И тогда вдруг раздался удар грома, и все потемнело вокруг, и Ллад увидел перед собой темную женщину. Волосы ее стояли дыбом, как черное облако дыма, и взор ее сверкал яростью, как молния в грозовой туче. И женщина воскликнула:
Тебя избрала я, о Ллад Прекрасный,
И мой супруг ты отныне навеки,
Тебе не видеть солнца сиянья,
С землею твоею, где Север и Запад.
Лишь только рассвет над страною забрезжит,
Погрузится в море земля твоя сразу.
Весь день ты со мною пребудешь в пучине
И только с закатом поднимешься снова.
С этими словами она исчезла, а Ллад взял за руку светлую женщину. И тут он проснулся и увидел себя в своей спальне, и светлая женщина из его сна сидела рядом с ним на ложе.
Ллад Прекрасный стал праздновать свою свадьбу, и тысячи гостей съехались на нее со всех концов острова Туаль, тысячи баранов и быков пригнали для угощения их. Всю ночь продолжался роскошный пир. Но едва наступило утро, как загремел гром над крышами дома и земля стала опускаться. Северная и западная часть острова Туаль, дом Ллада, сам Ллад и его пирующие гости погрузились на дно моря, куда уходила Ночь. Светлая невеста исчезла, и увидел ужаснувшийся Ллад, что рядом с ним сидит темная женщина Ночь и держит его руку в своей. Она засмеялась и сказала:
Сорок колен умрет и родится,
Пока не исполнится срок проклятья:
Не видеть земле твоей света от солнца,
Лишь ночью Туаль опять будет круглым.
С тех пор так и повелось: днем половина острова Туаль сокрыта под морскими волнами, и лишь ночью поднимается из пучины призрачная земля, и снова стоят там дома под медными крышами, и сидят в пиршественном покое доблестные герои и прекрасные женщины, празднуя свадьбу вождя. Потому и говорят, что днем по реке Дане всего один день пути до моря, а ночью – целых пять дней.
Сэла слушала, и мир тихо плыл вокруг нее, словно она заодно с несчастным Лладом и его двумя невестами погружается в морские пучины. Непривычный слог, непривычный, чужой образ мысли зачаровывали ее. Но еще больше зачарованы были туалы. Несомненно, они знали эту песнь наизусть до последнего слова, но от повторения она не меркла. При каждом исполнении на их глазах заново создавалась их вселенная, и они никогда не уставали наблюдать за чудом сотворения мира.
И Сэла вдруг почувствовала к ним невольное уважение – не за их дневную непобедимость, не за умение ковать золото и плавить серебро и бронзу, даже не за хвастливые пышные речи, а за эту наивную и мудрую способность сливаться духом со старинным преданием и вместе с ним подниматься в небеса и погружаться в морские пучины… Они умели жить в разных мирах одновременно и черпать из Иного Мира свежие силы для мира земного. Казалось, что и лица туалов, с содроганием сердца слушавших старую песнь, такие же ненастоящие, как и образы былого, и так же улетят вместе с дымом очага, что тянется мимо них… В Аскефьорде никогда не родилось бы такое сказанье.
– Что ты скажешь нам об этой песне? – спросила ее фрия, когда последние отзвуки растаяли и слушатели перевели дух. – Многие, впервые услышав ее, говорят, что в подобное трудно поверить.
– Нет, отчего же? – Сэла слегка повела плечом. – Не мне сомневаться в правдивости этой песни. Ведь моя родная тетка живой ушла под морские волны. И с тех пор она не раз приходила к людям, чтобы предупредить об опасности. Она сказала нам, что к Аскефьорду идут твои корабли, фрия. Я слышала ее голос и говорила с ней. Ее имя было Сольвейг, а прозвище – Светлый Альв Аскефьорда. И если родная мне по крови женщина возвращается из-под морских волн, отчего же мне не поверить, что это делает половина твоей земли?
Теперь уже все смотрели на нее. Сама Эрхина немного нахмурилась и подалась вперед. Туалам, похоже, было обидно, что на их лучшее предание у нее нашелся почти равноценный ответ.
А Сэла под этими взглядами гордо приподняла свой маленький точеный нос. Это была чистая правда, и этой правдой она гордилась сейчас гораздо больше, чем любыми подвигами Фьялленланда. Она смутно чувствовала, что в образе Сольвейг заключена какая-то сила, превосходящая силу Ллада Прекрасного с его двумя невестами-соперницами. Но в чем эта сила, она сейчас еще не смогла бы объяснить.
Появлению Оддбранда Наследство Сэла ничуть не удивилась: с самого своего прибытия на остров Туаль она ожидала чего-то в этом роде. То, что посланцем из дома оказался именно Оддбранд, тоже казалось в порядке вещей. Когда-то, тридцать лет назад, Оддбранд дружил с Сольвейг Старшей: при всем несходстве между независимым, неразговорчивым и жестковатым квиттингским воином и нежной, привязчивой девушкой у них имелось несомненное общее свойство – для них обоих незримый мир той стороны был так же близок, жив и ярок, как и все то, что непосредственно их окружало. Здесь, на Туале, в отрыве от всего привычного, Сэла жила, как на том свете, – так кому же еще прийти к ней сюда, как не Оддбранду, странному человеку, способному к странничеству между мирами?
И Сэлу ничуть не покоробило то, что Торвард конунг и все его воины ждут совета и помощи от нее, вместо того чтобы спешить ей на выручку. Она ведь не дочь конунга, в самом-то деле, чтобы ради ее освобождения собирать войско! Она всего-навсего дочь кузнеца, но мужчины ее рода были не только кузнецами, но и воинами. А очень глупо, между прочим, считать, что меч и копье – единственные орудия битвы и что смелая женщина – только та, которая может в одиночку раскидать шестерых разбойников. Отвага, как и сила, имеет тысячи разных обликов. Смелости, сообразительности и присутствия духа Сэле хватало, а значит, и подходящее оружие найдется. Появление Оддбранда стало для нее счастьем уже потому, что дало возможность предотвратить ночное нападение на Туаль, бессмысленное и губительное для самих фьяллей. Жаль, она не могла растолковать Оддбранду, что защищает Аблах-Брег и его правительницу ночью. Но теперь Аскефьорд предупрежден, и Сэла могла как следует обдумать дальнейшие шаги.
Коль, с тех пор как он появился здесь, занимал немало места в ее мыслях. Больше всего ей хотелось знать, каким образом он попал на корабль Оддбранда. Привезти силой его не могли, потому что врагов на Туале у Торварда конунга хватает и без него. По жребию? Добровольно? Скорее всего, последнее, потому что помощи в подобном деле можно ждать только от того, кто окажет ее добровольно. Но что он может сделать? Случай поговорить, хотя они и жили в одной усадьбе, все не выпадал. Кузницы, сереброкузнечные и бронзолитейные мастерские располагались на заднем дворе, и приближенным фрии было совершенно нечего там делать. На ночь всех иноземных рабов запирали, строго следя, чтобы в их полуземлянках не оказалось ничего, пригодного в качестве оружия. Ведь ночью последний заморский раб одной рукой одолел бы самого Ниамора, как днем Ниамор легко справился бы со всей толпой рабов. Из всех пленников одна только Сэла ночевала в спальне фрии. Днем она постоянно находилась на виду и не могла отлучиться, поэтому ей изрядно пришлось поломать голову, выдумывая способ хотя бы перекинуться с Колем парой слов. За десять или двенадцать дней Сэла всего два раза мельком его видела. Даже узнавала она его не сразу: он отрастил небольшую бородку, а его черные волосы теперь были обрезаны коротко, как у всех рабов.
