Герольд пересек ристалище и направил коня в сторону красивых резных ворот – места въезда рыцарей на поле. На темных створках искусными мастерами были вырезаны сцены легендарных турниров. Вот лежал пронзенный тринадцатью мечами рыцарь, пришпиленный к земле, вот рядом с ним изображен паладинский конь в геральдической попоне, топчущий копытом голову какого-то воина, вот дамы, безутешно льющие слезы по своим избранникам, – некоторые из них в безумном горе бросались на мечи и кинжалы… Эти древние рисунки всегда казались герольду жуткими и пугающими, а сейчас – особенно. Хотя, быть может, виной всему эта осень, накинувшая свой хмурый полог на арену? Кто знает…
Всадник поднял забрало, снял с пояса рожок и затрубил в него, издавая звук, походящий на крик лани. Створки тут же разошлись, показался разноцветный рыцарский лагерь, украшенный множеством пестрых лент, шнуров, флажков, девизов и гербов, ткань шатров тяжелела от дождевой влаги. Стяги на шестах обвисли, как тряпки, сунутые в бочку с водой, отчего невозможно было разобрать ни одного символа. Все будущие герои турнира прятались у себя в шатрах, грелись у очагов, вкушали горячий завтрак, даже господские собаки жались под навесами, тоскливо высовывая носы из-за полога лишь для того, чтобы облаять очередного новоприбывшего в лагерь. Оруженосцы и пажи благородных рыцарей были облачены, согласно традициям турнира, в вычурные костюмы различных сказочных существ: эвивов, герретов и боргов
[24]
, их обычно праздничные одеяния сейчас больше походили на какие-то шкуры чудовищ. Треклятая осень… Главный королевский герольд, он же наш всадник в шахматном облачении, справедливо полагал, что во втором рыцарском лагере, расположенном на противоположном конце поля, дела обстоят не лучше. Но все-таки это был турнир, и никакая погода не могла испортить настроение храбрым рыцарям, что сегодня выйдут на поле, дабы добыть себе доблесть и славу. И те, кто отвечал за проведение ристалища, изо всех сил старались соответствовать моменту – несмотря на слякоть и дождь, шли последние приготовления; под большим растянутым на копьях алым сукном с золотой бахромой выстроились трубачи и герольды в парадных одеяниях.
Лишь завидев своего предводителя, глашатаи отдали приказ, и музыканты грянули громогласный клич. Как только заиграли трубы, шум толпы постепенно затих. С восточного края поля, где виднелись шатры рыцарей, зачинщиков турнира, показались два всадника, направляющиеся к королевской галерее. Это были граф Ильдиар де Нот, облаченный в белые латы и глухой шлем, увенчанный двумя коваными птичьими крыльями, и рыцарь сэр Джеймс Доусон, его верный соратник и помощник во всех предприятиях. С противоположного конца ристалища (там располагались шатры рыцарей-вызываемых) из ворот под звуки труб им навстречу выехали барон Джон Бремер и его вассал, сэр Тарольд Логайнен, более известный, как Рыцарь Червленого Сердца. В центре поля, под статуей Хранна, будущие противники встретились и, обменявшись несколькими короткими фразами, направились к почетному помосту.
Распорядителем турнира являлся сэр Ангерран Ганейнт, сенешаль Ронстрада – сегодня маркиз заменял здесь короля. Сидя под пышным балдахином с цветами Дома Лоранов в самом центре темной, как подземный туннель, галереи, он с нетерпением ожидал начала ратной потехи. По левую руку от лорда сидела его супруга, леди Келен, облаченная в платье светло-лазурного цвета, сейчас походящее на саван призрака. Длинные ряды в полутьме балконов занимали богатые господа: графы, бароны и маркизы в пышных мантиях. Граф де Нот отметил две фигуры, сидящие под багровым стягом с изображением змея, свернувшегося кольцом на воротах. Танкред и Олаф Бремеры… не забыли явиться, чтобы полюбоваться на представление.
Четыре рыцаря застыли на своих конях внизу, в тени галереи, словно статуи. Сеньоры и дамы, маги и горожане – все впились в них взглядами.
– Не передумали ли вы, благородные сэры? – спросил сенешаль королевства у враждующих сторон. – Быть может, лучше сдвинуть кубки с вином, нежели скрестить копья?
Ильдиар увидел, как при этих словах скривился Танкред Огненный Змей, а его младший брат так и вовсе глянул на маркиза-распорядителя, как на полоумного.
– Я прошу вас, сэр, принять наш выбор, позволив свершиться поединку, и быть на нем справедливым судиею, яко осененный дланью Хранна Всеблагого, – сказал на старый лад Ильдиар, прикладывая ладонь к изображенному на белой кирасе все время движущемуся огоньку. Когда-то для великого магистра Священного Пламени один иллюзионист нарисовал этот огонек, не преминув дать и напутствие: «С ним будет всегда биться твое сердце, рыцарь», после этого многие стали узнавать графа де Нота по его неизменному, ставшему уже легендарным, символу.
– Принимаю. Позволяю. Буду, – вздохнул сэр Ганейнт – до этого он еще наделся, что дело завершится миром, ведь он полагал, что негоже, в то время как королевство ведет войну, устраивать кровные поединки.
Рыцари склонили головы и разъехались в противоположные стороны.
– Береги вас Хранн, – сказал сэр Доусон, подавая великому магистру копье, когда они остановили коней на изготовочном месте, означенном статуей дамы в длинном платье, поднимающей в благословении руку. Молодой паладин сгорбился на своем коне и закутался в тяжелый синий плащ, он глядел в землю, не в силах выдержать взгляд своего предводителя.
– Ты помнишь, что должен сделать, Джеймс? – вполголоса напомнил Ильдиар, устремив взор на своего соперника – тот также остановил коня подле каменной девы, примерно в сотне ярдов от них. – В случае, если я паду?
– Помню, ваша светлость, помню, – тоскливо ответил паладин. – Но я знаю, что вы выстоите в этом испытании, как выстаивали в тысячах других. – Его взгляд говорил об обратном – мрачный настрой сэра де Нота, исполненный бессильной злости и обреченности, передался и Джеймсу. – Я буду молиться за вас.
– Молись, – только и прошептал Ильдиар, опуская забрало…
До того редкие капли мороси зачастили и вскоре превратились в неприятный промозглый дождь. На ристалище остались лишь два человека: барон и граф. Острия копий направлены друг другу в лицо, щиты, удерживаемые левой рукой, прочны, а кони верны и проверены в боях.
Поединок происходил без разделительного барьера, что свидетельствовало о том, что здесь должна оборваться чья-то жизнь – бой на смерть – полное воссоздание настоящей схватки. Копье в копье, лобовой удар. Пока не будет преломлено три копья любой из сторон, будет продолжаться конный бой, после чего, если противники не передумают драться или же не погибнет один из них, будет проведен пеший поединок.
Но вот заиграла труба, и оба всадника что есть сил ужалили шпорами бока своих коней. Скакуны рванулись с места. Подкованные копыта стучали по вымощенному плитами рыцарскому пути, вздымая вверх грязные фонтаны брызг из луж.
