Книга Зимний зверь, страница 33. Автор книги Елизавета Дворецкая

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Зимний зверь»

Cтраница 33

– А еще в Велесовом святилище годовая чаша разбилась, – добавила Веселка.

– Ну уж тут я ни при чем! – Громобой решительно покрутил головой, а Веселка вздохнула. Нашему бы теляти да волка поймати!

– Тебя никто не винит, с чего ты взял? Она сама разбилась! Щеката сказал – это значит, что в Прави какая-то большая беда случилась! Оттого и Зимерзлины дети на нас напали, оттого и раздоры эти глупые. Чего ты с Черным Соколом сцепился, чего не поделил, голова дубовая, сам-то хоть понял?

Чем больше Веселка говорила, тем легче ей становилось. В конце концов, они с Громобоем знакомы чуть ли не с рождения, и не может такого быть, чтобы они друг друга не поняли!

– Молчишь? Сам не знаешь? – горячо продолжала она. – Все оттого! В Надвечном мире, в Прави, беда, а у нас только так, отголосья. А то ли еще будет! День ото дня все хуже. Если и дальше так пойдет – до весны не доживем. Если когда-нибудь будет весна… Понимаешь ты это? А тебе бы только кулаками помахать! Как малое дитя! Понимаешь ты?

– Понимаю? Я-то? – Громобой поднял брови.

Чем дальше, тем больше Громобой удивлялся Веселке: он привык считать ее красивой и резвой, но довольно-таки пустоголовой девицей. Ракита, замечавшая, что Веселка на всех гуляньях вьется вокруг ее старшего сына, не раз намекала, что такая бездельница, мастерица только петь да плясать ей в невестки не нужна. Как многие красавицы, она была занята только собой, и Громобой не относился к ней всерьез: его внутреннее чутье говорило, что за ее красотой ни большого ума, ни горячего сердца не скрывается – так, пустой колодец без воды, хоть и обросший сверху цветочками. Теперь все было иначе: на дне пустого колодца вдруг забил могучий чистый источник, и Громобой всей полнотой души ощутил эту перемену. Молча, даже не очень вслушиваясь в смысл ее слов, он смотрел на нее во все глаза и чувствовал растерянность: это была совсем не та Веселка, к которой он привык. Или он раньше смотрел и не видел… да нет же, просто она стала другой! Это была другая девушка: ее нежное лицо, ясные глаза, румянец и золотистые кудряшки на лбу остались прежними, но откуда взялась эта пылкая тревога, горячее желание поскорее все исправить, такая готовность все для этого отдать и тоска оттого, что сделать это прямо сейчас невозможно? В нее вселился какой-то новый дух, словно через нее говорило божество… С каждым мгновением, с каждым ее словом Громобой все яснее ощущал близость этого безымянного божества, и от этого ощущения, нового, неожиданного и пронизывающе-сильного, у него шевелились волосы надо лбом и сыпались по спине мурашки.

– Ну, а я-то что сделаю? – не сразу ответил Громобой, обращаясь не к той Веселке, которую знал, а к тому новому, что она принесла в себе.

– А я-то что? – передразнила Веселка. – Скажи мне наконец: ты сын Перуна или нет?

– Да не знаю я! – вдруг сорвался Громобой и стукнул кулаком по коре дуба. – Чего все привязались! Сын, не сын! Какой есть, такой и есть, другим уж не буду!

– А кто же знает? – запальчиво и требовательно, словно он уклонялся от своей прямой обязанности, воскликнула Веселка. – Кому же и знать, как не тебе?

– А ты про себя все знаешь? – ответил Громобой и глянул ей в глаза. – Чего все к тебе-то вяжется, а не к Заринке нашей, не к… Мало в Прямичеве девок? А Зимний Зверь тебя чуть не съел, и Вела тебе показалась, и даже… И мне ты под руку подвернулась, не еще кто…

Веселка промолчала. Она и сама уже думала об этом, но ответа не нашла.

А Громобой смотрел на нее и думал, как идет к ее красоте этот новый умный свет в глазах, и даже озабоченная складочка между бровями ее красит. Красота и должна быть умной, иначе она навечно останется лишь пустым колодцем без воды. И если в Веселку и вправду вселился какой-то неведомый благодетельный дух, то понятно, почему он выбрал именно ее. Сама богиня Леля не постыдилась бы такого облика!

– Эх, душа моя! – вздохнул Громобой, не дождавшись ответа. – Где же есть такие люди, что все про себя знают? Дураки разве что. Чурбан все знает – у него в голове нет ничего, и знать нечего!

Веселка даже удивилась: таких здравых речей она никак не ждала от Громобоя и теперь обрадовалась, обнаружив, что небесный отец наделил его не только силой.

– Да ты, оказывается, и умным можешь быть, если захочешь! Послушай! – Веселка обошла его плечо, как угол избы, и заглянула в его опущенное лицо. – Я знаю, что делать. Ты должен у Знея спросить, где отыскать Буеславов меч. А если кто может его достать, то только ты. Больше некому, понимаешь! – настойчиво продолжала она, торопясь все сказать, пока Громобой молчит и не возражает. – Тебя небо породило, а земля вырастила. В тебе Явь и Правь встретились, тебе все дороги открыты. Ты должен суметь!

– Я должен… – Громобой не любил утверждений, что он кому-то что-то должен, но сейчас возмутился все же не настолько, чтобы спорить. Речь шла о чем-то большем, чем его желания и даже он сам. – Да я не знаю ничего, – растерянно признался он. – Правь? Какая дорога? Здесь она, Правь… – Громобой повел рукой в воздухе и вспомнил взгляд, который все это время упирался ему в спину и толкал куда-то. – Искать ее не надо. Она…

И он замолчал, не зная, как выразить словами те ощущения, которые жили в нем с детства. Та дикая сила, что проснулась в нем во время злосчастной драки, тоже пришла из Прави. Сама Правь все время была рядом, была в нем самом, и дорога туда пролегает через его собственную душу. А Веселка не сводит с него горячего и требовательного взгляда, точно ждет, что он прямо сейчас, не сходя с места, сотворит что-то великое и важное. Душу щемило мучительное чувство: нужно было немедленно, не откладывая, сделать шаг, но куда? Правь, такая близкая и живая, пряталась от него за невидимой гранью, избушка из бабкиной кощуны не хотела поворачиваться передом, и Громобой чувствовал нелепое и досадное томление, как будто был связан и не мог расправить затекшие руки и ноги.

Он провел ладонью по лбу и обнаружил, что вспотел, несмотря на зимний холод.

– Ты подумай! – неожиданно мягко попросила Веселка. Она понимала, что в нем совершается какая-то тяжелая работа, в которой он и сам не может толком разобраться. И помочь ему нельзя: свою дорогу в Правь он должен найти сам.

– А что до Буеславова меча… – Громобой пожал плечами. Эта мысль его не воодушевляла. – Это опять кощуна получается, а не жизнь. Иди, дескать, за тридевять земель, добудь там меч-кладенец, а тем мечом одолеешь Чудо-Юдо и вызволишь Солнцеву Сестру… Что мы, дети малые, о чудесах мечтать?

– А по-твоему, в кощунах правды мало? – снисходительно, как неразумному ребенку, ответила Веселка. – Ведь и в кощунах – жизнь, только не сегодняшняя, а… всегдашняя. Каждому поколению и свое Чудо-Юдо, и свой меч-кладенец достается. Заревиков вот немного.

– Наш-то меч-кладенец еще деды потеряли.

– Деды потеряли, а мы-то на что? А мы найдем. Только надо к этому руки приложить. И в кощуне само собой ничего не делается. Ну, пойду я.

Веселка повернулась к воротам. Вроде бы она все сказала, больше ей незачем тут оставаться. Ноги несли ее прочь от Громобоя, но в душе было чувство, будто она никуда от него не уходит, что самая важная ее часть остается с ним, и все ее мысли, все ее беспокойное ожидание и все надежды оставались с ним и с тем делом, которое он должен был совершить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация