Книга Зимний зверь, страница 18. Автор книги Елизавета Дворецкая

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Зимний зверь»

Cтраница 18

Из поднебесья жавороночек

Вылетает, вылетает,

Красно солнышко, красно солнышко

Закликает, закликает.

Не довольно ли красну солнышку

Почивать, почивать?

Не пора ли ясны очи

Открывать, открывать?

Не пора ли лицо бело

Умывать, умывать?

Не пора ли златы косы

Расчесать, расчесать?

Не пора ли темны тучи

Проводить, проводить?

Не пора ли чисто поле

Осветить, осветить?

Не пора ли белы снеги

Растопить, растопить?

В сине море, в сине море

Укатить, укатить?

Голоса отдавались звоном, стучались в ее тяжелый глубокий сон, а Веселка не могла даже понять, где она, на каком свете. Она знала, что эта песня призывает именно ее, она хотела подняться, но не могла: какая-то душная тяжесть мешала ей открыть глаза, даже проснуться по-настоящему. Было холодно, и себя саму Веселка ощущала застывшей, замороженной, и ей было так страшно от этого чувства, будто оно грозило ей немедленной смертью.

На нее упали какие-то холодные влажные брызги, она разом приподнялась и села на лежанке. Тесная, темная, нетопленая клетушка в глубине Велесовой хоромины наводила на мысль о подземелье. Возле ее лежанки стояла одна из посадских старух, держа в руках чашу с водой, а две другие по сторонам выпевали «пробуждение солнца». Они и правда будили Веселку; сегодня она как бы солнце, которое наконец-то встает, возрожденное, над всем земным миром.

Поспешно выбравшись из-под медвежьей шкуры, Веселка запрыгала на месте, чтобы согреться. Старухи подали ей умыться, усадили, сами расчесали ей косу, украсили голову серебряным венцом и покрыли красным платком. Веселка волновалась, как невеста в день свадьбы. В прошлом году она уже участвовала в этом обряде, но теперь все было иначе. Тогда она радовалась всему этому, как небывалой и значительной игре, а теперь ей казалось, что все это правда. Старухи, их коричневые руки, морщинистые лица, темные платки и черные овчинные безрукавки казались ей тенями подземного мира мертвых, которые умывают новорожденное солнце, чтобы выпустить его наконец-то из подземелья, и Веселка трепетала от каждого их прикосновения. Ей опять, как в первый день нового года, хотелось скорее на воздух, но место прежней беспечной радости заняла решимость, будто ей предстояла борьба. Веселка помнила все: и страх перед Зимним Зверем, и свое вчерашнее озарение. И после ночи она уже твердо была убеждена: это не случайность и не наваждение. Сами боги указывают ей путь, и путь этот начинается прямо отсюда, из задних помещений Велесова святилища, а уходит далеко, далеко…

Старухи вывели ее во двор, нарядную, как невесту: с цветными лентами и звенящими подвесками в косе, с серебряным венцом под красным платком на голове. Другие девять старух всю ночь сидели в хлеву на заднем дворе святилища, по очереди и хором распевая заговоры возле Матери-Тучи. Для сегодняшнего торжества ее рога были украшены сухими цветами и яркими лентами, увешаны бубенчиками, звеневшими при каждом движении коровы.

Еще не светало, над землей висела ночная тьма, на небе сияла огромная полная луна, и в ее серебристом лике виделось уверенное торжество, точно она почитает себя новым солнцем земного мира и не думает даже уходить на покой. И Веселке подумалось: должно быть, Велесово подземелье, где живут умершие и где солнце проезжает во время земной ночи, выглядит вот так же – темнота и блестящее светило на темном небосводе, которое не в силах осветить эту вечную тьму.

– Ну, Велесе-боже, благослови начинать! – сказала Веверица.

Веселка пристально глянула на нее: ведунья выглядела почти так же бодро, как обычно, только в особом беспокойном проворстве сказывалось вчерашнее потрясение. Никому из старух она не сказала о том, что чаша разбита.

Было холодно, мороз за ночь окреп и пощипывал щеки, снег громко скрипел под ногами. Ведя за собой корову, Веселка вышла со двора святилища. Сзади Мать-Тучу подгоняла Веверица, а следом старухи правили тремя или четырьмя санями, светили факелами.


Стоит вокруг города железный тын,

Да железный тын, вереи медные!

Вереи медные, колья булатные!

И чрез тот тын ни зверь не перескочит,

Ни птица не перелетит,

Ни злой недуг не пройдет! —

тонкими и пронзительными голосами запели старухи, давая посаду знать, что начинается последний, важнейший обряд Велесовых дней.

Изо всех дворов посыпал народ; все проснулись и собрались загодя, но раньше условленного знака выходить было нельзя. Вышедшего за двери раньше Матери-Тучи могут унести навьи; помня о Зимнем Звере, в этот год ни одна самая отчаянная голова не посмела сунуть нос наружу. Мужчины и парни собирались в начале каждой улицы с факелами и кнутами, возле них скакали дети и подростки, напялив страшные личины, с рожками и трещотками в руках. Завидев огни, освещавшие девушку с коровой, мужчины кидались вдоль улицы, хлопая кнутами и плетьми, криком гнали нечисть, затаившуюся по углам. А следом Веселка вела корову: где прошла Мать-Туча, там не пройдет ни Коровья Смерть, ни Невея-лихорадка со своими сестрами. Женщины выносили из ворот узелки и с поклонами вручали Веверице и ее старушечьей дружине приношения: караваи хлеба, лукошки яиц, горшочки масла и меда, связанных кур и уток, мешочки проса, ржи, гороха. Дети прыгали вокруг священной коровы и выкрикивали:


У нашей-то матки

Телятки-то гладки,

Скачут через грядки!

Как по воду идут —

Так помыкивают!

Как обратно бредут —

Так поигрывают!

А старухи позади тянули свое, семеня рядом с санями:


У железного тына, у ворот медных

Стоит Велес-бог, Лесной Пастух!

Он свой медный лук натягивает,

Он железны стрелы накладывает,

Он стреляет да отстреливает

Всяки скорби и болезни…

Старухи нарядились в шубы, вывороченные мехом наружу, иные намазали лица сажей, и дети не узнавали знакомых, взвизгивали от страха, веря, что к ним пришли на праздничное угощенье умершие прабабки.

В Кузнечном конце Веселка заметила среди мужчин «медведя»: держа в одной лапе огромную железную сковороду, а в другой колотушку, он без устали гремел, рычал, вертелся, приседал, прыгал – в общем, ломался. Смотреть на него было жутко и весело: любая нечисть испугается!


Он стреляет, приговаривает:

«Ох вы, сестры-лихорадки,

Щипота и Ломота,

Корчиха и Знобиха,

Огневица, Трясовица,

И Невея, и Коровья Смерть!

Здесь нет вам ни чести, ни места,

Ни поживы, ни покою!» —

широко шагая возле отяжелевших саней, грубым низким голосом выкрикивала бабка Жаравиха – рослая, толстая, сама похожая на мать-тучу. Ее потомство, вместе с детьми и внуками, насчитывало тридцать восемь голов; такая женщина очень даже годится оберегать благополучие города в новом году!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация