узнать, что ты ему такое говорила? Что муженек умом подвинулся?
– Вот именно, – отрезала она с прежним почти
самообладанием, подобрала ноги, закуталась в простыню.
– Лика… – укоризненно процедил любовничек.
Судя по плавным, замедленным движениям и осторожному тону,
он, в отличие от разозленной подруги, прекрасно сознавал опасность, которой оба
подвергались. Вряд ли он был трусом – просто серьезно относился к направленному
на него оружию.
– Вот он у тебя умный, – сказал Родион. – А ты
дура. Будь любезна, объясни, где это в моих действиях прослеживается патология?
Разве что в том, что не спешу я вас согласно традиции стулом отколошматить…
Посмотрим. Как себя будете вести.
– Послушайте, – начал Толмачев, присевший рядом с
Ликой. – Давайте поговорим, как разумные люди…
– Интересно! – удивился Родион. – А я чем,
по-вашему, занимаюсь? Застукал женушку со стебарем – и, вместо того, чтобы бить
обоим морду лица, веду учтивые разговоры…
– Бывшую женушку, – отрезала Лика.
– Увы, не с точки зрения закона, – сказал он с
ухмылкой. – Это у вас что? – налил себе в чистый бокал белого вина,
неторопливо отпил пару глотков и развел руками: – Вам не предлагаю, вы сейчас
вроде как под арестом, так что никакой роскоши не полагается, уж не взыщите…
Глаза у нее потемнели от ярости. Но промолчала. Кавалер
сидел не шевелясь и, судя по глазам, что-то лихорадочно прикидывал в уме. Искал
выход, конечно, и, дураку ясно, не мог найти. Окинув его непредвзятым взором,
Родион вынужден был признать, что слегка проигрывает в росте и стати, но не
предстает, конечно, полным ничтожеством. В общем, ничего особенного – пребывая
под дулом пистолета, да еще голышом, суперменом не будешь выглядеть, хоть ты
тресни…
– Послушайте, – опять завел Толмачев. – Уберите
эту штуку и поговорим…
– Обойдешься.
