Как вариант можно побороться за место учителя словесности в
средней школе – филологическое образование позволит сделать это наверняка… Да
ладно, не смеши, Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля, школа – последнее
место, куда ты направишь свои стопы. Ты сделаешь это разве что, когда на земле
вымрут все тараканы, а тараканы не вымрут никогда, даже на ядерный взрыв им
начихать. Ох, уж эта мне филология! – она заметно сужает пространство
маневра… Вопрос маневра был чрезвычайно актуален – учитывая скудную наличность,
оставшуюся у меня на сегодняшний день. А я еще купила куртку!
Ну и молодец, что купила.
– Ты все это заварил, – я погладила Домино по
горячему боку. – Вот и отвечай теперь: чем мы будем заниматься? Устроимся
в «Макдоналдс»? Устроимся на бензоколонку? Займемся сетевым маркетингом? Будем
грабить банки?
Как ни странно, ограбление банков показалось мне самой
привлекательной идеей из всех высказанных. Стоило произнести ее вслух, как в
голове слегка зашумело, а по кончикам пальцев пробежал ток: я не видела ничего
предосудительного в профессии грабителя, больше того – я находила ее заманчивой!
А ведь я не могу так думать по определению, просто не могу. Всему виной моя
абсолютно ангельская правовая сущность (ну вот, опять завела старую волынку,
лапуля!), я даже собиралась брать кредит на покупку ноутбука! Это был бы уже
второй кредит, по первому (стиральная машинка) – я рассчиталась сполна.
– Большое ограбление банка – как тебе, а?
Домино положил мне лапу на губы и, в сущности, был
совершенно прав: какой из меня грабитель, я и понятия не имею, с какой стороны
подойти к такому ответственному и требующему непомерных (моральных и
материальных) затрат делу.
Ограбление банка мне не потянуть. Кражи в супермаркете –
мелко, мошенничество с подставными фирмами – дурно пахнет, отъем денег у
социально незащищенных слоев населения – самое настоящее крысятничество! Нужно
заняться чем-то, что приносило бы пользу обществу.
– Угон тачек, – почти пропела я.
«Лексус», «Тойота», «Астон-Мартин», «Ламборджини» –
приливная волна, составленная из кусков обшивки, двигателей и приборных
панелей, накрыла меня с головой. И я не стала сопротивляться, напротив: в
радостном возбуждении пошла ко дну.
– Дорогих тачек! Вот как!
Домино вдруг перестал урчать и снова коснулся лапой моего
лица: очень осторожно, очень нежно. И мяукнул с одобрением.
– Да ладно. – Я перепугалась по-настоящему. –
Это шутка. Шутка. Я не угонщик. И прав у меня нет. И водить я не умею. А потом,
знаешь, дружок… В мире не найдется человека трусливее меня! В прошлой жизни я,
наверное, была немцем. Добропорядочным бюргером. Шаг влево от установленных
правил, шаг вправо – расстрел.
– Мау-у-у-у-у! – В утробном рыке Домино появились
иронические нотки, и я тотчас вспомнила о фаре на «ТТ», раздолбанной мной
собственноручно. Неужели розово-черный плюшевый нос Домино учуял этот мой утренний
грешок?
– Считаешь, что я поступила омерзительно?
«May!» – ты поступила правильно, и ты нисколько не жалеешь
об этом, ведь так?
– Не жалею, вот в чем ужас. Для того чтобы
переквалифицироваться в скверную девчонку, мне хватило пяти минут. Кто бы мог подумать?!.
«May!» – а что плохого в том, чтобы быть скверной девчонкой?
По-моему – это много лучше, чем всю жизнь ходить по струне. Если бы у людей был
выбор и за скверность им бы не светило никакого наказания…
– То?..
« May!» – все нормы общественной морали оказались бы
попранными.
– Не чуди! – Я слегка шлепнула Домино по боку,
который еще недавно гладила. – А как же порядочность, доброта,
человечность? Зло не может доминировать, это не по-христиански. И в этом
случае… В этом случае люди уже давно перегрызли бы друг другу глотки. Удавили
бы друг друга в петле. Поджарили бы на гриле.
«May!» – добро и зло – суть одно и то же. Все зависит от
угла зрения. Поговорим о гриле в контексте жареных человеческих тушек или
оставим его только для барбекю из говядины? А крупный рогатый скот тебе не
жалко? Кто из христиан вступится за него?
– За него вступятся индусы. Провокатор хренов!..
Я произнесла это, скорее, для успокоения законопослушной
части своей натуры – а она, эта часть… Она стремительно съеживалась, таяла, как
мороженое на солнце. При желании можно перенести мороженое в холодильник, но
такого желания у меня почему-то не возникает.
Странно.
– Я не хочу быть скверной девчонкой, малыш. Я хочу быть
хорошей.
«May!» – для себя или для других, лапуля? Лучше не углубляться.
И не вступать в бесплодную и изматывающую дискуссию с котом. Мне не переплюнуть
его многоликого «мау-у!» – в нем столько значений, столько оттенков, что голова
идет кругом. В нем столько ловушек, что венерины мухоловки легко сметаются с
эволюционных ветвей ввиду неперспективности рода.
Я хочу быть хорошей для других.
А для себя… Мне совершенно все равно, какой я буду. Я приму
себя любой, в том числе – в качестве мужчины, угонщика, любителя ковбойских
шляп, похитителя велосипедов, изобретателя запонок. Угонщика? – вот черт,
в предыдущем варианте фигурировал «корректор» (слово, которое мне страстно
хочется вычеркнуть из лексикона). И я не мужчина.
Я – женщина, не лишенная привлекательности. С идеальным
черепом и почти идеальными скулами, с дерзкими губами и дерзким взглядом.
Навьюченная изюмом, как последний верблюд. Изюма так много, что он забьет
глотку любому, кто посмеет поднять хвост по поводу раскуроченной автомобильной
фары. А как при этом орала сигнализация!..
Приятно вспомнить.
Я засмеялась – так громко и неожиданно, что вспугнула кота.
Он оттолкнулся задними лапами от моего плеча и, совершив фантастический
кульбит, приземлился на этажерке. Вчера вечером он уже восседал там, рискуя
(несмотря на свой малозначительный вес) разрушить хлипкую конструкцию. И я не
видела никаких предпосылок к тому, чтобы этажерка завалилась сегодня.
Но она завалилась.
Не сразу, а подумав минуту, взвесив все «за» и «против».
Ножки этажерки подломились, корпус качнулся вперед, и с полок посыпалась
макулатура. Журналы, брошюры, ежегодники и ошметки книг, оставшиеся от
предыдущих владельцев квартиры, моих кровных родственников. Избавиться от
старья следовало бы много лет назад, а я так и не сделала этого: из суеверного
почтения к людям, которым была обязана не только рождением, но и крышей над
головой. Так поступают все мягкотелые корректоры, пугливые, как мангусты
суриката.
Я больше не корректор, а Домино ничего не делает просто так.
Очевидно, он намекает мне: давай, лапуля, не останавливайся,
жми на газ! Если уж ты сама начала меняться, то не мешало бы изменить и
обстановку. Расчистить завалы, хотя бы слегонца. Помнится, я уже пыталась
сотворить что-то подобное. И даже перебрала пару полок – в надежде найти
документальные свидетельства жизни отца и бабки. Документы, письма, поздравительные
открытки к праздникам – пролетарским и не очень, но прежде всего – фотографии.
Как он выглядел – мой отец? Каким он был? Спрашивать о нем мусика – бесполезно.
Она все равно ничего не скажет мне. Даже не из вредности и не из
мужененавистничества, а просто потому,
