– А где же обещанный номер? Где номер?..
– Номер отменяется! В следующий раз… – пообещал я. А сам подумал: «Сейчас-то и будет главный номер программы!»
Первыми на арену ворвались ребята с нашего двора. А вслед за ними – незнакомые мне мужчины, женщины, мальчишки и девчонки. Все стали хвататься за гири, но – о, чудо! – никто не мог их поднять! Я, будто случайно, толкнул ногой одну гирю – и почувствовал, что она налилась неприступной тяжестью и словно бы приросла к полу. Сказка пришла мне на помощь! Но как же теперь поднимет эти гири сам клоун-богатырь?
– Я не могу работать в такой обстановке! – прогремел он на весь цирк. И, гордо вскинув свою свирепую голову, ушел за кулисы.
– Никто не может сдвинуть гири с места, а ты смог! Ты смог! – обнимали меня дружки-приятели. Они подняли меня на руки и потащили в тот ряд, где сидели сами.
– Куда же вы его? – закричала моя бывшая строгая соседка. – Я сберегла его место!..
Ей хотелось сидеть рядом с ребенком-богатырем. Но ребята унесли меня к себе. Мишка и Жора теснились теперь на одном стуле, а я сидел на бывшем Жорином месте, прижавшись плечом к Валерику.
– Вот что значит курс лечения! – с завистью сказал Мишка. – Мы ходим в школу, зубрим, с утра до вечера расходуем свои силы. А он сберегает их! Накапливает!.. Вот бы мне кто-нибудь прописал такой «курс»!
– Да, здорово было бы! Если бы и нам тоже. Эх, хорошо было бы! – вздыхали и другие ребята.
Сзади и спереди ко мне потянулись руки: все хотели пощупать мои мускулы.
– Вы ничего не почувствуете: они в расслабленном состоянии, – сказал я. – Отдыхают!
Валерик молчал. А вечером во дворе он подошел ко мне и вполголоса, но повелительно произнес:
– Смотри на меня внимательно: в оба глаза! Слушай меня внимательно: в оба уха! Гири были фанерные? Или из какого-нибудь там папье-маше?
Я хотел сказать, что гири были настоящие, что ни один человек в цирке, кроме меня, не смог их поднять. Но язык не слушался меня, голос куда-то пропал. И я не сумел соврать. Первый раз в жизни хотел – и не сумел! Наверно, Валерик меня загипнотизировал…
Только уже дома голос ко мне вернулся. Тогда я набрал две двойки и торопливо, взволнованно заговорил в трубку:
– Я вас очень прошу… Я просто умоляю: заколдуйте, пожалуйста, Валерика! Чтобы он восхищался мною, как все!
– Это невозможно, – ответила Снегурочка.
– Но ведь воля каникуляра должна быть для вас законен!
– Да, это верно. Но тут мы бессильны.
– Почему?!
– Я не могу объяснить.
– Из-за его сильной воли, да?
– Нет, дело совсем в другом.
– В чем?
– Не могу объяснить…
– Это тайна?
Снегурочка повесила трубку. Почему Валерик не поддавался Деду-Морозу? Почему он был неподвластен сказке?
Да, это была тайна. И такая, что даже каникуляру не имели права ее раскрыть…
ПРОКАЗНИЦА-МАРТЫШКА, ОСЕЛ… ДА КОСОЛАПЫЙ МИШКА
Не подумайте только, что я плохо помню те строки из басни Крылова, которые очень похожи на название этой главы. Басню я учил в школе, а то, что я учил там, запомнилось на всю жизнь…
У Крылова написано: «Проказница-Мартышка, Осел, Козел да косолапый Мишка», но я козла пропустил. И не потому, что забыл о нем, а просто потому, что… Впрочем, об этом вы узнаете немного позже.
А сейчас я хочу рассказать о том, что было после моего выступления на цирковой арене.
Все ребята стали просить меня поднять что-нибудь тяжелое. И все теперь обращались ко мне очень вежливо и уважительно.
– Петя, подними, пожалуйста, скамейку в садике, – просил один.
– Петя, там, на улице, стоит инвалидная коляска… Подними ее, если не трудно.
– Мне не трудно, – отвечал я. – Но просто не хочется расходовать силы. Вот если будет что-нибудь важное… Какой-нибудь особый случай!
Мишка-будильник попросил меня однажды:
– Петя, подними, пожалуйста, меня и подержи в воздухе минут пять. Это как раз очень важно: я поспорил с ребятами из соседнего двора. Они не были в цирке и не верят.
На этот раз меня случайно выручила мама. Она высунулась в форточку и тем же голосом, каким раньше звала: «Домо-ой! Пора делать уроки!» – категорически приказала мне сверху:
– Домо-ой! Пора смотреть телевизор!..
Простите, телевизоров тогда еще не было… Я вспомнил, мама крикнула мне сквозь форточку:
– Домо-ой! Пора слушать патефон!
У нас был синий облезлый ящик, который шипел и кряхтел от старости. Я любил по десять раз в день слушать одну и ту же пластинку. Раньше мама возмущалась, что я даром теряю время.
– Перемени пластинку! – заявляла она. – Почитай лучше книгу. Или раскрой учебник.
А теперь мама сама смело крутила тугую ручку, хотя знала, что ручка иногда со стремительной силой раскручивалась в обратную сторону.
– Ты стал недопустимо пренебрегать патефоном! – говорила она. – Смотри у меня!
После истории в цирке Мишка-будильник начал упрямо допытываться, где, в какой поликлинике мне прописали такой замечательный «курс лечения». Мишка вообще был завистливым пареньком, а тут уж прямо места себе не находил.
– Скажи: что нужно глотать, чтобы набраться такой силищи? Порошки, да? Пилюли, да?.. Ведь этот твой «курс лечения» можно и самому себе дома устроить, а? Скажи, Петька… А я тебе буду всегда сообщать точное время! Хочешь? Сейчас девятнадцать часов – ровно!
– Ничего я тебе не скажу: это страшная тайна!
– Боишься, что я стану сильнее тебя, да? А ты мне столько этих пилюль дай или порошков, чтобы я тоже стал сильным, но все-таки был в два или даже в три раза слабее тебя, – торговался Мишка. – Мне и этого будет достаточно. Ты можешь сразу две гори поднять, а я пусть смогу только одну. Мне и этого хватит! А, Петька?..
Ребята рассказывали обо мне легенды. Через несколько дней в соседнем дворе уже знали, что я поднял в воздух самого клоуна-богатыря, у которого было две гари в руках, одна – в зубах, одна – на голове и две – под мышками.
И только Валерик по-прежнему мною не восторгался. А я так хотел этого!
Мне так хотелось, чтобы он забыл о фанерных гирях и о моем позоре на хоккейном поле, чтобы он стал уважать меня чтобы ему снова, как прежде, хотелось видеть меня чаще, чем всех остальных ребят в нашей школе и в нашем дворе.
И я решил, что надо тайно провести Валерика в Дом культуры медицинских работников. Пусть он увидит, как для меня одного поют певцы, и танцуют танцоры, и показывают фокусы фокусники. Ведь всякое торжество – только наполовину торжество, если его не могут оценить другие.
