Театр кабуки. Шоу «Звезды Сан-Ремо в Кремле». Твою мать.
Нет, такой радости я не доставлю. Ни официантам, ни
литографиям Сапаты, развешанным по стенам, ни квартету псевдобразильцев,
которые обслуживают кабак. Ни самому Владу.
Его автомобиль я заметила сразу, на стоянке у кабака. Кой
черт его, это была моя – моя! – тачка. У Влада не было ничего своего,
кроме спортивной сумки, его и самого не было, это я создала его. Вылепила и
вытесала. Вымыла и высушила. Заставила думать не только головкой члена.
Сволочь. Сволочь. Сволочь.
Но ярость, охватившая меня, улетучилась так же внезапно, как
и возникла.
Я просто не в состоянии ненавидеть Влада.
Я могу ненавидеть все, что угодно: раннюю зиму, позднюю
весну, изюм, туфли на шпильках, индийские благовония, молочную пенку,
междометия «йоу» и «бла-бла-бла», привычку Шамариной ковыряться спичками в
ушах, пекинесов, Джулию Роберте, стойкое идиоматическое выражение «твоя бритая
киска впирает меня не по-детски», герл-бэнд «Atomic Kids», проколотые пупки,
шотландскую волынку, перфомансы и инсталляции (свят, свят, свят!), но
ненавидеть Влада я не могу.
Только бы он не увидел меня.
Только бы они не увидели меня.
Только бы я не увидела их.
Выходящих из кабака, держащихся за руки, молодых,
прекрасных, целующих друг друга взасос… Лучше об этом не думать.
Я не увидела их. Я благополучно проехала мимо.
Я не увидела их, но увидела множество других, молодых и
прекрасных. Город казался переполненным совсем юными людьми, оккупированным
ими; выбросившим белый флаг и сдавшимся на милость победителя. Я и не
подозревала, что в Питере такое количество молодняка. Разодетого в куртки самой
немыслимой расцветки, потягивающего пиво из самых немыслимых банок, украшенного
ногами самой немыслимой длины. Их африканские косички стягивали мне горло, их
татуировки жгли мне тело, их джинсы и банданы расстреливали меня в упор, только
молодость имеет право на существование, говорит Шамарина.
И она права.
Ничего нового в этом шамаринском откровении нет,
редакционная политика моего журнала исповедует те же принципы – и будь они
прокляты, эти канареечные дольче-габбановские принципы. Трижды прокляты, с
сегодняшнего дня, с сегодняшней минуты.
Ты не должна ненавидеть молодость только потому, что она
пахнет духами «Ангел», говорила я себе.
Ты не должна ненавидеть молодость только потому, что твой
любимый человек предпочел двадцатилетнюю, говорила я себе.
Все это было похоже на мантры, на заклинания шамана, на аутотренинг,
цена которому три копейки. Мантры облегчения не приносили. Внутри меня зрела
боль, и я никак не могла приспособиться к ней. Малейший поворот головы, едва
заметный взмах рук – все приносило страдание, нужно перетерпеть, сжать зубы и
перетерпеть, не ты первая – не ты последняя, боль не может продолжаться вечно,
когда-нибудь да отпустит, и ты снова сможешь дышать, ходить, улыбаться;
напрасные стенания – мозг мой разъедала опухоль, но еще оставалась призрачная
надежда, что Влад спасет меня. Нужно только поговорить с ним, и он спасет меня.
Остались же в нем какие-то чувства, не могли не остаться, пусть их будет
немного, на самом донышке:
этого хватит. На ампулу, на дозу, на обезболивающий укол. Я
почти физически ощущала, как в вену втыкается игла, наполненная остатками
чувств Влада, и по телу разливается блаженный покой, и боль уходит, уходит…
– Ты еще любишь меня? – спросила я на следующее
утро после годовщины, с которой он так меня и не поздравил.
– О чем ты? – Влад казался застигнутым врасплох.
– Ты еще любишь меня?
– Люблю, конечно. – С той же интонацией он мог
сказать все, что угодно: «закрой дверь», к примеру, или «говенная была
киношка». Но он сказал – «люблю, конечно».
– У тебя кто-то появился, милый?
– С чего ты взяла? Не говори глупостей.
– Мы не спим уже почти месяц.
Влад ухмыльнулся. Не улыбнулся – именно ухмыльнулся, его
верхняя губа по-волчьи вздернулась, и из-под нее на секунду блеснула полоска
зубов, беспощадных, ослепительно белых. Все-таки прикусу Влада неправильный.
– Что-то такое я слышал о повышенном либидо
сорокалетних женщин.
– Не смей говорить мне о моем возрасте! –
взорвалась я. – Слышишь, не смей!!!..
– Ну что ты, – испугался Влад. – Успокойся.
Просто неудачная шутка… Прости. Последние два месяца были трудными, этот проект
с джаз-клубом… Ты же знаешь, детка…
– Не смей называть меня деткой!
Детка. Когда-то это умиляло меня, заставляло совершать
глупости; пару лет назад, вдохновленная его «деткой», я свистнула в
лиссабонском отеле «Marques De Pombal» два бокала и полотенце. «Детка», вот
как, вот оно что. Лучше бы он ударил меня наотмашь.
– Ну что с тобой?
– Я не детка, милый. Я сорокалетняя баба.
– При чем здесь «сорокалетняя баба»?
– При том, что ты завел себе девку. Шлюху.
– Глупости.
– Значит, это не так? Значит, у тебя никого нет, кроме
меня?
Спасение было совсем близко. Стоит Владу сказать одно слово,
одно-единственное слово, и все станет на свои места, все вернется на круги
своя, и я снова буду парить над городом, в небе, заполненном воздушными змеями
и сыром манчехо, и любить Влада в лифтах, на подоконниках и на смятых
простынях, и во рту у меня снова появится леденец, разве что вкус его изменится
– с яблочного на клубничный. Давай, спаси меня, мальчик мой!..
– Значит, у тебя никого нет, кроме меня?
– Никого… – Влад помедлил лишь секунду, и эта секунда
стала решающей.
Я поняла: он лжет. Лгут его янтарные глаза, его тяжелый
подбородок, лгут его вибрирующие ноздри, каждая щетинка, каждая пора его лица
лжет. Спустя полчаса он солгал еще раз – когда трахнул меня. Еще никогда секс с
ним не был так отвратителен. С тем же успехом он мог трахать резиновую куклу
или одну из латиноамериканских скульптур, стоящих в доме, с тем же успехом он
мог забивать гвозди, колоть лед в шейкере, с тем же успехом он мог менять
колесо в машине, которую я ему подарила. Но даже не это было самым страшным,
даже не это.
Стоило только взмокнуть его плечам, его подшерстку, как
чертов «Ангел» так и попер из него, а в зрачках отразился силуэт женщины. И
этой женщиной была не я. К тому же он никак не мог кончить и после унизительной
двадцатиминутной возни наконец сдался.
– Ты не в лучшей форме. Придется переходить на
трехскоростной вибратор. – Еще никогда я не любила Влада так сильно.
– Прости… Что-то со мной не то в последнее время…
– Да.
– Был тяжелый год. Мы оба устали… дорогая.
