Когда пленница встретила взгляд Оддбранда, она чуть изменилась в лице, но больше ничем не выдала, что узнала его. А он тут же спохватился, что слишком долго смотрит на нее, забыв о фрии Эрхине. К счастью, его замешательство тут приписали естественной робости и благоговению, и когда Оддбранд наконец поднял глаза на повелительницу туалов, она смотрела на него с благожелательностью, без малейшего подозрения.
Оддбранд впервые увидел фрию Эрхину, и вид ее сразу вызвал у него множество мыслей. Да, лицо ее красиво, дышит здоровьем, голубые глаза сияют, выдавая избыток внутреннего огня, яркий румянец щек и пухлых губ на белой коже придают ей вид истинно божественной свежести и притом пылкости. Немудрено, что молодой и горячий Торвард конунг потерял голову у подножия ее трона! А Оддбранд, не такой страстный, но гораздо более проницательный и опытный, видел, в чем тайна этого сокрушительного обаяния. На этом красивом лице цветет выражение торжествующего самодовольства, несокрушимой уверенности в своих достоинствах, как внешних, так и внутренних; самоуверенность и самообожание волнами расходятся во все стороны и заражают всех, кто поблизости.
И тут же Оддбранд порадовался, что фрия Эрхина отвергла сватовство Торварда конунга. С кюной Хёрдис они не ужились бы в одном доме ни единого дня. А когда две страстно честолюбивые женщины, в придачу обе колдуньи, принимаются делить власть и влияние… Аскефьорд стал бы опасным местом для жизни, водворись там эта красавица. Торвард конунг, всю жизнь сражаясь с властной матерью за свою самостоятельность, чуть было не навязал себе на шею такую же жену! Впрочем, это со многими случается. Многие мужчины, напрасно растратив юность в борьбе с собственной матерью, невольно выбирают такую же жену, чтобы снова, уже во всеоружии хозяина, попытаться одержать победу над своим вечным соперником!
И вот фрия Эрхина улыбается, но и в улыбке ее густо-розовых, как цветущая наперстянка, губ ощущается оттенок снисходительности, даже скрытого презрения к собеседнику, и не потому, что он чем-то плох, а потому, что весь род человеческий – лишь пыль у ног земной богини! Оддбранд отлично видел, что благожелательность ее – наигранная, что это лишь ложная улыбка на лице холодного существа, которое считает приветливость своей обязанностью. Но купец, в качестве которого он приехал, этого не знал, и потому склонился в еще одном почтительном поклоне.
– Как я счастлив… госпожа… повелительница… – забормотал он, как бы не справляясь со своим языком от волнения. – Я не думал, что смогу… Что ты удостоишь меня…
– Должно быть, ты проделал долгий путь! – участливо отозвалась Эрхина. – Мы так редко видим здесь гостей в зимнее время, и уж наверное у тебя есть достаточная причина, чтобы пуститься в опасный путь. Расскажи, что привело тебя к нам?
Оддбранд снова принялся рассказывать о женитьбе Лейкнира хёвдинга. Этот рассказ не стоил большого труда, поскольку Эрнольв Одноглазый и еще многие фьялли с ним были на той самой свадьбе и хорошо знали всю историю. Поощряемый благосклонными взглядами и вопросами фрии, Оддбранд излагал подробности: как Бергвида сына Стюрмира принудили отречься от прав квиттингского конунга и как клятвой на озере Фрейра были утверждены восемь независимых областей, каждая со своим хёвдингом; как в это же время на Квиттинг явились фьялли во главе с Торбрандом конунгом, как Хельги сын Хеймира вызвал старого Торбранда на поединок и убил его; как фьялли хоронили погибшего, а квитты и слэтты праздновали две свадьбы – Хельги ярла и Лейкнира хёвдинга. О самых главных из этих событий туалы уже должны были знать из той песни, которую пел для них Флитир сын Альвора, но никто не мешал Оддбранду рассказывать. О фьяллях и Торбранде конунге он упоминал без малейшего смущения – ведь квитту из Медного Леса неоткуда было узнать, что сын этого самого Торбранда посмел свататься к фрии Эрхине.
Фрия слушала его невозмутимо, но с таким жадным блеском в глазах, что Оддбранд не стеснялся занимать ее время и свободно излагал все мелочи – этим мелочам были рады. У туалов появились свои счеты с фьяллями, и все, что их касалось, стало здесь желаннее самой звонкой песни.
– Да, племя фьяллей можно пожалеть! – со смехом, который звучал не слишком естественно, произнесла наконец фрия Эрхина. – Род их конунгов понес столько потерь! Сначала Торбранд конунг, теперь его дочь…
– Его дочь? – воскликнул Оддбранд с изумлением гораздо более искренним, чем смех Эрхины, поскольку он знал, что у Торбранда конунга никогда в жизни не было никакой дочери. – О ком ты говоришь? У него…
«У него же только сын!» – хотел он сказать, но осекся, встретив многозначительный, почти гневный взгляд Сэлы, ударивший ему в лицо, как копье.
И тут у старого Оддбранда волосы шевельнулись на голове от пронзительной догадки.
– Да, его единственной дочери Фьялленланд тоже лишился, – продолжала Эрхина. – Теперь она живет у меня. – Ее опущенная прекрасная белая рука, обвитая несколькими золотыми браслетами, указала на Сэлу. – Мы, разумеется, оказываем ей подобающий дочери конунга почет. Но не думаю, чтобы когда-нибудь она вернулась домой.
– Ах… да… припоминаю! – Оддбранда словно бы осенило, и он даже взял себя за бороду. – Конечно, припоминаю! Как же я мог забыть! Когда мы ночевали на берегах Фьялленланда, нам случалось слышать разговоры… Говорилось, что доблестные воины острова Туаль нанесли поражение войску Торварда конунга и даже пленили его сестру!
Эрхина улыбалась ему с высоты, в покое раздались горделивые ликующие крики. Никто и не думал опровергать утверждение, будто туалы нанесли поражение войску самого Торварда конунга. Сэла чуть заметно улыбнулась, и ее повеселевший, лукавый взгляд открыл Оддбранду, как она довольна его находчивостью.
– Своим прекрасным рассказом ты заслужил почетное место на нашем пиру! – сказала тем временем фрия Эрхина, и к Оддбранду тут же приблизились две пышно одетые женщины, чтобы проводить его на почетное место. – Повеселись с нами, мы рады такому учтивому гостю.
– Прежде чем я отойду и перестану занимать твое драгоценное внимание, о госпожа земли и неба, позволь мне преподнести тебе мой скромный дар! – взмолился Оддбранд. – Он невелик и не особенно ценен для тебя, но это лучшее, что у меня есть! Я привез сюда раба, он искусный кузнец, и Лейкнир хёвдинг дал его мне, чтобы я обменял его на подарки для его молодой жены. Но я не могу найти ему лучшего применения, чем подарить тебе, которая удостоила меня такой чести, такого доброго приема… Прими его и благослови Лейкнира хёвдинга – это будет наилучшим подарком ему и жене на свадьбу!
– Я принимаю твой дар, и в придачу к нему ты получишь еще кое-что для твоего хозяина! – Довольная Эрхина улыбнулась и сделала знак кому-то за спиной гостя. – А пока веселись и позабудь все твои заботы!
И Оддбранд действительно стал веселиться. Он не принадлежал к породе мечтателей, но такого удачного оборота дела нельзя было предвидеть и в самых буйных мечтах. Он не только нашел Сэлу. Он убедился, что ей ничего плохого не грозит, что с ней обращаются с уважением и содержат гораздо лучше, чем могли бы содержать в Аскефьорде, даже будь она на самом деле дочерью и сестрой конунгов. Да таких башмачков из алой кожи, прошитых золотой проволокой, даже во сне не видала ни одна из тамошних щеголих, не исключая и кюны Хёрдис. Но богатство и почет – еще не все. Сэла устроилась на ступеньках трона, в непосредственной близости от правительницы и здешней знати. Она гораздо ближе ко всем тайнам Туаля, чем фьялли могли предполагать. И в придачу он так ловко подарил Коля-Торварда именно туда, куда и нужно. Если Сэла что-то задумает и ей понадобится помощь – он будет под рукой.
