– Я люблю тебя.
– У тебя шок…
– Я люблю тебя… Ты слышала, что я сказал? Повтори.
– Ты сказал, что любишь меня.
– Все правильно.
Кажется, она плачет. И как было бы здорово, если бы она
плакала из-за него! Это сделало бы и без того абсолютно счастливого Сардика еще
более счастливым.
– С тобой все в порядке? Ты не ранена? Цела?..
– Я цела. Не переживай.
– Ты помнишь, что я сказал тебе?
– Что ты любишь меня.
– Все правильно. А теперь… Уходи.
– Куда?
– Уходи отсюда. Не хочу, чтобы ты была здесь. Ты ведь
понимаешь…
– Нет.
– Понимаешь. – Сардику кажется, что он повысил
голос, но вряд ли смена интонации так заметна – в его-то положении! – Я во
всем виноват, я втравил тебя в эту историю… Если бы не я – с тобой бы никогда
не случилось такого.
– Ты не прав…
– Прав. Уходи. Я все сделаю как нужно. Никто не узнает о
тебе…
– Но…
– Уходи… Уходи быстрее!
Больше всего Сардик боится, что Ёлка не послушает его,
останется: ангелы – они такие. Любопытные, как дети. Они всегда дочитывают
книги, и досматривают фильмы, и досматривают жизни – каким бы печальным ни
выглядел финал.
Но Ёлка – не ангел. Просто девушка. Испуганная, только что
пережившая аварию. И неизвестно, что еще ей придется пережить, если она
останется с ним.
– Уходи.
– Я никогда тебя не забуду, – говорит она,
склоняясь над его лицом и целуя его в губы. – Никогда тебя не забуду.
Никогда.
Прощайте, моряки, наивные обожатели ветров.
Страница 143. Тринадцатая строчка снизу.
Это все из-за боли, заполонившей безжизненное тело Сардика и
подбирающейся к мозгу. Боль стирает грань между реальностью и небытием, и
теперь уже непонятно, кто произнес убойную и немного театральную фразу про
моряков – Ёлка или сам Сардик. А может, она просто разлита во влажном
воздухе?.. В сумраке ночи, секунду назад поглотившем девушку, которая полностью
изменила жизнь Сардика.
Гаро был прав, и где он сейчас, чудное растеньице Гаро?..
Хорошо, если в Китакюсю (префектура Фукуока), рядом с доброй
девушкой-японкой, ставшей еще добрее от бус из сердолика. Только теперь Сардик
понимает, как важно быть рядом с любимыми, или просто думать о них не
переставая, или защищать их от напастей и невзгод, которые иногда случаются в
жизни. Он больше не сопротивляется боли, плывет по ее волнам, холодным,
спокойным и мертвенно-прекрасным.
И пока еще хватает сил и брезжит сознание, Сардик думает о Гаро
(и об ангеле), о ненаписанных картинах(и об ангеле). О наполненном водой до
краев городе Санкт-Петербурге (и об ангеле). И о так и не сваренном какао (и об
ангеле), и еще – о коте (и об ангеле). Конечно, об ангеле с буддистской
косичкой, подпрыгивающей в такт шагам, -
о ком же еще?..
Йоруба
* * *
…Главная прелесть Джей-Джея состоит в том, что он таков,
каков есть.
При встрече с девушками он представляется не секретным
агентом, и не начинающим писателем, и не охотником за черепами, и не водолазом,
и не профессиональным путешественником. И даже не завсегдатаем кенийского
сафари, что легко проверяется – стоит только девушке сказать а вы не покажете
мне свои трофеи? Нет, Джей-Джею не нужны неприятности, неловкие ситуации и
кривые ухмылки за спиной – поэтому он всегда говорит правду.
Меня зовут Джей-Джей, и я составитель ребусов – вот и вся
правда, вот и все представление.
На такое клюнет не каждая, блондинки отпадают сразу,
поскольку в ребусах они несильны. Но Джей-Джей не слишком-то горюет о
блондинках, это – всего лишь цвет волос, не более. К тому же опытным путем и
людьми гораздо более авторитетными, чем Джей-Джей, установлено: блондинки в
природе почти не встречаются. Не собственно натуральные блондинки (таких
навалом в родной стране Джей-Джея – Норвегии – и соседних скандинавских
странах), а блондинки типа Мэрилин Монро.
Все хотят выглядеть как Мэрилин; все хотят, чтобы их любили,
как любили когда-то Мэрилин; все хотят стать мифом, как стала мифом Мэрилин.
Вот только никто не хочет повторить ее судьбу, а это все равно что жить в
президентских апартаментах пятизвездочного отеля, не платя за это ни копейки.
Такого не бывает, служба безопасности в отелях класса люкс
всегда на высоте. И улизнуть, не заплатив ни копейки, вряд ли получится.
Счет должен быть закрыт полностью, включая пункт
«пользование баром».
Потому-то Мэрилин одна-единственная, как там ей живется – на
небесах?
При всем этом Мэрилин никогда не была любимицей Джей-Джея и
не выступала последним номером в дивертисменте его ночных грез. И дело здесь не
в Мэрилин, а в самом Джей-Джее. Хотя ему и не чужды мечтания, как любому
нормальному человеку, – толком помечтать перед сном не удается. Джей-Джей
засыпает сразу же, как только голова касается подушки.
И это тоже часть правды о нем. Справедливости ради, до
обнародования данной части дело доходит далеко не всегда.
Что еще рассказывает девушкам Джей-Джей?
Он составитель ребусов и ведет еженедельную колонку
развлечений в одном не очень популярном журнале. Это раз.
В свободное от составления ребусов время он работает
корректором в одном не очень популярном non-fiction издательстве. Это два.
Он не водит автомобиль. Это три.
Он любит кошек, но предпочитает наблюдать за ними издали.
Это четыре.
Он никого не приглашает к себе. И сам неохотно отправляется
в гости, убежденный в том, что лучшее место для встреч – нейтральная
территория. Это пять.
На то, чтобы постричь ногти, у него уходит не больше
двадцати секунд (результат, достойный книги рекордов Гиннесса). Это шесть.
Его родная стихия – иностранные языки. Желательно –
максимально удаленные от норвежского. Джей-Джей основательно изучил несколько
европейских и даже один африканский (йоруба). Это семь.
Семи позиций, характеризующих Джей-Джея, как правило, бывает
достаточно, чтобы девушка фыркнула носом, изображая нерпу, недовольную
деятельностью «Гринписа» – и удалилась в неизвестном направлении.
Раньше, когда Джей-Джей был неприлично молод, поспешное
бегство девушек расстраивало его, выбивало из колеи на целый вечер. Вплоть до
того момента, когда голова касалась подушки; и то верно – ничто не может
противостоять здоровому сну, даже разочарование в любви.
На следующее же утро Джей-Джей просыпался отнюдь не разбитым
и всеми покинутым, напротив – бодрым и веселым. Бодрая и веселая физиономия
встречала его и в зеркале в ванной комнате. Сколько бы ни всматривался
Джей-Джей в поверхность зеркала, он находил в ней то же, что и всегда: молодого
человека приятной наружности (сначала двадцати, затем двадцати пяти и, наконец,
тридцати лет). За прошедшее десятилетие в самом Джей-Джее ничего кардинальным
образом не изменилось – те же светло-русые волосы средней жесткости, те же
серые глаза с коричневыми крапинками вокруг радужной оболочки, тот же нос с
небольшой горбинкой, тот же не слишком решительный подбородок.
