Точку в этой истории поставил наемник в экзоскелете, стремительно ворвавшийся в лабораторию, несколькими точными ударами разделавшийся с химерой и прочими не вовремя разошедшимися мутантами. Когда казалось, что все уже кончилось, с пола поднялось еще одно ожившее тело, на этот раз человеческое — то самое, с оторванной головой. Нетвердой походкой оно направилось в сторону живых, мертво нажав на спусковой крючок и поливая огнем все перед собой. Бука видел, как с потолка прямо в торчащий над разорванной шеей позвоночник вонзилась мощная, извивающаяся молния. Шагающий труп с автоматом казался марионеткой, подвешенной на нитях электрических разрядов. По чистой случайности ни одна пуля никого не задела — наемники успели рухнуть прямо в смесь из консерванта и стеклянных осколков. Последний путь обезглавленного трупа был оборван ударом обладателя экзоскелета. Наступив на сбитое с ног тело, тот выпустил очередь прямо ему в позвоночник. Тело замерло окончательно.
Зато поднялось другое — принадлежащее доктору Чико. Выкатив единственный уцелевший глаз, мертвец с гортанным звуком, растопырив окоченевшие руки, направился в сторону наемников. Из головы его тоже тянулся куда-то невидимый «простым смертным» разряд. «Вот, значит, как появляются зомби», — подумалось Буке.
Шел он недолго: голова его, будто семенами наполнившись пулями, взорвалась, как переспелый арбуз. Доктор Чико со звуком мокрой тряпки плюхнулся на пол. Наемники поднялись, переводя дух, стряхивая с себя мокрые осколки стекла. Уверенность исчезла с их лиц. Среди них Бука не заметил Попугая. Доктор Бах тоже куда-то исчез.
Зато теперь лаборатория наполнилась неясными, полупрозрачными фигурами — людей, мутантов, смутных пейзажей. Трудно сказать, были ли эти призраки столь же опасными — только нервы у наемников не выдержали, и все они один за другим выскользнули в коридор. Мгновенно исчезли и образы. Наступила тишина, только слышно было, как утекают сквозь решетки в полу остатки консерванта.
И тут же Бука ощутил стремительно наваливающуюся усталость. Некоторое время он сопротивлялся ей, предполагая, что именно так и подкрадывается смерть. Но силы были неравны, и неодолимая ватная тяжесть обрушилась, оглушила его.
* * *
Наверное, он все-таки отключился. Иначе не объяснить, куда пропали потолок и стены и откуда вокруг этот знакомый серый пейзаж. Он был на каком-то пустыре, но это не имело значения: главное — он был на поверхности, и вокруг была знакомая с детства Зона.
— Что со мной? — спросил он в пустоту.
— С тобой — я… — знакомый голос, казалось, лился отовсюду — из воздуха, от камней, от травы, от мертвой земли.
— Кто ты? — спросил Бука, хотя, наверное, знал ответ.
А потому не получил ответа от этого неприятного шепота.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил Бука.
— Хочу, чтобы ты остался, — прошелестело вокруг, и вроде бы даже пробежал легкий ветерок — пригладивший желтую траву, закрутивший в маленький смерч пригоршню радиоактивной пыли.
— Остался где? — не понял Бука.
— Во мне-е-е… — прошелестел ветер, пронося мимо легкую взвесь «жгучего пуха».
Что-то было не так. Бука понимал, что на самом деле его здесь нет. Он — глубоко под землей, порезанный мучителями в белом, которые, очевидно, сами того не подозревая, вторглись на запретную территорию, тронули тонкие струны, пронизывающие этот мир, замкнули невидимые «пробки». Где-то в глубине его измученного тела сгорели какие-то хитроумные «предохранители». И теперь что-то случится. Он не знал, что именно, не знал, хорошо это или плохо, — но что-то непременно случится.
Потому что что-то уже случилось с ним самим. И понимание этого родилось не в нем — оно словно пришло извне, как пришел ниоткуда этот загадочный голос.
…Теперь же, прямо перед ним, будто стремясь заглянуть прямо в глаза, дрожал ослепительный клубок молний — «электра». Разряды тянулись от нее к земле, делая аномалию похожей на огромного тонконогого паука, пьяно качающегося на длинных, слабых ногах. Странно — она казалась совсем не страшной. Будто он и не видел никогда, как люди, попавшие под ее разряд, превращаются в пепел.
Какая-то сила заставила его протянуть руку — чтобы погладить это искрящееся, переливающееся синеватыми разводами «брюшко»…
Глава тринадцатая
ВО ТЬМЕ
Очнулся он словно от удара током.
В первый момент ему показалось, будто что-то случилось со зрением. И только увидев вспышки выстрелов, понял, что не ослеп — просто опять что-то произошло с освещением.
— Ты как?! — горячечно зашептал в ухо голос Ники.
— Нормально… — проговорил Бука, только теперь осознав, что во рту уже нет кляпа, руки свободны от ремней. Дернувшись, он попытался подняться, — и резкая боль обожгла грудную клетку. Он застонал, прижимая ладонь к ребрам, ощущая там мокрое и горячее. Все же сделал усилие и, превозмогая боль, сполз на пол.
— Вот сволочи… — чуть не плача, проговорила Ника. Странно было слышать подобные интонации в голосе этой сильной девушки.
— Что происходит? — выдавил из себя Бука. — Ты видела?
— Что? — не поняла Ника. Поглядела в сторону развороченных «колб», окончательно застывших трупов мутантов. — А, ты про это… Что здесь произошло?
— Да так… — невнятно сказал Бука. Тем лучше — не стоит ей этого знать. Никому этого знать не стоит — даже ему самому… — Куда делись… все эти?
— Черт их разберет! — сказала Ника, глядя в сторону полураскрытой двери. Оттуда доносился треск автоматных очередей. — Похоже, еще кто-то пожаловал — пробиться сюда пытаются…
Приглушенно грохнуло. Все затряслось, на голову посыпалась мелкая пыль.
— Кто тебя освободил? — спросил Бука, пытаясь подняться. Первая попытка окончилась резкой болью под ребрами. Он замер, переводя дыхание.
— Сама, — коротко сказала Ника. — Воспользовалась ситуацией…
В тусклом свете индикаторов продемонстрировала автомат, кивнула туда, где из темноты торчали чьи-то ноги в тяжелых ботинках.
— Где Антонов? Где Маус?
— Где Маус, не знаю, — сказала Ника, вскрывая армейскую аптечку. — Антонов здесь, вон, в себя приходит. Больно тебе? Давай вколю анестетик…
Он не стал спорить. В бедро впилась игла, беззвучно впрыскивая в тело обезболивающее. Он ощупал рану — с краев, будто тяжелые хромированные пиявки, все еще свисали какие-то крючки и зажимы. Превозмогая боль, он стал сдергивать и отбрасывать от себя холодный металл.
— Покажи! — потребовала Ника, пытаясь разглядеть рану в слабом свете. — О нет… Сейчас позову Антонова. Тут, наверное, зашивать надо…
— Не надо, — сказал Бука, поднимаясь на ноги. Его шатало, боль разъедала грудину, но отчего-то он был уверен: организм справится. — Давай убираться отсюда, пока охраны нет. Если я не смогу уйти — уйдете вы.
