— Да это что же — душу продать? — опасливо уточнила Елисава. На такое она не могла бы решиться, но неужели… это обязательно?
— Да нет. — Всеслав улыбнулся и снова взял ее за руку. — Я не дьявол, да и не знаю, кто он такой. Но во мне живут старые боги, во мне сам Белее, сам Ярила серым волком по земле скачет. Полюбишь меня — полюбишь и их, вернешься к ним. Не боишься?
— Те боги — идолы, дерево мертвое. Господь сотворил небо и землю, а те идолы сами сделанные. Они не могут по земле ходить.
— Нет на свете ничего мертвого. Все живое — и камень, и дерево, и земля. Ты ведь знаешь.
Елисава промолчала, но ей вспомнилась последняя купальская ночь, когда она так ясно, всем существом почувствовала свое родство с землей и каждой березкой. Тогда они были живыми, будто на одну ночь сбросили покровы обычного спокойствия и ложного бездушия.
— Если ты хочешь моей дружбы, я тебе помогу. — Держа княжну за руку, Всеслав придвинулся ближе и настойчиво посмотрел ей в глаза. И против воли она поверила, что для него это важно, что ее дружба — большая ценность, ради которой он готов на многое. — Я все для тебя сделаю, сестра. Ты только пойми сама, чего хочешь. До завтра подумай, а потом еще поговорим.
Всеслав поцеловал ее в щеку, и она позволила ему это, пытаясь осмыслить все то, что он ей сказал. Получалось плохо. Они начали говорить о Харальде, о делах, а закончили о чем-то совсем другом — о старых богах, о живом и мертвом… О другом, но не менее важном. Здесь действительно было о чем поразмыслить.
Кивнув норвежцам, Всеслав ушел вместе со своими людьми.
— Что он сказал, Эллисив? — наконец спросил Гудлейв. — Он согласился? О чем вы говорили?
— Он согласился… помочь мне во всем, — произнесла Елисава, потому что на этот счет Всеслав высказался ясно и определенно. — Пока идите к себе. Я все обдумаю, и завтра мы снова встретимся.
Глава 14
Увиделись они еще до завтра: вечером Всеслав прислал отрока с предложением спуститься к ужину, и на этот раз Елисава приняла приглашение.
— Ты, братец, когда будешь с отцом говорить, скажи ему то, что мне в прошлый раз говорил, — предложила Елисава. — Про то, что твой дед был из братьев старшим, что ты хочешь половину всей земли нашей получить: Новгород, Псков, Смоленск и прочее. Отец, конечно, не согласится, будет спорить, а ты начинай торговаться, сбавляй понемногу, и в конце концов он Луки легко за тобой оставит, лишь бы все остальное уберечь.
— Ой, хитра ты, сестра! — Всеслав засмеялся. — Неужто хочешь мне помочь?
— Я хочу, чтобы вы договорились. А мой отец упрям, неуступчив и с добром своим расставаться не любит. У тебя в городе хоть один священник есть?
— Поищем. Может, и найдется.
— Или, может, есть еще какой человек, Писанию наученный?
— Зачем?
— Для переговоров. Если скажешь, дескать, Господь говорил: «Любите врагов ваших и будете подобны Отцу вашему» и все такое, то это наверняка делу поможет. Отец любит, когда из Писания повторяют. Он и сам часто говорит из апостола: «Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый».
Сказав это, Елисава вдруг запнулась: привычные слова, которые она много раз слышала от отца с самого детства, внезапно прозвучали совершенно по-новому. Полные покаяния, к которому хором призывали все христианские учителя, они вдруг обрели прямой и путающий смысл. Князь Ярослав знал, всегда знал, что из грешников в мире он среди первых и что ему очень нужен Спаситель…
Всеслав заметил, как изменилось лицо княжны, но ничего не сказал. А потом вдруг огорошил Елисаву неожиданным предложением:
— А не хочешь ли сама к нему поехать, сестра? Ты и Писанию научена, и хитра, как сама прабабка Ольга, и тебя князь Ярослав выслушает со всем вниманием.
— Ты что… хочешь меня своим послом сделать? — Елисава в изумлении уставилась на Всеслава, и он кивнул, улыбаясь.
— Или велика честь для меня?
— Но как… ты ведь хочешь отправить меня к нему… Неужели не…
— …не боюсь самую ценную заложницу потерять?
Теперь уже Елисава кивнула. Всеслав не сразу ответил, а долго смотрел на нее, будто хотел прочитать ее мысли.
— Я… верю, что ты меня не обманешь, — сказал он наконец. — И думаю, что ты действительно хочешь нам помочь договориться, а лучше тебя этого никто не сделает.
— Нет, я не поеду. — Елисава покачала головой. — Если отец меня в руки получит, он бояться перестанет и Луки осадит. Мне лучше здесь побыть.
Всеслав засмеялся: ему очень нравилось, что она перестала бояться его и теперь боится за него.
— Так ведь я пока у себя оставлю твое приданое, твоих женщин, попа, — перечислил он. — Да и то… о чем мы говорили… насчет Свиновича вашего — ему же это нужно?
— Да, — подтвердила Елисава, и в ее голове мелькнула мысль: какая удача для ее отца, что хотя бы один грех возьмет на себя кто-то другой.
Как ни безумен казался этот замысел на первый взгляд, дружина Всеслава не стала возражать, и Елисава весьма неожиданно для себя сделалась послом к собственному отцу. И от кого! От полоцкого князя, оборотня, врага, захватившего часть новгородских земель. Но они так нуждались в союзниках в борьбе с распоясавшимся Харальдом, что ради этого можно было простить и захват Лук.
Собиралась Елисава недолго и уже на следующее утро выехала из Лук. Кроме Ивара и Альва с норвежцами, с ней отправились только Кресавка и Будениха с самыми необходимыми вещами; лари и короба с приданым оставались пока в Луках, как и боярыни с отцом Сионием. Сопровождали их полочане во главе с Радогой, всего человек пятнадцать. Поднявшись по Ловати до волока, ладьи оставили и пересели на лошадей, а на Днепре снова наняли ладьи, благодаря чему выиграли немало времени. Вниз по широкой реке двигались быстро, и Елисава надеялась увидеться с отцом довольно скоро. В Смоленск не заезжали, и первую дневную остановку для отдыха сделали в Орше. Полочане встали на гостином дворе, а Елисаву Радога, отвечая на вопрос хозяина, выдал за свою сестру. Она старалась поменьше мелькать на людях, чтобы те не задавались вопросом, почему эта девица, явно перестарок, все еще ходит с непокрытой головой. Да и объявлять всему миру, что дочь самого Ярослава Киевского путешествует почти одна, к тому же с людьми полоцкого князя, было совершенно ни к чему.
Путь по Днепру проходил без особых происшествий. Елисава, всю жизнь, проведшая в Киеве, удивительно быстро привыкла к путешествиям. Сидя в ладье, кутаясь в толстый шерстяной плащ от речного ветра, княжна думала о случившемся, пыталась понять, почему все у нее пошло наперекосяк и к чему это может привести. Разве она виновата в том, что Харальд захватил Ладогу и помешал ей спокойно уехать к Магнусу конунгу? Или в том, что Всеслав Брячиславич не может простить ее отцу присвоение всех русских земель и жаждет получить свою долю? В семье твердо установилось мнение, что Владимир Святославич, отправив Рогнеду с Изяславом в Полотеск, поставил его навсегда в отдельное владение, не подлежащее никакому дележу, так что потомки Изяслава не имеют права требовать больше ничего. Но ведь Киев он предназначил не для Ярослава, а для Бориса, своего любимца, назначив того наследником в обход всех старших братьев! Борис погиб… Здесь мысль останавливалась — Елисаве не хотелось отвечать на вопросы, почему и от чьей руки. В смертях Владимировых сыновей привычно винили князя Святополка. Но Елисава уже не могла отделаться от подозрения, что виновен скорее тот, кому и достались все плоды усобиц. Неужели Святополк собирался перебить всех семерых братьев? Едва ли. Да и зачем, ведь он и так был старшим. А вот если это начал… кто-то из сыновей Рогнеды, то на его пути стояли только четверо сводных братьев. Поначалу… Да и мать однажды обмолвилась, что Ярославу на восемь лет меньше, чем он говорит. Он прибавляет себе восемь лет… те самые восемь лет, на которые Святополк был старше его. Он, выходит, себя выдает за ровесника Святополка, за старшего из Владимировых сыновей. Разве бы ему понадобился этот обман, если бы он ни в чем не был виновен и лишь Божьей волей оказался победителем в борьбе за власть и старшинство в роду? Как знать…
