Наступили Пять Безымянных Дней, в Аблах-Бреге готовились к праздничным пирам в честь возрожденного солнца. Вечерами в очаг отливали вина и пели:
Я Олень с семью отростками на рогах,
Я Косуля в чаще,
Я преследуемый Посланник Жизни…
Пять дней в конце года я бегу,
Пять дней Дверь в Чаще остается открытой,
Пять дней Гончие Аннона преследуют меня по пятам!
Торопись, тот, кто готов! Солнце ждет нас,
Скорее, мчись вперед! Сын родился,
И звон бубенцов возвещает Рассвет…
Лети, песнь ветра, встречай Восход Солнца!
Мы проплываем Зимнее Море, оставляя его далеко позади.
Плачут березы, сгибаясь подо льдом, от которого
становятся хрупкими их ветви!
[8]
Но даже и во время пения жриц Эрхина не могла, к своей досаде, отделаться от мыслей о Торварде. Она сама и есть эта косуля в чаще, а за ней днем и ночью гонятся злые псы ее сомнений и соблазнов. Скорее, спасаясь, она должна совершить прыжок в Пылающую Дверь и возродиться в новом году сияющей богиней Хейд.
Но некому было сказать ей, где же эти злые псы – позади или впереди.
Пять дней Вне Времени миновали, приблизился вечер Возрождения Солнца. В эту ночь, одну из восьми священных ночей года, жители острова Туаль не спят, одолевая свой вечный страх перед темнотой. С утра готовили угощение, пекли хлеб, закалывали свиней и опаливали туши. К вечеру во всех пяти покоях Дома Четырех Копий приготовили столы. В Южном Покое пировали певцы, в Восточном – земледельцы и торговцы, в Северном – воины во главе с неугомонным Ниамором, в Западном – мудрецы.
В Северном и Западном покоях скамьи у северной и западной стен пустовали. На столах также стояли чаши, были разложены хлеб и овощи, и большие бронзовые блюда ждали мяса жертвенных свиней – но гостей еще не было. Эти места предназначались для мертвых, которых только еще предстояло пригласить на пир. В эти дни, пока солнце погружено в черный океан Бездны, дверь между мирами закрыта неплотно и оттуда выходят души умерших. Они могут помочь, могут навредить – это зависит от того, умеют ли их здесь встретить.
С наступлением сумерек покои ожили, заблестели огнем очагов и множества светильников. Фрия Эрхина сидела на Троне Четырех Копий в черных одеждах – ушло время юной богини Брайд, Девы, сверкающей белизной, кончилось время Матери, алой, как спелое яблоко, – пришло время Старухи, черного лика богини, называемой теперь Каллеах. Золотые волосы Эрхины скрыло темное покрывало, и на лице ее лежала темная тень. Напротив нее было приготовлено другое почетное место: для богини Бат, Темной Госпожи. У зимней богини много имен: ее звали Госпожой Бурное Море, Безлунной Ночью, Чародейкой и другими. В эту ночь она приходит в Срединный Покой и произносит пророчества для смертных – если будет довольна угощением.
Когда мясо было поджарено, а пиво и мед налиты в большие кувшины, Эрхина сошла со своего места. Ей подали факел, и с ним она первой вышла из дома. За ней потянулись вереницей все: жрицы и воины, мудрецы и земледельцы, певцы и торговцы. Каждый держал в руке горящий факел.
Во дворе уже царила тьма; холодный, страшный ветер тащил по небу черные, рваные, освещенные белёсыми отблесками луны облака, и казалось, что на спине дикого ветра с облаков к земле скачут полчища духов. Вид темноты был непривычен и страшен для туалов, почти не выходящих из домов после наступления сумерек, и темнота в сочетании с огнем факелов каждого наполняла священным чувством ужаса и благоговения. Эрхину била дрожь, но она держалась невозмутимо: эта дрожь служила знаком близости Иного Мира. Фрия стоит к Иному Миру ближе, чем все прочие, Эрхина знала, что справится со своим делом.
Длинной вереницей, светя факелами, все выбрались из Дома Четырех Копий. Широкий двор, посередине которого он стоял, был огражден высокими стоячими камнями. В каждой из четырех сторон света имелся проход. Эрхина приблизилась к западным воротам, через которые приходят мертвые, и встала, высоко держа свой факел. Все вперемешку встали следом за ней: каждый держал в левой руке факел, а правой держался за руку соседа. В глаза Эрхине бросился Ниамор сын Брана, взявший за руку Дер Грейне и что-то громко говоривший ей. Как видно, потерпев несколько неудач с фрией, старый кабан задумал попытать счастья с ее ближайшей родственницей. Девушка молчала и не смотрела на него, но возможное сближение двух ее главных врагов несло для Эрхины явную угрозу. Она почувствовала досаду: это зрелище отвлекало ее от предстоящего священнодействия, и она отвела глаза.
Кто-то молча взял ее опущенную правую руку. Эрхина обернулась: это оказался Бран, единственный сын Ниамора. Он был на несколько лет старше Эрхины и уже прославился как отважный воин, хотя рядом с отцом его почти не замечали. И это следовало посчитать для него большим несчастьем, потому что в любом другом месте он бы уже давно выдвинулся. Он был отважен, пылок, но сдержан, честолюбив; учтив, но, может быть, слишком уж беспокоен. Близость самодовольного и прославленного отца слишком мешала его уверенности. Другой на его месте давно уже отправился бы на Эриу или на Зеленые острова поискать славы и признания, но Бран не хотел уезжать с Туаля, и Эрхина догадывалась почему. На нее он смотрел с чувством напряженного обожания, словно ждал, что вот-вот она прикажет ему кинуться в огонь. Она не раз уже замечала эти взгляды. Отважный на поле боя, в любви Бран был чересчур скромен и робок. Он-то хорошо знал, что фрия сама и только сама выбирает, кого наградить своей благосклонностью. А на что он мог надеяться, если даже его прославленного отца она отвергает с молчаливым презрением! Высокий, стройный, Бран не был красив лицом – черты его казались слишком острыми, но зато его длинные волосы вились целым облаком светлых кудрей. Этим вечером он, в ярком праздничном наряде, с золоченым поясом, торжественный и бледный от волнения, выглядел вполне достойным держать руку самой фрии.
Поистине только в Ночь Перехода он осмелился на такой подвиг! Ведь только в Ночь Перехода, одну из восьми священных ночей года, смертные и встречали возлюбленных из Иного Мира.
Все выстроились, позади зазвучали барабаны. Цепь начала раскачиваться в лад с их боем: «тройная пляска» началась. Эрхина выпрямилась, еще выше подняла факел и запела, глядя в темноту позади Западных ворот:
Имя я знаю
всего, что зовется,
знаю прозванье
вещи и твари.
Всем помышленьям,
снам и мечтаньям
знаю прозванья —
в моей они власти.
Живая цепь позади нее начала раскачиваться сильнее, как будто люди готовились тронуться в путь. Каждый держал горящий факел, и все вместе они походили на какие-то живые волны с огнями на гребнях.
Эрхина запела дальше, чувствуя, как из груди ее вместе с голосом устремляется сила и мчится вперед, в темноту, во мрак, в мир мертвых – туда, где живет богиня Бат, Госпожа Бурное Море.
