– Значит, картина называется «Воркующий рыцарь»…
Забавно.
Ёлка подошла к холсту и коснулась его кончиками пальцев.
Самый обычный жест, непроизвольное движение, которое до нее совершали восемь из
десяти Женькиных гламурных барбареллок. Ничего, кроме ярости, такие жесты у
Сардика не вызывали: а ну, зась! не лапайте нетленку, сучки! Но ангел – это
тебе не барбареллки! От его прикосновения картина сразу стала лучше (или
картине сразу стало лучше, кто знает?). В тенях на доспехах появилась
мужественность и твердость, и – вместе с тем – проступили пятна ржавчины – как
на душах тех, кто слишком долго мечтает о несбывшемся. С птицей тоже произошли
кардинальные изменения. До сих пор Сардик был уверен, что это – самый
обыкновенный щегол, он и рисовал щегла: с присущей ему скрупулезностью,
постоянно сверяясь с картинкой в атласе певчих птиц. Но теперь оказывается, что
это и не щегол вовсе. Совсем другая птица.
До соплей экзотическая. Неизвестно, существуют ли такие в
природе. Должно быть, и Ёлка подумала о том же, потому и спросила:
– А она существует?
– Кто? Птица?
– Да нет. Девушка с картины.
– Не знаю… Это просто девушка, которую мне хотелось бы
видеть рядом с собой. Слушай… Она ведь похожа на тебя!
Сардик сказал это просто так, но через секунду ему и вправду
начало казаться: на картине не кто иной, как Ёлка.
Точно она!
Но одного сардикового свидетельства недостаточно. Вот если
бы и другие увидели «Рыцаря» так, как видит он! То-то было бы разговоров в
заинтересованных кругах: а вы слыхали историю, как Сардор М. написал свою
возлюбленную, еще не будучи знакомым с ней? Да нет же, старички, это он сам ее
и создал, вызвал к жизни из мертвого холста, повторил подвиг Пигмалиона! Со
временем история обросла бы самыми невероятными подробностями и превратилась в
миф, не хуже тюбингенского. Только без меркантильного привкуса ценой в 150
тысяч евро.
Или все же речь шла о 230?..
– Ни капли не похожа, – отрезал ангел. –
Ничего общего. Эту картину ты тоже собираешься вывезти в Тюбинген?
– Нет. С этой картиной мне пока не везет. Вроде есть
один покупатель, тоже немец. Он сейчас в Питере, но поймать его невозможно. И
по телефону не застать. Просто рок какой-то!
– Как его зовут? – спросила Ёлка.
– Альбрехт. Я ему уже черт знает сколько дозваниваюсь –
никакого результата…
…Необязательные разговоры о тезке Дюрера привели к тому, что
Сардик стоит сейчас посреди кухни, стараясь не прислушиваться к разговору за
плотно закрытыми дверями. Да и сколько ни прислушивайся, все равно ничего не
услышишь.
Намотав с десяток кругов по кухне, Сардик отправился к Гаро.
С единственной целью – предупредить уборщика: сиди тихо в своей комнате и сопи
в две дырки. И забудь на время про всякое там «отлить», а также про чистку
зубов, стирку носков и лакание молока за обеденным столом у окошка. Чтобы не
выглядеть совсем уж невежливым, Сардик предварительно поскребся дверь и, не
дожидаясь ответа, толкнул ее.
В комнате никого не было.
Никого и ничего, если не считать убогой обстановки, пережившей
всех многочисленных сожителей Сардика. Судя по всему, она пережила и
последнего.
Гаро исчез.
Именно исчез, а не вышел в магазин за молоком и половинкой
бородинского. Исчез, а не отправился играть на сямисэне в культурный центр
своего землячества. Установить сей скорбный/радостный факт было проще пареной
репы: вместе с Гаро исчез и чемодан. Сардик сразу же вспомнил белесый свет,
лившийся с потолка сегодня утром. Молочный поток не унес Гаро только потому,
что в дело вмешался Сардик. А когда Сардик ушел, уже ничто не мешало потоку
повторить попытку.
Она-то и оказалась удачной.
В пользу версии с внезапным исчезновением говорили и
косвенные улики: смятое белье на кушетке, еще хранящее контуры тела, и
вьетнамские тапочки под кроватью. За то время, что Сардик их не видел, они не
сдвинулись ни на сантиметр.
Ничего, у Гаро есть запасные.
– Надеюсь, ты уже в префектуре Фукуока, -
произнес в пространство Сардик, попутно удивляясь тому, как
легко он принял на веру историю с чудесными перемещениями во сне. А ведь такого
не может быть в принципе.
Не может – но случается.
Вот и ангел случился.
Подспудно Сардик догадывался, что между Гаро и ангелом
существует связь и при желании можно рассматривать обоих как звенья одной цепи
(что находится на концах этой цепи и насколько удалены друг от друга звенья –
неведомо). И стоило ему поверить в одно невероятное событие, как тут же
подоспело следующее – и вот, пожалуйста, он уже не может остановиться, он
верит, и снова верит, и дальше будет верить. Такова суть человеческой природы:
если уж ступил на скользкий путь (а вера, безусловно, скользкая штука), то
остановиться невозможно.
Успокоив себя столь нехитрым образом, Сардик быстренько
уничтожил еще остававшиеся блеклые следы: собрал в охапку белье, на котором
спал Гаро, и сбросил его в шкаф. Туда же полетели и тапочки.
Все. Как и не было человека.
И как мало места он занимал! Не больше, чем заняли бы щегол
или кошка. Да нет – меньше! От щегла бы остались перышки, несклеванное зерно и
помет; от кошки – пучки шерсти. При условии, что она – не голая, как тот кот с
поляроидного снимка. Вот интересно, Ёлкин котяра – он какой? То-то будет смеху,
если тоже окажется голым!..
Хе-хе, совсем не смешно.
Сплошные неудобства.
Сардик еще раз беглым взглядом осмотрел комнату на предмет
возможных рефлексий по поводу Гаро (все чисто) и даже заглянул под кушетку (а
тут сюрприз!). Под кушеткой, ближе к стене, валялась одна из коробочек с
доминошными костями. И как только Гаро проглядел, не побеспокоился о ней?
Сардик вытащил коробочку и сдвинул деревянную крышку. Никогда раньше он не
придавал особого значения костям и сейчас бы не придал, а ведь в костях
определенно что-то есть!.. Во-первых, они очень старые. Или состарены
искусственно. Сардик знавал умельцев, с легкостью подделывающих красочный слой
пятивековой давности, – возможно, и здесь без такого умельца не обошлось.
Материал, из которого сделаны камни, смахивает на слоновую кость, кое-где
заметны сколы и царапины. Но все равно, держать их в руках приятно – такие они
тяжелые, такие теплые. Точки на лицевой поверхности залиты перламутром и еще
каким-то составом, напоминающим смальту.
Слоновая кость, смальта и перламутр – вещи красивые и часто
бесполезные. И все эти камни – тоже бесполезные, в домино ими не сыграешь.
Сардик понял это, как только отвлекся от формы и переключился на содержание:
каждая костяшка содержала лишь одну комбинацию
6– 1.
Сардик высыпал из коробки все двадцать восемь костей, и они
зеркально повторили друг друга: 6 – 1,6 – 1, 1 -6.
