Не привыкший сидеть без дела, Галченя то подносил новые бревнышки, то помогал старшему колодезнику вынуть из сруба бадью с землей и опрокинуть ее в лежащую рядом волокушу.
Из амбара вышла Живуля с решетом в руках и остановилась, наблюдая за работой. За прошедшие дни она попривыкла к своему новому положению, да и разница, когда первые всплески стыда и обиды прошли, оказалась небольшой. У себя дома Живуля ходила за скотиной и птицей, молола зерно и толкла крупу, стирала и шила, чистила горшки — то же самое она делала и здесь. Добычина жена, довольная ее усердием и послушанием, не обижала ее, — а гордости Живуля вовсе не имела. Ей даже казалось порой, что она здесь то ли в долгих гостях, то ли даже в младших невестках. Галченя целый день был с ней, что было бы никак невозможно, если бы она оставалась дома. За делами по хозяйству Живуля мечтала тайком, как будто она — его жена и этот дом — их общий дом. А кормили ее на богатом дворе даже лучше, чем у родителей, и Живуле порой думалось, что ее несчастье — холопство — нежданно обернулось счастьем. Мучимые раскаянием братья каждый день приходили навестить ее, и она старалась украдкой сунуть им горбушку или репу.
— Эдак они до самого Ящера докопаются, — сказала она Галчене, с любопытством глядя на колодезный сруб. Как же хорошо быть богатым! Ее отцу и в голову бы не пришло копать у себя на дворе особый колодец.
— Ага! — подхватил Галченя. — Вот сейчас как задрожит земля, как зарычит, как заревет, да как выползет Ящер…
— Перестань! — взмолилась Живуля. — Страшно…
— Ой, чует мое сердце, зря мы тут роемся, — бормотал старший колодезник, снова спуская бадью в сруб. — Говорили ведь хозяину: нету у тебя воды. Ее во всем детинце нету, почитай, только и есть, что у волхва на дворе. И там знаешь сколько саженей копали? Ты столько и сосчитать не сумеешь! Нет бы послушать знающих — ищи, копай… Мы-то раскопаем, да коли Перун тут копьем в землю не ударил, ключа не сотворил, так хоть землю насквозь пророй…
— А и то — насквозь пророете, как раз в море-окиян попадете, и будет вода! — сказал Галченя. — Вам же работа — из такой глуби воду таскать! Целый день будете возле ворота стоять. Да и нельзя ее пить, из окияна-то воду. Она, люди говорят, соленая, горькая, как слеза сиротская…
В ворота постучали. Чернава сделала движение, но Галченя остановил ее суровым окриком.
— Сиди, матушко! Я сам отворю!
Чернава хотела что-то возразить, двинула руками, вздохнула и промолчала, покачивая головой. Меж черных заломленных бровей ее сына появилась суровая складка, — точь-в-точь таким она запомнила своего брата Маадыра, последний раз виденного почти двадцать лет назад. После шума на забороле Галченя, узнав, какой опасности чудом избежала его мать, так растревожился, что у него снова потемнело в глазах и зашумело в голове. Два дня он лежал пластом, только требовал, чтобы мать все время сидела возле него, и сжимал ее руку. Сама Чернава уже успокоилась и тревожилась только за сына, к которому вернулся было недуг, а Галченя боялся всякого стука у ворот, каждого звука шагов мимо двора — ему так и мерещилось, что озверевшие мужики снова идут за его матерью.
Вот и теперь Галченя сам пошел открывать ворота и сделал это не раньше, чем выспросил, кто пришел и зачем. Гостями оказались два уже знакомых купца — Борята и Ярун.
— День вам добрый! — Галченя поклонился и пропустил гостей во двор. — Пожалуйте, отец дома.
Оказавшись во дворе, оба купца почему-то не пошли в дом, а остановились перед Галченей, проследили, как он снова закладывает в скобы тяжелый брус засова. Обернувшись и увидев их рядом, Галченя удивился: не так уж велик Добычин двор, чтобы без провожатого заблудиться. Ох и спесивы, видать, черниговцы, — белгородские сотники и то без провожатых обходятся.
— И тебе добрый день, — сказал ему Борята, внимательно оглядывая парня. — Ты, я гляжу, вовсе поправился?
Не привыкший к заботе чужих людей, Галченя благодарно улыбнулся.
— Не вовсе, да вот хожу, работаю помаленьку.
— Ходишь, стало быть? — продолжал расспрашивать старший купец. — А в голове не шумит?
— Пошумливает порою, да не так чтоб слишком. День-другой — и забуду, как хворал.
— Ну, Велес в помочь, — сказали купцы и пошли в дом. Провожатый им и правда не требовался.
Наступил полдень, работникам пришла пора передохнуть. Нижний колодезник сам забрался в бадью, и товарищи вытащили его на поверхность.
— Нету там воды, — говорил он старшему, отряхивая землю с портов и рубахи. — Нету, по всему видно. Не дело наш хозяин затеял.
— Да предупреждали ж его! Теперь пусть нас не виноватит, мы загодя говорили…
Колодезники потянулись к бочке с водой в углу двора, умылись и устроились на бревнышках в тени у стены амбара. Чернава принесла им поесть. Из дома вышла хозяйка и послала Живулю молоть зерно, и Галченя пошел вместе с ней. По пути в боковую пристройку им надо было пройти через меньшую половину хозяйского дома, где Добыча принимал гостей. Едва они открыли дверь в жилье, как купцы прервали беседу и настороженно проводили их глазами.
Галченя и Живуля побыстрее проскользнули через клеть к дальней двери и торопливо поднялись по ступенькам — пристройка была поставлена выше, чем хозяйское жилье. Здесь ночевала немногочисленная Добычина челядь, здесь же хранились съестные припасы, которым не нужен был холод погреба. Живуля устроилась возле жернова, состоявшего из двух больших каменных кругов, и принялась за работу. Галченя сначала помогал ей, подсыпая зерно в отверстие верхнего жернова, но очень скоро ему показалось, что Живуля устала, и он принялся сам вращать каменный круг. Он слишком недавно стал свободным человеком и не успел привыкнуть к мысли, что такая работа ему не пристала.
Гораздо больше его заботило, как бы облегчить труды Живуле. Теперь они поменялись местами — он был свободен, а она попала в холопство. Но Галченя был так благодарен девушке за прежние доброту и сочувствие, что радовался любому случаю помочь ей. Та работа, которую он прежде делал сам, казалась ему слишком тяжелой для Живули. Ведь она такая слабенькая, дома у отца ей доставалось не больше еды, чем Добычиным холопам!
Добыча замечал, что младший его сын весьма склонен к дочке гончара, но не задумывался об этом. Разве сам Галченя родился не от челядинки? И разве он на свете один такой? Ведь и сам князь Владимир… Молчи, дурной язык, до беды доведешь!
За жерновом и застал младшего сына нежданно поднявшийся в пристройку Добыча. Увидев его, Галченя вскочил вместе с Живулей и так же ретиво поклонился. Хоть он и перестал зваться холопом, но отец оставался для него отцом и хозяином. Добыча перевел взгляд с сына на Живулю, словно не знал, что сказать, а потом кивнул Галчене на дверь:
— Идем, сыне. Есть у меня к тебе разговор. Удивленный Галченя пошел за ним. О чем можно разговаривать с ним, вчерашним неученым холопом, когда в клети сидят два купца гораздо умнее его? Но Добыча назвал его сыном, что раньше случалось нечасто, и Галчене было очень приятно это услышать.
