Он приехал в Питер внезапно, после пяти лет отсутствия,
позвонил Сардику и пригласил его посидеть в пивном ресторанчике «Карл и
Фридрих».
– Может, зайдешь в мастерскую? – спросил
Сардик. – Все-таки три года там прожил…
– Не-а. – В голосе Ужа проявился едва заметный
акцент. – Я эту клоаку видеть не могу. Давай на нейтральной территории…
Они встретились через два с четвертью часа.
На первый взгляд Уж совсем не изменился, разве что приобрел
забугорный лоск и немецкий пивной животик. Акцент, с которым он разговаривал,
тоже был немецким.
– Как жизнь? – поинтересовался Сардик после первых
дружеских объятий.
– Терпимо. А у тебя?
– Тоже ничего. – Это было откровенное вранье, но
Сардик, по старинной русской традиции, решил не выносить сор из избы.
– Выставляешься?
– Бывает.
– Продаешься?
– Случается.
– Дорого платят?
– Местами.
– Я слыхал, что в Тюбингене одного нашего купили за 230
тысяч ойро.
Уж так и сказал – «ойро» вместо «евро»; должно быть, именно
так выглядит название денежной единицы в земле Рейнланд-Пфальц. Тюбингенский
миф дошел идо Ужа. И даже подорожал на восемьдесят тысяч. А в следующий раз
будет миллион. Что ж, большому кораблю – большое плавание.
– А я слыхал, что за сто пятьдесят. – Сардик произнес
это вовсе не из-за того, чтобы восстановить историческую справедливость, а
из-за того, чтобы показать Ужу: мы в туманном Питере тоже держим руку на
пульсе.
Сто пятьдесят тоже неплохо. Den Kopf verlieren!
[10]
Это была не твоя работа? – мелко сыронизировал Уж.
– Вряд ли, – парировал Сардик. – Может, твоя?
Уж ответил не сразу. Крупными глотками он осушил поллитровый
бокал с пивом, демонстративно отрыгнул и уставился на Сардика немигающим
взглядом.
– Куда мне, старичок. Я давно отошел от дел.
Больше не пишешь? – Поверить в то, что «Уж не пишет»,
было невозможно, и Сардик недоверчиво усмехнулся.
Живописью это не назовешь. Так, лабуда. Портреты официальных
лиц. Их жен, детей и собак. Собаки получаются лучше всего. Немцы – тупые животные.
Zugtiere
[11]
. – Акцент Ужа стал еще более ощутимым. – Я
там женился, между прочим.
– На тупом животном?
Генау
[12]
. На корове. Симментальской.
Уж полез во внутренний карман пиджака и вынул тонкую пачку
фотографий: женщины лет тридцати, типичной немки с круглым лицом и круглыми
глазами («моя корова»), пухлого диатезного младенца («мой киндер»),
двухэтажного, облицованного камнем дома с клумбой на переднем плане («мой
хауз»), новенького «Мерседеса» цвета «мокрый асфальт» («мой ваген»). Было еще
несколько снимков – Уж без коровы и киндера, но в компании жизнерадостных и
почему-то потных бюргеров. На всех этих снимках Уж занимал одно и то же место –
крайнее слева или крайнее справа.
Времена меняются, меланхолично думал Сардик, вполуха слушая,
как Уж поносит пригревшую его Германию, вот ты уже и не центровой.
– Хреново там, да? – из вежливости спросил он.
– Душно. Как есть воздуху не хватает. И скука смертная.
Тоска.
– Что же ты там сидишь? Возвращайся.
– В Рашку? Э-э, нет. В Рашку – ни за что. Лучше там, с
коровой.
– Тебе виднее…
– Слушай, старичок… А Галка-Соловей как там?
Жива? Не спилась еще? А то я ей звоню, а меня все время
посылают. Неизвестные мне люди.
Лет шесть назад Галка-Соловей была их с Ужом натурщицей.
Сардик даже попытался влюбиться в нее, как обычно – без всякой надежды на взаимность.
Дохлый номер – дружеские поцелуи при встрече и прощании, дружеское похлопывание
по щеке: ничего другого Сардику не обламывалось. Уж – тот срывал весь банк,
включая бесплатные ночи и совершенно бесплатную любовь. Все женщины, очутившись
в компании Сардика и Ужа, как правило, выбирали Ужа. А в компании Сардика и
кого-то другого – выбирали кого-то другого. Конечно, у Сардика были женщины, но
все истории с ними оказывались случайными и необязательными, они не имели
сколько-нибудь серьезного продолжения и напоминали перекус в кафе быстрого
питания (в лучшем случае). А в худшем – у Сардика создавалось впечатление, что
он перебивается крохами с чужого стола. И это при том, что он не был уродом.
Скорее – красавцем с тонким восточным лицом и пышными иссиня-черными волосами,
которые вот уже добрый десяток лет собирались в хвост. С Сардика было впору
иконы писать, не то что с битого оспой Ужа. К тому же голова его так и
светилась проплешинами – а вот поди ж ты, женщины были от него без ума, женщины
у него не переводились. «Все дело в харизме, старичок, – говаривал Уж,
смазывая йодом царапины, остававшиеся после выяснения отношений с очередной
влюбленной кошкой. – Бабы клюют на харизму и больше ни на что. У меня ее
хоть жопой ешь, а у тебя – не сложилось».
Не сложилось, точно. Генау. Как и со всем остальным.
– …Ну ты вспомнил, друг! Галка-Соловей уже три года,
как в Штатах. Нашла себе какого-то фермера, родила двойню и живет счастливо.
– Вот сука! – искренне возмутился Уж. –
Продала родину за арахисовое масло! А Машка-Каланча?..
– Машка в Швеции.
– Тоже замуж вышла?
– Вроде того.
– А Верка-Герпес? – Уж понизил голос до
трагического шепота. – И она сбежала? Как крыса с тонущего корабля…
– Сбежала, – подтвердил Сардик. – В Австрию.
К тамошнему графу, вроде как потомку Габсбургов. Ее фамилию нынешнюю и после
бутылки водки не выговоришь.
– Все бабы – предательницы! – Уж хлопнул кулаком
по столу с такой силой, что из нетронутого Сардиком бокала пролилось
пиво. – Ну а про Аньку-Амаретто я и спрашивать не буду. Эта, поди, вообще
на луну улетела?
Анька-Амаретто была самой ослепительной из их общих
натурщиц. Несмотря на хохлацкую фамилию Кириченко, она обладала жгучей
итальянской внешностью и таким же темпераментом. Однажды она пырнула Мишеля
ножом – за то, что он изменил ей с Веркой. Врача не вызывали, вот только
Сардику пришлось просидеть рядом с постелью Ужа полночи, меняя бинты с
перекисью. И угорая от чувства острой зависти – ни одна из женщин не пырнет
его, Сардика, ножом в порыве любви.
И это – самая большая несправедливость на свете.
– …Анька здесь, – нехотя ответил Сардик. – Я
ее видел месяц назад.
– Все такая же красивая? Или растащило в разные
стороны? – По глазам приятеля Сардик понял, что именно хочет услышать Уж:
что Анька обрюзгла и постарела и нажила десяток лишних килограммов. Тогда его
собственная love story с коровой симментальской породы не будет выглядеть такой
безнадежной.
