Одна строфа нашего великого поэта Виктора Гюго скажет нам больше, чем двадцать страниц г-на де Монбеля о том, как начиналась эта короткая жизнь, достойная скорее пера поэта, чем историка:
В закатных небесах без всякого усилья
Орел парил, но вихрь сломал внезапно крылья.
Пал молнией гордец, а на его престол
Слетелось воронье урвать хотя бы малость —
Хватайте, кто жадней!
Добыча всем досталась:
Орленок — Австрии,
Британии — орел.
8
Орленка посадили в клетку Шёнбруннского императорского дворца, расположенного на окраине Вены, примерно в полутора льё от австрийской столицы.
Там он и вырос, любуясь роскошным зрелищем, которое мы только что описали. Он вырос под сенью восхитительного сада, раскинувшегося до Парковой беседки; своими бассейнами, мраморными статуями, оранжереями он напоминал мальчику версальский парк, а кабаны, лани, олени и косули бегали там так же свободно, как в Сен-Клу или Фонтенбло… Он вырос, любуясь прелестными деревушками Майдлинг, Грюнберг и Хитцинг, похожими на группы загородных домиков, разбросанных вокруг дворца. Он с трудом выговаривал незнакомые названия, но в конце концов выучил их, по мере того как забывал Мёдон, Севр и Бельвю.
Однако у несчастного маленького изгнанника возникали порой, подобно вспышкам молнии, глубокие и яркие воспоминания.
Он, например, помнил, что раньше его звали Наполеоном и у него был титул короля Римского.
Но с 22 июля 1818 года его стали звать Францем, герцогом Рейхштадтским.
— Почему меня называют Францем? — спросил однажды мальчик у своего деда, императора Австрийского, качавшего его на коленях. — Я думал, что мое имя Наполеон.
Вопрос был точен, зато ответить на него оказалось непросто.
Император задумался, потом сказал:
— Отныне вас не зовут Наполеоном по той же причине, по какой не зовут королем Римским.
Такой ответ мальчика, естественно, не удовлетворил. Он тоже немного подумал и продолжал:
— Дедушка! А почему я больше не король Римский? Второй вопрос смутил деда еще больше, чем первый.
Император попытался было, как и в первый раз, уклониться от ответа, но потом, видимо, решил сразить внука серьезным доводом, чтобы тот больше не возвращался к этой теме.
— Вы знаете, дитя мое, что, помимо титула императора Австрийского, я еще ношу титул короля Иерусалимского; это, однако, не дает мне абсолютно никаких прав на город, находящийся во власти турок, верно?
— Да, — кивнул мальчик, следивший за рассуждениями Франца II со всем вниманием, на какое был способен.
— Вот и вы, дорогой Франц, являетесь королем Римским в такой же степени, — продолжал император, — в какой я король Иерусалимский.
То ли ребенок понял объяснение не до конца, то ли слишком хорошо его усвоил, но он опустил голову, замолчал и больше никогда об этом не заговаривал.
Будучи еще совсем ребенком, он каким-то образом узнал о славе и несчастьях своего отца. Но как и от кого? Бог знает! То ли сердце ему подсказало, то ли ангел-хранитель его первых лет поведал ему об этом в ночной тиши…
Однажды знаменитый принц де Линь, один из самых доблестных и остроумных дворян XVIII века, прибыл с визитом к императрице Марии Луизе, находившейся тогда вместе с сыном в Шёнбруннском дворце.
В присутствии мальчика доложили о господине маршале принце де Лине.
— Это маршал? — спросил мальчик у своей гувернантки г-жи де Монтескью.
— Да, ваше высочество.
— Один из тех, кто предал моего отца?
Ему отвечали: нет, напротив, принц был храбрым и верным солдатом, после чего мальчик принял старого маршала весьма дружелюбно.
Как-то раз мальчик стал ему рассказывать о том, как был потрясен воинскими почестями во время похорон генерала Дельмота и какое удовольствие получил, глядя на марширующие войска.
— В таком случае, ваше высочество, — отвечал принц, — скоро я доставлю вам еще большее удовлетворение, потому что похороны фельдмаршала — самое пышное зрелище в этом роде.
И действительно, принц сдержал слово: спустя почти полгода он дал сыну императора возможность полюбоваться грандиозным зрелищем: десять тысяч солдат в полном боевом снаряжении провожали фельдмаршала в последний путь.
Примерно в то же время принцесса Каролина Фюрстенберг в интимном кругу заговорила в присутствии герцога Рейхштадтского о великих событиях и людях века. О мальчике просто забыли или решили, что шестилетнего ребенка можно не стесняться.
Генерал Соммарива назвал трех самых выдающихся полководцев своего времени.
Вдруг мальчик, задумчиво слушавший это перечисление, поднял голову и перебил:
— Я знаю четвертого, вы его не назвали, господин генерал!
— Кого же, ваше высочество? — удивился генерал.
— Моего отца! — выкрикнул мальчик и выбежал вон. Генерал Соммарива бросился за ним, догнал и привел обратно.
— Вы правы, ваше высочество, что говорите так о своем отце, но вы напрасно убежали.
Несмотря на навязанный ему титул герцога Рейхштадтского, несмотря на хитроумное сравнение, которое провел его дед между королевством Иерусалимским и королевством Римским, мальчик не хотел забывать о своем происхождении.
Однажды один из эрцгерцогов показал юному герцогу золотую медаль с его поясным портретом, выбитую по случаю его рождения; такие медали были розданы народу после церемонии его крещения.
— Знаешь, кто изображен на этой медали, Рейхштадт? — спросил эрцгерцог.
— Я, — без запинки отвечал мальчик, — это было в те времена, когда меня звали королем Римским.
В пятилетнем возрасте, когда начинают давать образование принцам австрийского дома, стали обучать и сына Наполеона. Общее руководство было поручено графу Морицу Дитрихштейну. Под его началом капитан Форести обучал мальчика военным наукам, а поэт Коллин — брат Генриха Коллина, автора трагедий «Регул» и «Кориолан», и сам автор трагедии «Граф Эссекс» — всему остальному.
В пять лет принц говорил по-французски как истинный парижанин.
Было решено выучить его немецкому. Борьба была долгой: отвращение, с которым он воспринимал этот язык, вошло у австрийцев в поговорку. Напрасно ему приводили самые убедительные доводы, желая пробудить в нем интерес к занятиям; напрасно уверяли, что он должен говорить на языке страны, ставшей отныне его родиной. Мальчик сопротивлялся всеми силами, упрямо не желая говорить ни на каких других языках, кроме французского и итальянского.
