– Потрясающе. – Бэби в очередной раз ослепила меня
ямочками на щеках. – Вы тонкая штучка.
– Девушка на миллион баксов.
– Именно.
Бэби не покоробили ни «девушка», ни «миллион». У меня нет
шансов. Никаких.
– И вы здесь одна?
– Одна!
– Почему? – Простота вопросов бэби граничила с
откровенным бесстыдством.
– А почему я должна быть не одна?
– Такие места не рассчитаны на одиночество. Разве что
вы решили оторваться. Подснять себе кого-нибудь.
– Я похожа на человека, который нуждается в том, чтобы
кого-то подснять?
Бэби принялась изучать меня: пытливо, сосредоточенно,
закусив от напряжения нижнюю губу. С таким выражением лица изучают старинные
манускрипты, годовые кольца на деревьях, анатомическое строение морского
конька.
– Нет, пожалуй, нет. Вы похожи на человека, который
нуждается в том, чтобы кого-то любить. Без памяти.
Разбитая музыкальная шкатулка в моей груди издала прощальный
звон: последняя пружина ее механизма лопнула.
– Я и любила… И люблю. Без памяти. Только это ему
больше не нужно. Он встретил другую.
– Ну и мудак! – Бэби так грохнула кулаком по
столу, что рюмка с недопитой водкой подпрыгнула и опрокинулась.
– Я тоже так думала…
– А теперь?
– Теперь нет. Он просто встретил другую. Полюбил
заново. А новая любовь никогда не платит по старым векселям.
Стоило мне только сказать это… Стоило мне только произнести,
как случилось уж совершенно невероятное: бэби перегнулась через столик и
поцеловала меня в щеку.
– Если я скажу тебе «забей», – она перешла на «ты»
совершенно естественно, – ты все равно меня не услышишь. Так?
– Да.
– Значит, должен быть еще какой-нибудь выход.
– Какой?
– Анаша! – Бэби снова качнулась на стуле и
рассмеялась беззаботным бесстрашным смехом. – Я привезла с собой шикарную
таджикскую дурь. Айда ко мне в номер курить!..
* * *
…Ее номер был полностью идентичен моему. Стой лишь разницей,
что в окне не было никакой сосны. Одни лишь горы. На полу перед дверью валялся
потертый кожаный рюкзак (бэби даже не удосужилась распаковать вещи), а на столе
стоял ноутбук. Старенький ноутбук, напомнивший мне мой собственный –
пятилетней, а то и семилетней давности. «Compaq» или что-то вроде того.
– Садись, ложись, делай что хочешь, – жестом
гостеприимной хозяйки бэби развела руками.
Я нацелилась было на кровать, но неожиданно меня обдала
арктическим холодом мысль: пройдет каких-нибудь вшивых три дня, приедет Влад и
они начнут заниматься любовью. На этой самой кровати. И Влад будет запускать
руки под майку бэби, и расстегивать пуговицы на ее мешковатых джинсах, и
касаться ртом ее татуировок, и трогать языком крест в ее ухе, и покусывать
зубами ее торчащие победительные соски, и… и… Подойти ближе к сплетенным телам
Влада и бэби я не решилась. И как подкошенная рухнула на пол у кровати.
Бэби посмотрела на меня с одобрением.
– Вот и я обожаю сидеть на полу… Сейчас забьем косячок,
и нам захорошеет.
Она устроилась неподалеку от меня, вытащила из внешнего
кармана рюкзака пачку «Беломора», а из внутреннего пакет с анашой и с
поразительной ловкостью забила косяк, послюнив напоследок его кончик.
– Не много у тебя вещей, – заметила я.
– Я просто мобильный человек. К тому же вещи меня
утомляют. У меня с ними сложные отношения. И вообще… Если честно, я бы хотела
родиться во Французской Полинезии и всю жизнь проходить голой.
– Завидная мечта. И легко выполнимая. – Ревность
снова полоснула ножом мне по глазам. – С такой-то фигурой.
– Ну, тебе тоже грех жаловаться. – «Беломорина»
вспыхнула красным огоньком и затрещала: это бэби сделала первую затяжку. –
Ты, кстати, откуда?
– Я? Из Питера.
– Круто! Бывает же такое!.. Я тоже из Питера. Нет, ну
надо же! Земеля земелю всегда поддержит, а? Права я?
– В каком смысле поддержит?
– Ну… Вот ты на лыжах катаешься?
– Катаюсь.
– А я нет.
– Правда, что ли? – изумилась я.
– Истинная. – Для убедительности бэби прикусила
ноготь большого пальца. – Я на них даже не стою. Научишь меня?
– Не знаю… Лучше бы тебе обратиться к инструкторам. Их
здесь как грязи.
– Держи! – «Беломорина» перекочевала в мои
руки. – Я не хочу, чтобы инструкторы. Я хочу, чтобы ты. Не переживай, я
способная. С парашютом уже прыгала, с аквалангом спускалась, теперь остались
горные лыжи.
– Ну, много чего осталось… Гонки на собачьих упряжках,
например. Полет на воздушном шаре… Вокруг света за восемьдесят дней.
– Все впереди.
Бэби придвинулась ко мне близко, слишком близко. Ее глаза
плыли надо мной грозовым облаком, ее губы покачивались надо мной, как лодки, ее
подбородок опрокинулся, как чаша, полная молока.
– Все впереди, слышишь? У нас вся жизнь впереди. Целая
огромная жизнь.
* * *
…Я проснулась от глухого стука в окно.
Стекло было залеплено точками снега, и пока я соображала,
что бы это могло быть, в него ударил очередной снежок. После чего последовал
пронзительный короткий свист.
Бэби.
Бэби сидела на сосне прямо напротив окна моего номера,
оседлав толстую ветку. Высота была приличная, сосновый ствол – абсолютно
гладким, как ей удалось забраться сюда, оставалось загадкой. Она могла бы
постучать в двери номера, но предпочла разбудить меня таким экстравагантным способом.
Она была бэби, и это все объясняло.
– Сума сошла! – крикнула я, открывая окно. –
Зачем ты залезла туда, сумасшедшая?
– Чтобы сказать, что день сегодня будет офигительным! И
еще, что ты обещала научить меня кататься на лыжах.
– Разве?
– Стопудово. Жду тебя в холле через двадцать минут.
– Через сорок.
– Через полчаса, – отрезала бэби и, совершив
головокружительный кульбит, спрыгнула на землю.
Я даже не успела испугаться за нее.
Пока я мылась в душе, натиралась кремом от солнца и
натягивала на себя комбинезон, меня не оставляли мысли о прошедшей ночи.
Ночи с бэби.
Я провела ночь с девушкой, которая отбила у меня Влада, и
теперь могла с уверенностью сказать: такой ночи у меня еще не было. Никогда в
жизни.
И анаша здесь ни при чем.
