Волшебство испарилось. Ее прикосновения уже не зажигали его тело. Они были приятными. Успокаивающими. Он медленно приходил в себя. Предостерегающий голос пронизал отступающий прилив страсти. Что-то было не так. Все это время было не так. Правая рука Люсиллы. Там больше не было мозолей!
Олловейн испуганно схватил повязку и сорвал ее с себя. Через пелену мокрых черных прядей на него смотрели светло-зеленые глаза с золотыми искорками. Глаза Линдвин!
— Это был единственный способ, — тихо сказала она. — Мы никогда не стали бы ближе, чем на мосту, когда смотрели друг другу в глаза. Твой разум заставил замолчать твое сердце.
Олловейн все никак не мог осознать происходящего.
— Люсилла, как…
— Она нашла эту идею… интересной. Ландоран решил послать ее к тебе. Она должна была сделать тебе массаж и… подбодрить. Таковы были его слова. Он что-то сказал о том, что ты одержим всем, что имеет цвет снега. Отсюда и Люсилла. Похоже, Ландоран хорошо знает тебя… Ему все о тебе известно. Я не могла вынести мысли, что Люсилла и ты… — Она запнулась. — Для нее это было бы только игрой. Хотя она и находит тебя интересным. Я… Я уговорила ее…
Олловейну казалось, будто он очутился обнаженным в метели. Несмотря на то что было душно и тепло, он обхватил грудь руками. Он не мог поверить в то, что произошло. И того, что он не заметил! Что с ним случилось?
— Как ты убедила Люсиллу? — тихо спросил он, слишком задетый, чтобы реагировать резко или даже агрессивно.
— Она кое-что попросила у меня. Я не могу говорить об этом. Это не предательство. Тайна…
— Что?
Линдвин поднялась.
— Я не имею права говорить тебе. — Она отбросила мокрые волосы со лба. — Я не жалею, Олловейн. Это было правильно. Если бы ты мог прислушаться к своему сердцу, ты бы тоже понял это.
— Что? Что я желаю предательницу и воровку? Ты украла величайшее сокровище нашего народа! И сегодня твоя ложь сделала тебя повелительницей Филангана, а меня… — Он не находил слов. Она просто взяла его, так же как камень альвов.
— Эмерелль умерла бы еще в Вахан Калиде, если бы я не воспользовалась силой камня. Я была слишком слаба, чтобы излечить ее только при помощи своей силы. Я пыталась! И чуть не умерла. Ты ведь видел! Заклинание птицы истощило мои силы. Как ты думаешь, как я смогла излечить всех вас…
— Меня ты излечила, разрезав горло кинжалом. Зачем так? Магические силы камня альвов были уже исчерпаны, когда дело дошло до меня?
Она покачала головой, в глазах стояли слезы.
— Когда я лечу магическим образом кого-то, кто борется со смертью, то проникаю в его душу. Я разделяю его боль, иногда душа пациента раскрывается передо мной. Я так хотела этого… Но это не должно было произойти таким образом. Познать тебя — это должно было стать твоим даром мне.
— Красивые слова, — с горечью сказал Олловейн. — Жаль только, что их произносит воровка. Как я могу поверить тебе после того, как ты завоевала меня таким образом?
Она понурилась.
— Да, как ты можешь поверить мне, мой белый рыцарь? Мой отец рассказывал историю Шалин Фалаха. Как ты сражался против троллей и как отказался убить их князей. Он глубоко уважал тебя.
— Конечно, — засопел Олловейн. — Твоя семья ценит всех, кто противится королеве.
— Это было еще до того, как началась вражда с Эмерелль. И как я ни презирала ее, я всегда восхищалась тобой. Я избегала встречаться с тобой, чтобы сохранить девичьи мечты о белом рыцаре Шалин Фалаха. Увидела я тебя только в Вахан Калиде. Я была в толпе, на улице, когда стреляли в Эмерелль. И я видела, как ты закрыл королеву своим телом. В этот миг я поняла, что ты действительно такой же, как в моих мечтах. И уже не могла сделать того, о чем просил меня дед. Тебе не следовало опасаться, что я уведу тебя в Аркадию, когда мы шли по тропам альвов. Я больше не могу вернуться туда! Эмерелль должна была умереть после того, как коронуется. И огненная птица должна была осветить палубу, чтобы мой брат не промахнулся. Но если бы это все же случилось, я должна была убить ее. Однако… Я уже не могла — после того как увидела тебя. Я так предстала перед королевой… чтобы мое тело заслоняло ее от стрелы брата. И я выпустила птицу в открытое море. То не был сигнал для троллей и их кораблей. Не пойми меня превратно, я по-прежнему презирала Эмерелль. Но уже не могла принимать участие в ее убийстве у тебя на глазах. Я… — Она рассмеялась. — Как это все по-детски… Ты на самом деле оказался таким, каким я всегда тебя представляла, и мне захотелось тебе понравиться. Любой ценой. Я хотела стать твоей.
Олловейн смотрел ка нее, ничего не понимая. Может ли он верить ей теперь? Значит, он был прав в своей подозрительности. И в то же время ошибался.
— Мне не следует больше подпускать тебя к Эмерелль.
— Решать тебе. Когда я лечила ее, то была очень близка к ее душе. Она страшна, Олловейн.
Эльфийка вздрогнула, и на миг мастеру меча показалось, что тень коснулась ее души. Линдвин была интриганкой, и он не верил ее слишком детским уверениям в любви, но встреча с душой Эмерелль, похоже, действительно напугала ее.
— Ты не знаешь госпожу, которой служишь, — продолжала волшебница. — Она истинная нормирга. Любая этика, любая мораль подчинена одной мысли: защитить Альвенмарк. Где-то по ту сторону троп альвов таится страшный враг, который пугает даже Эмерелль. Ее мысли настолько направлены на то, чтобы победить его, что она готова принести все в жертву ради этого. Она знала, что Вахан Калид будет атакован. Знала и то, что будет очень тяжело ранена. Она пошла на все, чтобы не спутались тропы, ведущие в будущее. Потому что победим ли мы когда-нибудь врага или же Альвенмарк будет полностью уничтожен, зависит от жизни немногих. И от того, как идет война с троллями. Эмерелль хотела, чтобы тролли победили в Вахан Калиде. — Эльфийка на миг замолчала и посмотрела на Олловейна. Тот судорожно сглотнул. — Она принесла в жертву город, а с ним тысячи детей альвов! Я излечила ее. На ее теле больше нет ран. Но ее душа — прибежище тысячи страданий. Есть только одна причина того, почему она не просыпается: она страшится того, что сделала!
Теперь Олловейн решительно покачал головой.
— Это ложь воровки и убийцы!
Линдвин долго смотрела на него. Ее глаза были прекрасны. Они казались такими невинными.
— Я знаю, что ты должен видеть во мне предательницу, чтобы оставаться белым рыцарем Шалин Фалаха. — Она поднялась и вышла из мелкого бассейна.
Ее вид возбудил его.
— Куда ты? — раздраженно спросил Олловейн.
— Теперь я заплачу свою цену за единственный раз, когда по-настоящему обманула тебя. Ты же знаешь, говорят, страсть — это то, что причиняет страдания. Прощай, мой белый рыцарь. — Она подошла к двери и покинула ванную комнату.
Олловейн взглянул на повязку, плававшую перед ним в воде. Он по-прежнему чувствовал себя слепым. Не способным понять, где вранье, а где правда. Неужели Линдвин его обманула? Неужели Эмерелль знала, что тролли нападут на Вахан Калид? Странный паланкин, похоже, подтверждал слова волшебницы. По крайней мере, похоже, Эмерелль знала, что в эту ночь ей придется бежать и понадобится лодка. Несмотря на то что Олловейн не мог в данный момент понять, чем королева руководствовалась, он верил, что она поступила так для блага Альвенмарка.
