Сам хозяин дома сидел не во главе стола, а у середины длинной стены, на особом возвышении. Между дядей и племянником не было никакого сходства: конунг был довольно щуплым стариком с совершенно белыми длинными волосами, но рыжей бородой, немного сгорбленный, с блеклыми серыми глазами. Становилось понятно, почему он с такой охотой держит при себе сына сестры и поручает ему многие важные дела. Отвага и доблесть Бранлейва ярла, как его тут звали, ощутимо помогала защитить Свеаланд от посягательств воинственных соседей, и Бранеслав охотно брал на себя именно те обязанности, которые сам конунг уже не смог бы выполнять.
Дальняя часть покоя, где стоял более короткий поперечный стол, принадлежала женщинам. Среди них сидела и здешняя княгиня. По правде сказать, особой красотой она не отличалась. Скорее она была похожа на лошадь – рослая, сильная женщина с грубоватым, но добрым лицом. Возле нее играли двое детей – мальчик лет восьми и девочка на пару лет помоложе. Зимобор поначалу принял их за конунговых внуков, но Доброгнев рассказал: высокая – это вторая жена Бьерна конунга, взятая после смерти первой, бездетной, и то после свадьбы детей пришлось ждать целых восемь лет. Эти двое малышей – наследники конунга, и он ими очень гордится, хотя опять завел побочную жену, молодую и красивую, велел построить для нее хороший хутор за лесом и часто ездит к ней. Здесь было не принято, чтобы несколько жен хозяина жили в его доме одновременно, хотя само наличие побочных жен не порицалось.
Приезжих рассадили напротив хозяина, и почетное место в самой середине досталось воеводе Доброгневу. Хорошо зная варяжский язык, тот поддерживал беседу с конунгом, а Зимобор понимал кое-что и мог только разобрать, что речь идет о торговле и о делах на южном берегу Варяжского моря. Хват вертел головой, разглядывая местных девушек, то и дело толкал Зимобора локтем и призывал посмотреть на кого-то.
Девушки были ничего – стройные, светловолосые. Но, глядя на них, Зимобор ощущал острую, прямо-таки ранящую тоску по Дивине. Именно при виде девушек, улыбавшихся «храуст гардск хирдман»
[42]
, он ощущал, как далеко его занесло от маленького городка Радегоща, где остался ключ ко всей его судьбе, к прошлому и будущему. Он сам не знал, откуда у него такая уверенность, однако не мог избавиться от убеждения, что оставил позади все то, к чему стремился. И – что иначе пока нельзя. Чтобы выйти к свету ростком, зерно должно пройти через землю…
– И я хочу, чтобы ты сопровождал меня вместе со всем твоим войском, – вдруг разобрал он в общем шуме голос княжича Бранеслава.
Эти слова были сказаны по-славянски, поэтому он их услышал. Зимобор обернулся и глянул на воеводу, пытаясь понять, о чем идет речь.
– Княжич говорит, что скоро едет за своей невестой! – перевел для всех своих спутников Доброгнев. – С княжной здешней он обручился.
– Какой княжной? – Изумленный Зимобор глянул на маленькую девочку и тут же сообразил, что эта, дочь Бьерна конунга, Бранеславу приходится двоюродной сестрой.
– Здесь – Свеаланд, а южнее, мы мимо проезжали, живут еты, – пояснил воевода. – И у тамошнего князя есть внучка, и…
– Красивее, благороднее, учтивее и разумнее, чем йомфру Альви, нет девушки на свете! – пылко воскликнул Бранеслав. При мысли о ней все лицо его осветилось, глаза засверкали, и широкая улыбка задышала искренним счастьем и восторгом. – Я увидел ее на празднике Середины Лета, и она дала согласие стать моей женой. Я уговорился с ее дедом, Ингольвом конунгом, что приеду за ней ко времени осенних пиров. Это время подошло, и я хочу, чтобы вы все сопровождали меня, оказали честь моей невесте. Ведь она будет княгиней в Полотеске, когда я вернусь и привезу ее с собой.
– Оно, конечно… – Доброгнев вздохнул. – Только тебе бы с отцом посоветоваться сперва, княжич…
– Я нашел самую лучшую невесту, и род ее таков, что сам император Миклагарда почел бы за честь назвать ее своей женой! – с гордостью ответил Бранеслав.
Он даже немного нахмурился, словно Доброгнев подвергал сомнению достоинства его невесты. При самолюбии княжича все, что имело к нему отношение, было или должно было быть лучшим на свете, и всякий, кто в том усомнится, стал бы его врагом.
– Ну, я тебе не отец, чтобы указывать! – Доброгнев развел руками. – Только все-таки оно… без отца такое дело решать…
Но Бранеслав слишком привык за последние десять лет жить без отца и все свои дела делать самостоятельно. Однако, как он ни расписывал выгоды будущего союза, Доброгнев сохранял озабоченный вид. И Зимобор понял, в чем тут дело. Ему вспомнился разговор по пути: на детях княгини Славницы лежало какое-то проклятие, уже унесшее дочь. И сын, стоя перед таким крутым переломом в жизни, как женитьба, тоже подставил себя под удар судьбы.
Но, беспокоясь за княжеского наследника, воевода Доброгнев тем более хотел ему помочь и сразу согласился сопровождать Бранеслава в поездке за невестой. До отъезда оставалось совсем немного. Целыми днями на гостином дворе толпились купцы из разных земель – разноплеменные варяги, западные славяне, франки, фризы, даже арабы. В обмен на хорошие меха, везде высоко ценившиеся, они предлагали хлеб, масло в бочонках, сушеную и соленую рыбу, вино.
Зная, как нужен сейчас кривичам хлеб, иные торговцы пытались поднимать цены, но тогда в дело вступил сам княжич Бранеслав.
– Имей в виду, Гуннар, если ты вздумаешь наживаться на бедах моей родины, я на тебя обижусь! – пригрозил он, и это возымело действие.
Здесь знали, что будет, если Бранлейв ярл обидится. «Мирной землей», где запрещены вооруженные столкновения, является только сам город Бирка, как место торга, но ведь есть еще море, и оно гораздо больше. А у Бранлейва ярла имеются два собственных больших корабля и хорошо вооруженная дружина…
Люди были заняты разъездами, перевозкой, охраной товаров, подготовкой кораблей. Довольный удачным торгом, Доброгнев часть мехов выделил дружине, и почти все прикупили для себя кое-что из одежды и прочего. Дела шли хорошо, пиво имелось в изобилии, а впереди ждала княжеская свадьба – неудивительно, что все ходили веселые. Доброгневу хотелось бы, чтобы после женитьбы Бранеслав вернулся домой и жил с отцом, но он сам понимал, что за морем тот сейчас полезнее Столпомиру, чем дома. Ведь он уже вручил воеводе весьма внушительный запас ячменя, меда и масла, которые раздобыл «в походе».
Скучать никому не приходилось: у Бранеслава каждый день бывали гости – и местная знать, и торговцы, однажды зашел даже наследник какого-то из северных конунгов, приехавший в Бирку по торговым делам. Сначала они с Бранеславом устроили состязание, бились между собой один на один, потом дружинами, а потом всю ночь пили, обмывая взаимно поставленные синяки, и еще неизвестно, от которого из этих развлечений сами вожди и их воины получили больше удовольствия.
А однажды управитель Бьерна конунга, ответственный за взимание пошлин на причалах, привел какого-то чудного человека, одетого в странную одежду, состоявшую словно бы из одних складок, но с красивой вышивкой, поверх которой накидка из волчьих шкур, явно прикупленная на месте, смотрелась дико и нелепо. Незнакомец был смугл, кудряв и черноволос, с крупными чертами лица, которое казалось довольно умным, хотя сейчас и выглядело несколько растерянным.
