– Ну, схватили тебя за рубаху, великое дело! Ты сам-то на Медвежий день Горобцу чуть руку не оторвал – ничего, а теперь рубаху порвали ему – а он и взбеленился! Ну тебя, не мешайся! Надоел! Поняла, Зарянка? Травой кровохлебкой омывать, как станешь перевязывать. Если нету, то зайди к нам, мы дадим. Вот и заваривать заодно научу! Ну, ты хороша, мать! Уж третий год замужем, а такого простого дела не умеешь!
Наконец покончив с делами, Дивина подошла, вытирая руки краем подола, и не один Зимобор при этом невольно бросил взгляд на ее ноги.
– Пошли, ребята! – Хромой Крепень призывно взмахнул своей суковатой палкой. – Кто не додрался, тому мы сейчас работу найдем! И ты с нами ступай, сынок, там как раз твоя сила требуется.
Вслед за ним и Зимобором двинулась целая толпа мужчин и парней, человек в двадцать. Дивина тоже шла с ними, опираясь на коромысло, как на посох.
– Нет ли у вас в городе травницы хорошей? – спросил Зимобор по пути. – В Новогостье говорили, что есть.
– Конечно, есть. – Девушка кивнула. – Это моя матушка. А что у вас, болеет кто?
– Сам Доморад и болеет. Сердце у него слабое. Я его уже ландышем поил, а то он три дня с места двинуться не мог, застряли за переход от Новогостья.
– А ты сам, что ли, ведун? – Дивина покосилась на него и недоверчиво усмехнулась.
– Я не ведун, а мой отец тем же самым хворал. Тут научишься.
– У нас ландыш есть и еще кое-что есть. Давай тогда к нам купца, у нас в беседе есть где его положить. – Она кивнула на свои ворота, мимо которых как раз проходили. – Сейчас, только ведра занесу.
Она скрылась за воротами, и Зимобор замедлил шаг. Но Дивина почти тут же вернулась и догнала их, уже обутая в лычаки с кожаной подметкой, причем ничуть не запыхалась, как будто ведра, полные воды, ничего не весили. От девушки веяло свежестью, здоровьем и силой, редкими в нынешнее время. Приглядевшись, Зимобор определил, что она не из самых юных, лет ей было восемнадцать-девятнадцать. Впрочем, созревших и незамужних девушек было много везде, поскольку в два последних тяжелых года свадеб почти не играли.
– Значит, город Радегощем называется? – расспрашивал он дорогой.
– Да, здесь погост. Самый край, отсюда князь на полудень поворачивает, идет на Друть, а там и не знаю куда. А вон там святилище старое. – Девушка обернулась и показала куда-то за пригорок, на котором стоял детинец. – Отсюда не видно.
– А кто здесь правит?
– Сидит у нас воевода Порелют, он родич князю Столпомиру. Князь сам его сюда посадил, потому что место особое.
– В такую глушь такой знатный человек! Не любит, стало быть, князь Столпомир своего родича.
– Почему не любит? Места здесь опасные, до ваших, – она окинула Зимобора значительным взглядом, – близко. Того гляди опять воевать пойдут. Потому князь и держит здесь дружину с воеводой.
– Чудной у вас воевода! – Зимобор пожал плечами. – Такое буйство на торгу, а ему и дела нет! Прислал бы хоть кметей, разняли бы! У нас в… – он хотел сказать «в Смоленске», но прикусил язык, – всегда разнимают.
– И у нас разнимают, да тут… тут дело особое. – Дивина поколебалась, не сразу решив, говорить ли. – Воевода наш Горденю очень не любит. Звал его к себе в дружину – тот не пошел. А еще… – Она хотела сказать еще что-то, но передумала. – Ну, он такой. Горденюшка наш, как разойдется, ни матушки, ни батюшки не пожалеет. Кроме как коромыслом, его и не вразумишь. Ничего, голова крепкая, и не то выдержит. Завтра опять будет колобродить, как новенький.
Но в невнимании к гати воеводу Порелюта нельзя было обвинить. Гать начиналась чуть дальше того места, где Зимобор вышел на тропу, и содержалась в относительном порядке. Местные хорошо знали дорогу и вскоре вышли почти туда, где остались купцы. Правда, к этому времени возле стругов и волокуш маялись только вернувшийся Радей, Голован с Печуркой и сам Доморад, а остальные разбрелись по лесу в поисках уже не столько дороги, сколько друг друга.
Нежданно явившейся помощи они так обрадовались, что Доморад даже обнял Крепеня, которого тоже помнил по прежним поездкам. Радегощцы споро принялись чинить гать, другие отошли кричать «ау!» и собирать полочан. У Дивины оказался настоящий нюх: не хуже собаки, собирающей стадо, она мигом согнала обратно к гати разбредшихся путников, и вскоре груз, толкаемый и влекомый почти сотней рук, двинулся по выправленной гати к Радегощу.
Дивина шла последней и что-то шептала, то притоптывая, то поворачиваясь, то пятясь. Никто из радегощцев словно не замечал ее занятия, и Зимобор только косился, но ни о чем не стал спрашивать. Понятно было, что дочь знаменитой травницы и сама многое умеет.
Наконец впереди показалась река, последние расползающиеся бревна гати спустились к песку. Оба струга благополучно столкнули в Выдреницу, бочонки и мешки перетаскали, люди с облегченными стонами опустили натруженные руки и выпрямили измученные спины.
– Ничего, тут теперь близко, а там в баню, и как новорожденные будете! – утешал их Крепень. – Баней-то мы и теперь богаты, за дровами далеко не ходить, воды тоже – хоть залейся! Давай, Горденя, за весло берись, видишь, люди устали!
Как видно, староста не привык жалеть свое могучее и непутевое дитятко, и Горденя, не споря, послушно взялся за весло.
– Как устроитесь, приходи, мы тебе отвар сделаем. – Дивина, оставшаяся на берегу, махнула Домораду. – Моя матушка кого хочешь на ноги поставит, вон люди не дадут соврать!
– Это точно, – закивали радегощцы.
– Смотри, отец, у тебя вон губы уже синие и дышишь, как будто струг на руках нес, – предостерегла девушка, окинув купца взглядом. – Заворачивай к нам, а то не было бы хуже!
После борьбы с гатью и блужданию по лесу Доморад и впрямь выглядел не лучшим образом: побледнел, дышал тяжело и невольно хватался за сердце.
– Иди-ка ты, отец, прямо сразу, а? – предложил Зорко. – Что я, сам людей и товар не устрою? И пошлину заплачу, за всем пригляжу, а потом к вам зайду. А ты иди сейчас, чего тебе ходить туда-сюда?
Слова его убедили купца, да тот и сам слишком устал и очень хотел поскорее на покой.
– Пожалуй. – Доморад устало кивнул. – Поезжайте, а я тут… с девушкой… – Он посмотрел на Дивину и улыбнулся сквозь одышку.
– Иди с ним. – Зорко глянул на Зимобора, которому стал доверять после двух совместно проведенных дней. – Помочь там, если что. А мы потом подойдем, как все устроим.
Зимобор спокойно кивнул, надеясь, что никто не заметит, как он рад.
Дивина повела их обратно по улице. На их дворе, кроме обычных построек – хозяйской избы, хлева, курятника, баньки, погребка, покрытого зеленым дерном, – имелась еще одна просторная изба – беседа, в которой зимой женщины собирались на посиделки. Летом, когда через Радегощ ездило много торговых гостей, ее использовали как еще один гостиный двор.
Только войдя в ворота, Зимобор сразу заметил, что по всему двору, особенно возле избы, были навалены охапки чуть подсохшей травы, дедовника и полыни, издававшей резкий пряный запах. Конечно, неудивительно, что на дворе у травницы сушатся травы, но зачем полыни-то столько?
