Никаких экстраординарных событий в подъезде со времен
заселения сюда Сардика не случалось.
Открыв, он обнаружил за дверью молодого парня лет двадцати
трех-двадцати пяти (самому Сардику не так давно исполнилось 28). Смуглого,
жестковолосого, с ленивыми и какими-то сонными глазами. Сардик потом часто
думал, что первое впечатление о Гаро было самым верным: он спал наяву. Вот и
тогда он невидящим взглядом смотрел на звонок, который звонил сам собой.
Кнопка запала, решил Сардик. Но кнопка не запала, и не была
утоплена, и выглядела такой же, как всегда, а звонок все звонил и звонил.
– Ты Сардор, – сказал Гаро, не обращая внимания на
непрекращающийся резкий звук.
– Ты что сделал с кнопкой?
– Ничего. Нажал один раз и больше не трогал. Я Гаро.
– Да понял я, понял. Проходи.
Звонок удалось усмирить, только прибегнув к хирургическому
вмешательству: поднявшись на стремянку, Сардик вырвал провода. И – сверху –
продолжил осмотр нового жильца. Гаро был невысоким, ладно скроенным и бедно
одетым: пуховик, вязаная шапка-«пидорка», голубая рубашка из хлопка, фланелевые
штаны и вьетнамские матерчатые тапочки, надетые на две пары толстых носков из
козьего пуха. Тапочки стоили рублей пятьдесят, не больше. В руках Гаро держал
обшарпанный фибровый чемоданчик, и видно было, что он совсем не тяжел.
Обольщаться насчет вещей не стоило – все они начинали с
малого: и Женька, и Мчедлидзе, и Иван Бабкин, и байкер Леопольдыч.
– Не мерзнешь в тапочках? Зимы здесь будь здоров.
Может, имеет смысл валенки купить?
– Про зимы здесь все знаю, но не мерзну почему-то. Так
что валенки покупать смысла нет.
Исчерпывающий ответ, ничего не скажешь.
– Поможешь перенести картины? – спросил Сардик.
– Ага, – ответил Гаро, но так и остался стоять на
месте.
И сдвинулся с него только тогда, когда Сардик сделал
последнюю ходку: с композицией, в центре которой был архитектурный памятник
Биби-Ханым. Именно его большинство несведущих людей принимало за лягушку. А
большинство сведущих – за дух Марка Шагала.
– Вот Биби-Ханым. – Гаро ткнул коричневым пальцем
в картину.
– Точно! – Сардик был поражен. – Как ты
догадался?
– Зачем догадался? Ясно же, что это Биби-Ханым.
Гаро прошел в мастерскую следом за Сардиком и снова
остановился возле двери, сонным взглядом осматривая помещение. И картины
заодно.
– Сямисэн, – изрек он. – Только почему-то
струны оборвались.
Сардик так и сел в старое продавленное кресло, которое
помнило и Галку-Соловья с Анькой-Амаретто, и любовниц байкера с
соло-гитаристом, и Женькиных вечно щебечущих моделек.
– Знаешь, что такое сямисэн?
Вопрос был вполне закономерным, потому что на лице Гаро не
прочитывалось и неполной средней школы. А прочитывались уборка хлопка, уход за
овцами и лошадьми, утренняя дойка верблюдиц и вечерняя молитва – лицом на
восток.
– Конечно. Я даже играл на сямисэне. Хорошо получалось.
Сардик почувствовал легкое щекотание в носу: так было
всегда, когда кто-то в его обществе начинал беззастенчиво и без всяких к тому
предпосылок врать. Погоди-ка, друг, сейчас я выведу тебя на чистую воду!..
– И кто же тебя научил играть на сямисэне?
– Один японец, очень добрый человек.
– И где ты встретил этого японца? У себя в ауле? Или…
что там у вас?
– Зачем так говоришь? – Гаро нисколько не обиделся. –
Зачем в ауле? Японцы называются японцами, потому что живут в Японии. Это все
знают.
– А ты, значит, был в Японии?
– Конечно. В городе Китакюсю, префектура Фукуока.
Сардик приуныл: простейшее по имени Гаро ни в жизнь бы не
додумалось до изысканного «Фукуока» и уж тем более – до забористого «Китакюсю».
А если бы додумалось – то не запомнило. Отсюда вывод – и Фукуока, и Китакюсю, и
добрый японец с сямисэном существуют. И Гаро с ними знаком. Но сдаваться без
боя Сардику не хотелось, потому он и спросил:
– И что же ты делал в Японии?
– То же, что и везде. Убирал офисы. Здесь я тоже убираю
офис.
Видимо, в Японии большой дефицит уборщиков, если требуются
кадры со стороны.
– А как ты туда попал?
– Так же, как во все другие места.
– И много было этих мест?
Гаро зажмурил глаза, вытянул вперед руки и стал перечислять
«места», по очереди загибая пальцы:
– Город Шарлеруа в Бельгии. Город Каштелу-Бранку в
Португалии. Город Джендуба в Тунисе. Город Парамарибо в Суринаме. Город Люцерн
в Швейцарии. Там было красиво. Про Китакюсю ты уже знаешь, а сямисэн ты
нарисовал немножко не так, как нужно: сверху должен быть один колок для
закрепления струны, а снизу два. У тебя все наоборот.
– Учту, – только и смог выговорить уязвленный
Сардик. – В следующий раз, когда мне нужно будет запечатлеть какой-нибудь
музыкальный инструмент, я обязательно проконсультируюсь с тобой…
…Гаро и вправду оказался «парнем с секретом», хотя Сардик и
подозревал, что секрет этот выеденного яйца не стоит. Тем сильнее Сардик
мучался, силясь разгадать его. Гаро был прост, чтобы не сказать – примитивен, а
если и рассказывал о своей прошлой жизни – обо всех этих шарлеруа, парамарибо и
каштелу-бранку, то как-то очень своеобразно, с точки зрения уборщика офиса.
Клерки в Парамарибо и Джендубе – ужасные грязнули, не то что клерки в Люцерне и
Китакюсю: можно сказать, что там ты получаешь зарплату просто так, не особо
затрудняя себя работой, – так везде чисто. Кроме того, города, в которых
когда-то работал Гаро, выглядели как-то чересчур изолированно от всего остального
мира. Все подходы к ним, воздушные и наземные пути, смотрелись одним белым
пятном. Однажды Сардик не выдержал и сделал то, чего не делал никогда. То, что
считал низким и недостойным порядочного человека: он проник в комнату Гаро в
отсутствие хозяина и открыл его фибровый чемоданчик. Ничего достойного там не
обнаружилось, какое разочарование! Только сменная рубашка, еще одни брюки (на
этот раз – из черного крепа) и еще одна пара Вьетнамских тапочек. И шесть
одинаковых деревянных коробочек с домино.
Зачем Гаро такое количество доминошных костей? Неизвестно.
Тем более – Гаро никогда не предлагал Сардику забить козла на досуге. Странный,
странный тип, этот Гаро!..
Абстрагировавшись от коробочек с костями, Сардик приподнял и
перетряс рубаху и брюки, а также заглянул во все немногочисленные карманы
чемоданчика в надежде найти документы и хоть какое-то вещественное
подтверждение Люцерна и К°. Хоть какую-то память о них.
Хренушки!
Ни паспорта, ни справки о регистрации. Ни писем, ни
открыток, ни телеграмм, ни корешков от денежных переводов куда-либо – только
небольшая сумма в рублях, вложенная в помятую двухстраничную брошюрку
«Пользуйтесь услугами American Express», такие грошовые аляповатые завлекаловки
часто раздают в переходах метро. Был еще кулек со слипшимися леденцами,
несколько пластинок жвачки, видавший виды каталог выставки какого-то
французского фотохудожника и недорогие бусы из сердолика: Сардик даже не
рискнул представить себе женщину, чье счастье они могут составить. И все. В
чемодане не нашлось ни одной фотографии, повествующей о жизни уборщика или
жизни его близких (в том числе той, кому предназначались бусы) – только
поляроидный снимок самого Гаро, наклеенный на внутреннюю поверхность крышки. На
снимке Гаро представал в компании с большеухим голым котом (на взгляд Сардика –
абсолютным страшилищем, а ведь находятся любители этой чудовищной породы!).
Гаро, судя по всему, был как раз любителем: он улыбался сидящему у него на
плече коту. И кот вроде как улыбался Гаро – идиллия, да и только!.. Электронная
дата в правом углу снимка отсылала Сардика на десятилетие назад, в то самое
время, когда он впервые появился в Пскове, чтобы потом перебраться в Питер. Кот
с поляроида, должно быть, давно почил в бозе, а вот Гаро… Он выглядел таким же,
каким выглядел и сейчас, – двадцатипятилетним!..
