От автора
…Эта книга задумывалась, как сборник рассказов. Потом один
из рассказов по непонятным причинам разросся, и получилась повесть, и
подзаголовок изменился тоже. Теперь он выглядел как «Рассказы и маленькая
повесть». А потом, когда была поставлена последняя точка, я вдруг подумала: эти
рассказы не могут существовать отдельно друг от друга. То есть, могут конечно,
но… Мир в них окажется неполным, необъемным, а история – недосказанной. Так
иногда бывает: маленький, ничего не значащий эпизод с нашим участием,
подталкивает и направляет судьбы других людей. Точно такие же, ничего не
значащие эпизоды есть и в жизни этих других. И, возможно, со временем, слово,
невзначай брошенное ими, или поступок, которому они не придали значения,
кардинально изменит и нашу судьбу. Через цепочку других поступков и слов.
Опосредованно. Или напрямую. Таков уж наш мир: все в нем взаимосвязано, и всем
правит рок, и то, что кажется нам случайностью, на самом деле – закономерность.
Об этом книга.
И еще – о любви, как и любая другая книга. В основном – о
любви. Всегда единственной, всегда счастливой и всегда несчастной, потому что
другой любовь быть не может. Так думала я, когда писала ее. И был еще зимний
звонок от моего старого вгиковского друга, с которым мы долгие годы мечтали
снять свое собственное зашибись-кино. Он, этот мой друг, абсолютно киношный,
абсолютно востребованный, лучший в своей профессии человек, все время забывал,
что я давно не сценаристка и просто писать мне нравится гораздо больше, чем
писать сценарии. «У тебя есть чего-нибудь классное, что можно снять?» – спросил
он. «Сценариев, как обычно, нет, как насчет рассказов? Почитай, может
понравится, сгодится как материал».
Я не успела передать ему эти рассказы. Зимой его не стало,
он умер внезапно и страшно несправедливо. А, значит, наша старая юношеская
мечта о зашибись-кино никогда не воплотится в жизнь. Да и сложись все
по-другому, она бы все равно не воплотилась – есть такие мечты, которые так и
остаются мечтами. Жаль только, что он не прочел эту книгу, – просто так,
без дальнего прицела. Кое-что в ней ему обязательно бы понравилось, я знаю это
точно. Те места, где речь идет о любви. Абсолютно разной любви, настигшей
разных героев и в разное время, и всех их соединившей.
Такие дела…
Bye-bye, baby!..
* * *
…Для того чтобы петь под дождем, много мозгов не требуется,
это мое глубокое убеждение.
Есть еще несколько занятий, которые также необременительны
для умственной деятельности: изучение итальянского по биркам на белье, снятие
макияжа, субботний шопинг, набойка каблуков, прослушивание саундтрека к «Kill
Bill», секс с водопроводчиком. Мастурбация в душе требует гораздо большего
воображения, чем секс с водопроводчиком, и этой твари она не по зубам.
Ей не по зубам:
– автомобили с механической коробкой передач,
– воздушные змеи,
– кроссворды с фрагментами (кто помнит о том, что они
когда-то существовали?),
– уход за карликовой сосной,
– приготовление кофе по-турецки,
– фильм «Селина и Жюли совсем заврались».
Ей не по зубам и многие другие вещи, большинство вещей, но
это не утешает меня. Не может утешить. Я никогда не видела ее, я даже не знаю,
как ее зовут, но хорошо знаю, как она пахнет.
«Ангел» Тьерри Мюглера.
Этот запах преследует меня, слишком вызывающий, слишком
самоуверенный, слишком тяжелый для двадцатилетней. Именно так -
ей двадцать.
А мне сорок. Я выгляжу на тридцать, но это никого не может
обмануть, мне – не двадцать. «Двадцать» – ключевое слово. Все остальное не
имеет значения: мой бизнес, оставшийся от бывшего мужа (гламурный журнал и
модельное агентство при нем), счет в банке, три языка, сертификат по дайвингу,
поездки в Африку на сафари, поездки в Милан на показы, горнолыжное снаряжение
по цене «Боинга», лифчики по цене автопогрузчика, коллекция вин, коллекция
примитивной латиноамериканской скульптуры, а неделю назад я обнаружила
крошечное пигментное пятно. Между большим и указательным пальцами на левой
руке, – ничего удивительного, мне уже сорок. И Влад больше не любит меня.
Вряд ли он страстно любил меня, когда мне было тридцать
семь, но тогда он, по крайней мере, не изменял. В тридцать семь я выглядела на
те же тридцать, без всяких усилий, без всяких подтяжек, две пачки сигарет в
день, крепость утреннего кофе зашкаливает, крепость вечернего виски
зашкаливает, крепость ночного флирта зашкаливает, я встретила Влада себе на
беду.
Ровно три года назад.
Со дня годовщины прошла неделя. По иронии судьбы, она выпала
на тот самый день, когда я обнаружила пигментное пятно, – и впервые за три
года Влад забыл поздравить меня. Эта среда стала роковой, до этой среды я еще на
что-то надеялась, связь с двадцатилетней мерзавкой не может быть серьезной,
убеждала я себя, ей просто нечего противопоставить моим лифчикам по цене
автопогрузчика, да и носит ли она лифчики? В двадцать можно обойтись и без них.
И без коллекции вин, и без сертификата по дайвингу, в двадцать тебя любят
просто потому, что тебе двадцать. Других причин нет.
Все дело во взгляде, говорит Шамарина. Шамарина – моя
школьная и единственная подруга. Расползшаяся до пятьдесят шестого размера
Шамарина, мать двоих детей и клиническая неудачница. Шамарина работает
бухгалтером в маленьком турагентстве, не прогорающем только потому, что их
VIP-клиентом являюсь я с моими мальчиками из журнала и моими девочками из
агентства, это – единственное, что я могу сделать для Шамариной. За последние
десять лет она не взяла у меня ни копейки – нив долг, ни просто так, это ее
принцип. «Давай не будем омрачать нашу дружбу товарно-денежными
отношениями», – говорит Шамарина; «я беру взятки только борзыми
щенками», – говорит Шамарина. Щенка породы мастино, вот что мне
удалось-таки втюхать Шамариной за последние десять лет. Впрочем, теперь это уже
не щенок, теперь это лошадь Пржевальского, говорит Шамарина. Лошадь откликается
на имя Тришка и очень удивилась бы, что при рождении ей было дано другое имя с
двумя приставками «фон»; имя, не умещающееся и в трех строках ее собачьего
паспорта. Тришка и Тришка – ив этом вся Шамарина. Еще у нее имеются два кота,
Кузька и Васька, так же зовут ее детей.
Все дело во взгляде, говорит Шамарина, у двадцатилетних
взгляд двадцатилетних. Наивный, дерзкий, горящий, мерцающий, жадный, ищущий
приключений, ищущий, чего бы пожрать, ищущий любви, ищущий одиночества (и
любовь, и одиночество – благо, когда тебе двадцать), «а не курнуть ли нам
травы» – легко читается в этом взгляде, «а не угнать ли нам тачку?», «а не
пошли бы вы на хрен, мэм?».
Взгляд двадцатилетних нельзя сымитировать, говорит Шамарина.
Даже когда тебе двадцать пять.
