Когда окончательно рассвело и дорогу стало видно, дружина прибавила ходу и незадолго до полудня подъехала к Белзу. Стоял он на низком берегу, защищенный старым и новым руслом Солокии. Город, как рассказал девушкам Державец, местный уроженец, был довольно стар: первую крепость здесь еще двести лет назад построил князь Владимир Святославич, отвоевавший червенские города у ляхов. За века Белз разросся, теперь укреплен был не только детинец, но и посад. Постоянно опасаясь новых войн, горожане не давали укреплениям обветшать, и стены, выстроенные из срубов, засыпанных землей, выглядели весьма внушительно.
– Тут много народу живет! – рассказывал Державец. – Вон, за рекой, Заречное село, чуть ли не старше самого города, а тут по округе много еще сел – и Гора, и Островец, и Умышль. Я сам из Островца, мои там и сейчас живут. В гости зайду – не было счастья, да несчастье помогло!
Из города долетел отзвук колокольного звона.
– Никола на Посаде! – определил Ростислав. – Богатая церковь, новая. Купцы-хлебники в складчину поставили, Стоигнев, Премил и Якша. А есть еще Никола Княжеский, тот в детинце, его поставил Рюрик Ростиславич, дядя наш старший. А вон там Панкратьеве-Солокийский монастырь, там и сейчас в игуменах сидит его сын, Ростислав Рюрикович, то есть смиренный инок Ливерий.
Еще издалека было видно, что в городе не все благополучно. Не замечалось обычной повседневной суеты, ни одна корова не паслась на лужках и пустырях у крайних улиц, ни одна коза не щипала траву под тынами, только пара забытых куриц дремала в тенечке. Людей не было видно, и ворота посадского вала, когда до них доехали, оказались закрыты.
– Что это вы в осаду сели, люди добрые, а осады вроде никто не держит? – закричал Звонята, первым подскакав к воротам. – Кого испугались? Не Змей Горыныч к вам едет, не Идолище Поганое, а князь Ростислав Володаревич! Никому вреда не делаем, всем добра хотим! Открывайте!
– Открывай, ребята! – закричал кто-то из-за тына, с внутреннего помоста разглядев приехавших. Голос был радостный, словно здесь ожидали гораздо менее приятных гостей.
Ворота со скрипом стали открываться. В образовавшийся проем быстро протиснулся невысокий, щуплый, но очень подвижный мужчина с рыжеватой бородой и широким ртом, в кольчуге, с мечом у пояса, но без шлема. Это был тот самый боярин Завада, который приезжал к Ростиславу в Перемышль.
– Князь Ростислав Володаревич! Отец родной! – закричал он. Подбежав к Ростиславу, рыжий вцепился в его стремя и даже припал щекой к пыльному сапогу. – Отец родной! Не оставил нас, грешных! – твердил он.
– Ну, будет тебе, Завада, суетиться! Опять как на пожаре! – унимал его Ростислав. – Я же обещал, что приеду. Что у вас тут?
– А войско-то твое где? – Завада огляделся, вытянув шею.
– Войско позже подойдет. Что, на мир уже не надеетесь, воевать хотите?
– Да чтоб черт так хотел души соблазнять, как мы воевать хотим! А куда деваться? Прислал нам весть князь Ярослав, что если мы не смиримся и не поцелуем крест на всяческой ему покорности, то придет он к нам с князем Владимирком и с войском и весь Белз сожжет, чтоб неповадно было бунтовать. А мы решили: сядем в осаду и не впустим их, пока не позволит нам князь Ярослав самим себе посадников выбирать, да чтобы дани и даров никаких Звенигороду не давать. Ведь не задаром ему звенигородские бояре войска дали, тоже хотят на нашем несчастье свой кусок урвать. А тут смотрим, дружина идет, ну, думаем, они, аспиды! Ну, говорю, ребята, это передовой полк или разведчики. Ворота закрыли, изготовились. Я даже вылазку хотел сделать, Добыгнев Акимыч не дал. А это ты, батюшка! – От избытка радостных чувств он снова припал к стремени. – Не покинул нас! Вернулся! Теперь ты наша голова, мы твои руки! Слава князю Ростиславу! – вдруг заорал он, и толпа, окружившая их, пока они разговаривали, дружно подхватила:
– Слава, слава!
Ворота раскрыли во всю ширину, дружина въехала в город. На всех улицах толпился народ, многие лезли на тыны и на крыши, чтобы их увидеть, все кидали шапки вверх, и отряд ехал к детинцу среди несмолкающих приветственных криков. Прямислава не помнила себя от радости и тревоги: ее ободряло то, что Ростислава здесь так любят, но она не хуже самого князя понимала, в какой пожар они приехали! Червонная Русь была на пороге новой братоубийственной войны, а Белз оказался в самом сердце раздора!
В детинце все улицы были вымощены прочными сосновыми плахами, дворы смотрелись богато. На краю маленького внутреннего торга помещалась церковь Николы Княжеского, а на ее широкой паперти стояли духовенство и бояре. Ростислав остановил дружину и сошел с коня. Прямислава осталась сидеть в седле, чтобы лучше видеть; толпа напирала со всех сторон, люди и кони оказались тесно сжаты, белзцы лезли чуть ли не на головы друг другу, чтобы ничего не пропустить.
Ростислав поднялся по ступеням, один из бояр, рослый и широкоплечий, с правильными чертами лица и светло-рыжими волосами, шагнул ему навстречу.
– Не оставил ты нас без помощи, Ростислав Володаревич, за то Бог тебя благословит! – сказал боярин, кланяясь. – Теперь владей нами, как отец твой владел, не выдай на погибель, и будем мы твои верные слуги!
– Теперь ничего нам не страшно, никакие полки! – добавил другой боярин, с широким золотым поясом на толстом брюхе. Позже Прямислава узнала, что его зовут Немир Самсонович, а прозвище он носит Золотой Пояс. – Без князя не битва, а одна беда, а с князем не беда, а битва!
Народ радостно кричал, и Прямислава некстати вспомнила, как Туров призывал к себе князя Юрия. Тоже вот так, должно быть, кланялся, просил владеть и судить, клялся в верности. Но все же захват чужих городов – дело очень рискованное. И в Белзе наверняка есть сторонники князя Ярослава. Сейчас они молчат, но что будет, когда Ярослав и Владимирко окажутся под стенами с войском?
– Видит Бог, не хочу я пролития крови, хочу мира в Червонной Руси! – ответил Ростислав. – Бог милостив, может, еще решу с братьями дело миром. Но если уж придется нам биться, я вас не выдам, но и вы меня не выдайте!
Толпа проводила его с дружиной на посадничий двор, рослый боярин Ян Гремиславич объявил, что готовит пир для нового князя и всех «лучших людей». Прямислава и Забела, поднявшись в горницы терема, смогли наконец перевести дух.
Но – увы! – только обширными размерами посадничий двор и мог похвалиться. При недавнем возмущении толпа разграбила его подчистую, все двери были взломаны и сорваны с петель, даже лавки кое-где оказались поломаны. Все хоть сколько-нибудь ценное нашло себе новых хозяев, и в горницах на девушек глядели голые стены, голые лавки и окна без переплетов – слюда тоже кому-то пригодилась. Летом это не имело большого значения, но лечь отдохнуть было негде. Вся челядь, пользуясь случаем, разбежалась, и Прямислава с Забелой просто сидели на уцелевшей лавке, слушая, как во дворе кмети расседлывают коней, а белзцы радостно гомонят. Им обеим хотелось есть и помыться, после бессонной ночи в седле они мечтали выспаться и отдохнуть.
