Внезапно Бран остановился и опустил руки. Ему вспомнилась фигура Сэлы, метнувшаяся от него за кусты, точно лань.
– У нее был сжат кулак… прижат к груди… – Он показал как. – Но я не…
– Может быть, Сэла унесла его! – сообразила Даголин. – Слышите, Бран видел, как она бежала перед рассветом и несла что-то в кулаке!
– Ищите же ее! – в бешеном гневе закричала Эрхина. – Ищите ее все, сейчас же! Чтобы она сейчас же была передо мной, сей же час! Все ищите! Все! Всем искать! Она унесла его! Унесла! Унесла! Ищите ее по всему острову, ищите! Всем искать, всем до единого! Обшарить весь остров, под землей и под водой!
Народ бросился в разные стороны: многие даже не поняли, что или кого надо искать, и только по дороге узнали, что требуется Сэла, дочь фьялленландского конунга, взятая в плен в зимнем походе.
Эрхина осталась перед курганом, тяжело дыша и пытаясь взять себя в руки. У необъяснимой пропажи появилось хоть какое-то объяснение. Теперь у нее раскрылись глаза на опасность, которой она напрасно пренебрегала. Она ли не знала, что Сэла – дочь конунга, воительница, сражавшаяся с бергбурами! Она ли не знала, как сильно Сэла привязана к своему брату, Торварду конунгу, – легко было догадаться, что такая девушка захочет отомстить и за оскорбление брата, и за собственный плен и найдет способ это сделать! Она усыпила их бдительность мнимой покорностью. Она таилась, вынашивая замысел. И вот! Уйти с острова нельзя, но даже если Сэла просто бросит камень в море… или в Дану… Никакие заклинания не поднимут его со дна! И даже если саму Сэлу, поймав, отправят следом с другим камнем на шее, побольше, то и этим делу не поможешь!
Вот ведь мерзавка! Эрхина в бессильной ярости укусила собственный палец, отчаянно гневаясь на фьялленландку, которая не пожелала смириться с судьбой рабыни и посмела пойти против ее, Эрхины, воли! Кто скажет, что ей тут плохо жилось или что с ней плохо обращались!
Несколько старших жриц – Бресайнех, Торхильд, Фрейунн, не пожелавших никуда бежать, негромко обсуждали происшествие.
– Вообще это странно: она столько времени спала в одном покое с фрией и не трогала камня, а теперь вдруг взяла его! – говорила Бресайнех. – Именно в ту единственную ночь, которую фрия проводит не в Доме Четырех Копий! Надо сказать, что это не случайно!
– Но все равно же она не уйдет с острова! Скоро ее найдут!
– Ее-то найдут, конечно, а камень? А если он уже в море? Владыки Земли Тьмы едва ли согласятся его отдать!
– А я думаю… – Торхильд слегка оглянулась на Коля, который поодаль возился с блестящей цепочкой, пытаясь соединить разорванные звенья. – Ведь рядом с фрией был еще один человек… И если бы ему сейчас не дали в руки эту цепочку, то мы могли бы узнать, не прикасался ли он к ней раньше…
– Конечно! – Старая Бресайнех слегка хмыкнула. – Уж конечно, он прикасался! И к цепочке, и к самому камню! Он запросто мог бы объяснить, каким образом это было, вот только слушать нам было бы неприлично! А вот если бы у нас было доказательство, что камень исчез из кургана, то было бы ясно, чьих это рук дело! Не посмела же Сэла зайти в Гробницу Бога!
– Она знает, что это невозможно ни для кого, кроме фрии и ее избранника, – вставила Фрейунн, которая слышала, как Дер Грейне рассказывала пленнице об этом обряде.
– Но цепочку же нашли на траве, здесь? Если она разорвалась еще до того, как фрия ушла в курган, то камень мог взять кто угодно. И даже только кто-то другой, поскольку Коль был с фрией в кургане.
– Она, наверное, подобрала камень, когда он лежал тут.
– А почему она не взяла цепочку?
– Цепочку заметно. Она одна такая на всем острове, и ее многие знают. Или она просто уронила цепочку и не нашла в траве. Ведь было еще темно.
– Скоро мы у нее спросим.
Но спросить у самой Сэлы оказалось не так легко. Фрию наконец уговорили уйти в Дом Четырех Копий и привести себя в порядок: ее вид слишком смущал и тревожил народ. Всю округу оповестили о том, кого надо искать. Тем, кто никогда не видел Сэлы, были в подробностях расписаны ее внешность и одежда. Искали в южном и восточном направлениях, потому что на севере и западе шумело море. Сэле была известна эта особенность священного острова, и никто не предполагал, что она пойдет в Землю Тьмы.
Уже к полудню лихорадочные поиски кипели по всей округе. Жрицы и воины, торговцы и ремесленники, пастухи и землепашцы, охотники и рыбаки, старики и дети бросили дела и обшаривали рощи и леса, луга и морское побережье, искали за камнями и в больших дуплах. Все это напоминало странную игру, в которую непонятно почему играет весь остров. Искали молодую девушку чуть ниже среднего роста, миловидную, с длинными светлыми волосами и голубовато-серыми глазами, в зеленом платье и с амулетом в золотой оправе. К Аблах-Брегу тащили десятки молодых девушек в платьях самого разного цвета, каждая из которых со слезами уверяла, что она – вовсе не Сэла из Фьялленланда! Но уверения не помогали: каждый нашедший подходящую по описанию девушку, которую лично он не знал, считал своим долгом доставить ее к Аблах-Брегу. Хуже всех пришлось одной рабыне-уладке: она знать не знала о переполохе, поскольку с самого рассвета искала козу и обшаривала все маленькие ущелья над морем. Там ее заметили и вообразили, что она не ищет, а прячется; вдобавок рабыня, увидев бегущих к ней взбудораженных людей, испугалась и сама бросилась бежать. Когда ее наконец поймали, ее явный страх и нездешний выговор только укрепили подозрения; в поисках «амулета в золотой оправе» на ней так изорвали одежду, что для доставки в Аблах-Брег ее пришлось завернуть в чей-то плащ.
Площадка перед курганом напоминала рабский рынок: здесь толпились уже десятки плачущих, растерянных, обиженных девушек, иные со связанными руками, охраняемые бдительными поимщиками. Приближенные Эрхины осматривали всех приведенных и приказывали отпустить, но девушки не уходили, потому что с утра были случаи, что одних и тех же притаскивали сюда дважды. Бресайнех уводила их за курган и усаживала там в кружок на траве, чтобы они переждали, пока суета не уляжется.
Здесь же, около кургана, прохаживался Бран сын Ниамора, бледный и нахмуренный. Его состояние напоминало ужас и был плохо понятно ему самому. Он то терзался, что так неосторожно выдал причастность Сэлы ко всему этому, то казнился, что терзается, раз уж эта девушка оказалась способна на такое. Его переполняло горестное недоумение, и он все еще надеялся в душе, что найдется какое-то другое объяснение двойной пропажи. Но если нет… Судьба жестоко обошлась с ним! Сначала по вине Сэлы он понес тяжелую потерю, а потом, когда прошедшее наконец было заглажено и Сэла подала ему твердую надежду на любовь и счастье… Не на этой ли самой траве был расстелен его плащ? Да на самом ли деле случилось это все, не померещилась ли ему встреча под березами? Ведь тотчас же она ушла, не жалея о разлуке, не оглянувшись!
Снова и снова он вспоминал, как она шарахнулась от него на бегу – как от внезапно выросшей преграды, как от врага! Она не любила его! Это был обман! Это была часть ее мести за набег на Аскефьорд! Но хотя Бран и понимал, какой урон нанесен острову, боль разбитого сердца заслоняла от него все остальное. Сэла предала его любовь, и это заслоняло для него даже то, что она предала фрию Эрхину. Он хотел проклинать ее – и не верил, что она сделала то, за что ее проклинают. Перед глазами его снова вставала ее легкая фигурка, пролетевшая мимо него в предрассветных сумерках: она проскользнула, как женщина из рода сидов, и растворилась в пространствах иных миров, куда никому нет хода вслед за ней. Он не ждал, что ее где-то найдут.
