Путники вошли в тень деревьев. Чем дальше они заходили в лес, тем мрачнее казалась им окружающая природа и более зловещим становился шепот ветра. Листья здесь все облетели, а первый ряд кривых вязов и высокой ольхи с золотыми и багровыми кронами являлся некоей занавесью, скрывающей за собой сцену древесного цирка мрака и увядания. Голые ветви над головой скручивались и переплетались между собой так крепко, что походили на своды. Под ногами бархатом расстилался багряный мох, точно кровь, пролитая в древности. Стволы дубов и сосен покрывала серая истрескавшаяся кора, нездоровая по своему виду, а в тех местах, где она сошла, чернела обнаженная плоть дерева, словно кем-то выжженная. Изломанные крючковатые корни, торчащие из земли, тонули в клочьях бледного тумана, который, казалось, никогда здесь не рассеется. Где-то над головой пронзительно кричала птица так, будто ее медленно режут от зоба и до хвоста.
Вскоре путники вышли на темную прогалину, сокрытую от лучей рассветного солнца разлапистым потолком сосновых ветвей. Земля здесь была устлана сплошным ковром из опавших иголок, а со всех сторон, словно великаны-стражи, подступали высокие деревья.
Ожидавший их орк неподвижно стоял в тени огромной сосны, до самых низких ветвей которой нельзя было дотянуться, даже если бы один человек вскарабкался на плечи другому. Каждая иголка размером в полтора пальца, а шишки, наверное, и вовсе с голову младенца – не приведи бог, упадет такая на макушку! Остальные деревья здесь были намного ниже и не могли тягаться в росте и могуществе со своим королем.
Гшарг облокотился о широкий смолистый ствол, а его длинный плащ стелился по земле. Должно быть, много колючек уже пристало к подолу. Глаза орка были закрыты – он прислушивался к звукам рассветного леса. Морскому вождю не нужно было видеть, чтобы узнать о приближении отряда, – по его мнению, они так громко дышали и столь усиленно топали сапогами, что могли, наверное, перебудить всех покойников на кладбищах Тириахада… Гшарг улыбнулся своим мыслям, глаза его по-прежнему были закрыты. Ветер еле-еле перебирал длинные черные волосы. Джеральд Риф знал, что в детстве его друга воспитывал родной дед-шаман, который и привил ему уважение и любовь к деревьям. Будучи еще мальчишкой, Гшарг научился слышать голоса леса, понимать их зов и говорить с миром древесных духов. Если бы орк так не любил море, кто знает – может, он остался бы на земле и стал бы могущественным колдуном, но ни с чем не сравнимая страсть к волнам, соленым брызгам в лицо и бурям, вздымающим корабль к самому грозовому небу, возобладала над ним. Риф всегда догадывался, что именно учение деда помогает Гшаргу с такой легкостью управляться со своей ладьей. Никто не знает этого наверняка, но может, корабль сам подсказывает орку, что и когда нужно делать…
Отряд подошел к дереву, а морской вождь даже не шевельнулся. Робкий луч рассветного солнца прорвался сквозь тучи и ветви и, едва блеснув на длинных орочьих клыках, затерялся вновь.
– Мой Тонгурр… – Гарра склонила голову.
– Приветствую тебя, Гшарг. – Логнир выступил вперед и сбросил капюшон.
У человека были длинные русые волосы, вьющиеся и спутанные, давно не стриженная борода, открытое искреннее лицо, но при этом отягощенный печалью взгляд темно-карих глаз. Синяки под ними свидетельствовали о том, что бывший сотник почти не спит, а нездоровая бледность – о его то утихающей, то возвращающейся болезни. Тоска сделала из физически сильного и крепкого человека нечто, напоминающее гордый ясень с изъеденным термитами основанием. После отплытия из Сар-Итиада на лбу Логнира Арвеста добавилось несколько новых морщин, а старые углубились. Волосы его в некоторых местах уже тронула седина, а лицо, омраченное расставанием с любимой, превратилось в поблекшую старческую маску, но он этого не замечал – старался думать лишь о своем пути и долге.
Орк открыл глаза, немного помолчал и, наконец, ответил на приветствие:
– Ну что, Логнир, не укачало тебя еще на этой гнилой посудине старины Рифа?
– Ну-ну, орчина… – усмехнулся Джеральд. – Ты-то, как я полагаю, свою кроху выволок на берег и спрятал поукромней. А что прикажешь делать нам, коли нет ни мачт, ни… А, – рыжеволосый капитан указал на сосну. – Я так понимаю, это мне подарок?
– Да уж, – невесело ответил морской вождь, – если бы не твой дохляк «Змей», никогда бы не позволил рубить такую красавицу. – Гшарг нежно положил когтистую лапу на морщинистый ствол и погладил его, будто котенка.
– Это что, кровь на ней? – пораженно прошептал один из спутников Логнира, бывший заставный сержант Лэм.
И действительно – на сухой, словно кожа старика, коре в некоторых местах проступали багровые, почти черные капли. Поначалу люди приняли древесный сок за смолу, но он был не таким тягучим, пробиваясь через трещины и медленно стекая вниз. За каплями оставались тонкие красные дорожки.
– Так и есть, – не поднимал головы Гшарг. – Дерево плачет кровью… Оно знает, зачем вы пришли. Оно не хочет умирать.
– Эээ… так может, не стоит его рубить? – неуверенно протянул Риф. – Кто знает, какая нечисть может выбраться из будущей мачты в самый неподходящий момент.
– Дух дерева погибнет с последним ударом топора, – безжалостно ответил орк. – Тебе нечего опасаться.
– Все же предлагаю срубить другое дерево, – поежился от страха кто-то из корсаров Рифа. Кажется, это был Рональд Черный Глаз, второй помощник капитана на судне. – Здесь кругом хватает нормальных деревьев, из которых не течет никакая кровь…
– Гааркх! – оскалился зеленокожий предводитель. Гарра тоже зарычала. – Не смей перечить мне, человек! Эти деревья… – орк яростно обвел рукой вокруг себя, – еще слишком молоды, и я не позволю вам прикоснуться к ним.
Люди никогда не видели морского вождя таким злым. На миг он стал походить на своих собратьев-варваров, что, подобно диким зверям, облачались в изорванные шкуры животных, после чего, вооружившись шипастыми дубинами и кривыми ржавыми кинжалами, которые они раскопали на местах древних битв и сражений, шли резать ненавистных им белокожих: убивать детей, женщин и стариков.
– Ладно, дружище, мы поняли тебя, – попытался сделать шаг к примирению Риф. – Я вижу, как тебе дорого это дерево, и ценю твою жертву. Я понимаю тебя – это великолепная сосна. Наверное, у нас будет самая красивая мачта в Сар-Итиаде.
– И не только в Сар-Итиаде! На всем океане!
– Да-да, на всем океане, Гшарг. Мы поняли, прости…
– Значит, к делу. – В голосе вождя все еще сквозила злость. – Доставайте свои топоры и приступайте.
Из-за деревьев на поляну вышли воины из дружины Гшарга, около десятка вооруженных орков. Один из них подошел к предводителю:
– Все без изменений, мой Тонгурр. Город спит…
– Ясно. Логнир, я так понимаю, ты сам хочешь облазить эти забытые духами развалины?
– Да… – нахмурился бывший сотник. – Только бы статуи были на месте…
– Не бойся, отыщешь ты свои каменюки, благо, их там много, – усмехнулся орк, сменив гнев на милость. – А твои ребята, Риф, пусть чинят корабль, вероятно, нам придется выгребать отсюда как можно быстрее. Не нравится мне то, как погиб несчастный Торок. И это… Слушай меня внимательно, Риф. Мой «Гадрат» спрятан в трех милях вверх по течению реки. На ладье остается половина ватаги, и если ты вдруг увидишь, что корабль отплывает без меня, топи его ко всем морским духам. Ясно?
