Ей было известно, что в действительности жизнь удалых молодцев с роскошными воинскими поясами далеко не так красива, как в хвалебных песнях или сказаниях. Выбитые зубы, негнущиеся пальцы, скособоченные носы, уродливые шрамы, опухшие от пива и браги лица, незаживающая язва на тыльной стороне левой кисти — от щита. А еще — стойкий запах дружинного дома, обиталища множества одиноких мужчин; их словечки, которых Елисава якобы не знала, и байки о невероятных приключениях и великих подвигах; ссоры из-за женщин и клятвы верности друг другу до последнего, до тех четырех локтей земли, где их, в конце концов, зароют, — как правило, очень далеко от тех мест, где они родились. Иногда кто-то из них погибал. Появлялись новые — молодые неумелые парни. Иные из них тоже погибали, не успев ничему научиться. А если кто-то вспоминал о том, что было двадцать лет назад, на него смотрели как на внезапно проснувшуюся вещую вёльву. Некоторые из воинов знали, казалось, всего три-четыре слова, и то бранных, но вполне обходились ими; другие, пообтесавшись при дворах разных государей, побывавшие за далекими морями, в странах, о которых только в Библии и сказано, могли удивить обширностью знаний и красноречием. Одни происходили из знатных воинских родов, другие, родившиеся после посещения княжьей дружиной какого-нибудь погоста или села, вообще не знали отца и были в семилетнем возрасте отправлены в дружину, которая и поспособствовала их появлению на свет. С десяток таких мальчишек вечно носилось с дикими воплями по двору перед дружинным домом, размахивая деревянными мечами, а пара бывалых дядек присматривала за ними, вспоминая меж собой дела далекой молодости.
— Ты сам хотел говорить с князем или тебя попросил Ульв? — осведомилась Елисава, обращаясь к Бьёрну.
— Я его еще не видел, — ответил варяг. — Мне самому весьма любопытно, как конунг принял то, что услышал вчера.
— Нам ведь известно, каким способом здесь расправляются с наемниками, которые забывают свое место, — добавил Альмунд. — И я не желал, бы однажды проснуться с перерезанным горлом.
— Тебе это не грозит, с перерезанным горлом не просыпаются! — хмыкнул Эйнар. — То есть просыпаются уже в Валгалле.
— Это было давным-давно. — Елисава нахмурилась, недовольная намеком варяга. — И мой отец в том не виноват.
— Но ты забываешь… или ты не знаешь, что я при этом был?
— Вот как! — Изумленно раскрыв глаза, Елисава остановилась и повернулась к Альмунду. — Был?
— А ты не замечала, что я уже достаточно старый? — Варяг улыбнулся и провел широкой мозолистой ладонью по своим светлым, начавшим седеть волосам. — Да, тогда я был четырнадцатилетним мальчишкой. Я приехал из Рогаланда вместе с моим родичем, братом матери, Хрингом сыном Сварта. Он потом погиб на Днепре, следующей же зимой, когда твой отец, Ярислейв конунг, в первый раз разбил своего брата Святополка. В тот день в Хольмгарде мы с Хрингом ходили навестить одного торгового человека и не попали в эту бойню. Успели как раз к тому, когда начали выносить трупы. Я хорошо помню, как по этому проклятому Фариманнову двору текли целые ручьи крови, смешиваясь с растоптанным навозом и соломой. Твой отец сильно разгневался, но сделал вид, будто проглотил обиду, а потом уехал в свой борг, тот, где раньше, как сказывают, жил Хрёрек конунг. И туда пригласил хольмгардскую знать. Иные говорят, что гостей было больше тясячи, но это ерунда — столько там просто не поместилось бы. Знатных хольмгардских хёвдингов было человек сорок. А тысячи собрались, когда головы этих сорока были выставлены на стене! Правда, очень скоро твоему отцу пришлось пожалеть о том, что он сделал. Но я и те, кто тогда был при нем, хорошо запомнили, что с князем нужно быть… осторожными.
Елисава невольно взяла его за руку, но тут же, опомнившись, отпустила. Среди самых страшных семейных преданий, которые им поведали старые челядинцы, был рассказ о бойне на Фариманновом дворе, где разгневанные новгородцы перебили разом несколько сотен варягов, приведенных Ярославом для борьбы с отцом, князем Владимиром. Войне между отцом и сыном помешала смерть отца. Ярослав успел отомстить новгородцам за гибель своих наемников, нужных ему тогда, как воздух. Но тут же перед ним встала необходимость сражаться со сводными братьями за опустевший престол, и ему пришлось идти на поклон к своим врагам-новгородцам. Это было почти тридцать лет назад, еще до того как Ярослав женился на их матери. И Елисава не знала, что все это время рядом с ней находится живой, к счастью, свидетель давнего кровавого ужаса.
— Мы надеемся, что Ярислейв конунг мудр и не станет таким путем избавляться от людей, которые могут ему пригодиться! — заметил Торлейв.
— А живые мы ему полезнее, чем мертвые! — назидательно добавил Эйнар Жердина.
Жердиной его прозвали за высокий рост, длинные руки и ноги, а также худощавость, при которой он, однако, был очень силен. С продолговатым лицом, высоким и широким лбом, узкими, как у многих шведов, глубоко посаженными, водянисто-серыми глазами, Эйнар не был красавцем, но Елисава знала, что Благина, внучка тысяцкого Бранемира Ведиславича, тихо умирает от любви к нему. О чем сам Эйнар совершенно не догадывался. Хотя если бы догадался и приложил известные усилия, то близкое родство с боярином-тысяцким сослужило бы ему неплохую службу.
— Ульв давно говорит, что плата, которую он получает, слишком мала и недостойна его знатного рода! — продолжал Бьёрн. — Он всегда считал, что при его родстве с вами ему было бы приличнее самому править какой-нибудь областью страны и посылать дань конунгу.
— Если бы он был полюбезнее со мной и я могла бы считать его своим другом, то, выйдя замуж, взяла бы его с собой в страну моего мужа и поставила бы управлять тем городом, который получу в свадебный дар! — ответила Елисава. Отец Ульва, Рёгнвальд ярл, таким точно образом стал управлять Ладогой, которую его двоюродная сестра Ингигерд получила от Ярослава, выходя за него замуж. — Но Ульв не слишком-то стремится со мной дружить.
— Возьми меня! — Эйнар ухмыльнулся. — Я готов принести тебе любые доказательства дружбы.
— Тогда я прикажу тебе жениться! — Елисава улыбнулась, но не стала оглядываться на Благину, которая шла чуть позади, изнывая от счастья и смущения.
— На тебе? — тихо, почти не разжимая губ, спросил Эйнар.
— Не глупи, — шепнула в ответ Елисава. — Для этого мне надо самой стать правительницей какой-нибудь страны.
— Что тебе мешает?
— Эту страну сначала придется завоевать для меня. У моего отца и так слишком много… то есть достаточно много сыновей!
Сказать, что у нее «слишком много» братьев, Елисава не могла. Шестеро сыновей Ярослава от Ингигерды воплощали силу, крепость и удачливость рода.
— Я найду тебе жену, — продолжила княжна. — Но тебе, во-первых, прежде нужно креститься…
— А ты будешь моей крестной матерью?
— А во-вторых, повиноваться моему выбору.
— Я согласен, если она будет похожа на тебя.
— Этого я не обещаю. Но если ты будешь меня слушаться, то я добуду тебе жену молодую, знатную и с богатым приданым. И ты будешь жить не хуже Ульва.
