Я пишу, а в руки мои словно ударила молния – они трясутся и дрожат. Я чувствую, что час мой близок. Прощай, мудрый патриций, и помолись Синене за меня, проконсула Креспа Тириахадского. Что будет дальше, я не знаю, но в одном уверен: вырваться из окутавшей нас обреченности есть только один способ. И как страх порождает сомнение, а ужас отбирает веру, мысль лишить себя жизни уже не кажется столь уж безумной…
Не позволяй злу вонзить в себя когти и помни, что тайну Тириахада тебе откроет лишь Черный Обелиск. Ищи его…»
Орки молчали, не в силах что-нибудь сказать, впрочем, как и люди. Как могло все это произойти? Золото и драгоценности их уже не волновали.
– Подумать только, Тринадцатый легион, бесследно утерянный в топях во время войны, был насильно создан из горожан Тириахада! – пораженно прошептал Логнир.
– Так! – Гшарг поспешно бросил свиток на пол, словно это была ядовитая змея. – Выражаю общее мнение: пора побыстрее отсюда убираться. У меня мурашки на спине уже отплясывают шаманские танцы. Упасите нас Тайдерр и Х’анан от таких приключений…
– Ты собираешься меня бросить здесь, Гшарг? – спокойно спросил Логнир, пристально глядя на этого титана, сжавшегося под двумя мешками сразу.
– Да ты что, дружище! Я просто хочу скорее стереть свои следы с этих плит, что и тебе советую. Сдался тебе этот поиск! Возьмешь золотишка… Добыча, Логнир, добыча! Заветные слова… А то, во что ты нас пытаешься втравить, меня не сильно прельщает. Понимаешь, поиск проклятий на свою голову – это не для Гшарга с «Гадрата». Пойдем со мной, вернемся на корабли, отплывем от берега на добрых миль двадцать и там уже спокойно потолкуем. Да и Риф, поди, заждался…
Люди слушали все это, нахмурив брови. Логнир наклонился и поднял свиток. Враз разбогатевшие орки с нетерпением переминались с ноги на ногу, некоторые уже многозначительно косились на двери.
– Хозяин продолжит поиск, и Гарк пойдет с ним, – встрял в разговор гоблин. Слуга Логнира упрямо взглянул на Гшарга. – А если у орка колени от страха дрожат и топор выпадает из рук, то это уже заботы трусливого орка.
– Молчи, мелочь! – прикрикнул на него морской вождь, оскалив клыки. – А то как бы тебя не прихлопнуло выпадающим из моей руки топором!
– Мой Тонгурр, он прав, – сказала вдруг Гарра. – Мы должны пойти с Логниром. Людей легко поймать в ловушку, и эти коварные руины сцапают его без нас, словно мышь.
Орки повыпячивали глаза, глядя на бунтарку.
– Что?! – От яростного взгляда Гшарга, наверное, даже могучий дракон забился бы в страхе в свою пещеру. – Против воли вождя идешь? Вы что, все сговорились против меня, крысы переменчивые?!
– Нет, вождь, мы с тобой! Что ты, вождь! Мы хотим на «Гадрат»! Добыча ждет дележки! – наперебой запыхтели орки, сгибаясь под тяжестью мешков. Они начисто вымели весь погреб, не оставив ни единого золотого бесхозным.
– Вот и отлично! А ты, Логнир, – свихнувшийся на божественных промыслах безумец! Не дам тебе затянуть нас с собой на дно, к глубинным демонам! Можешь забирать себе эту мерзавку-предательницу, мне же легче. Не будет слышно вечного скулежа этой морской вороны: делай, мол, то, а этого не делай… Коротышку с носом и остальных дураков можешь вести за собой хоть к Бансроту, если угодно. Мне плевать!
– Плевать, значит? – Логнир недобро глядел на орка. – Ветер в помощь. Убирайся и не оглядывайся, дружище. Чего еще ждать от орка, как не предательства?
– Не смей разевать на меня свою пасть, человечишка! – зарычал Гшарг, его глаза начали наливаться кровью. – Я не служу твоему никчемному трону. Я не давал тебе клятв и не брал духов в свидетели. Я здесь ради золота. И я нашел его. Значит, нужно вынести его отсюда побыстрее, пока есть что выносить и пока есть кому выносить. Слушай меня, белокожий… – морской вождь постепенно успокоился, – мои ребята идут на корабль. Я и Риф, конечно, подождем до второго Часа Тигра, если вдруг Великий Дух вернет вам мозги, если же нет – весла в воду и прочь, прочь, прочь…
– Господин сотник, – влез в разговор предводителей бывший сержант Лэм. – Мы вполне успеем разыскать статую и вернуться на корабль за два дня.
– Лэм правильно говорит, хозяин, – проронил Гарк.
– Не держи за спиной топора на меня, Логнир, – примирительно произнес Гшарг.
Логнир кивнул, но он все равно был зол. Только сейчас бывший сотник понял, что в присутствии вождя орков, который намного опытнее его и лучше разбирается в окружающей обстановке, он чувствовал себя в безопасности. А сейчас его будто раздели донага и собирались швырнуть на арену забитого зрителями цирка.
– Поторопись, человек, и счастливо оставаться. За мной, ребята!
Орк уже начал поворачиваться к выходу из проконсульского кабинета, когда оттуда раздался незнакомый грозный голос:
– Ничего не выйдет! Всем стоять, где стоите!
* * *
В круглой плоскодонной колбе размером с голову ребенка, горлышко которой было заткнуто пробкой, клубился черный дым, мрачный сгусток тени, порой прорезаемый двумя алыми, ненавидящими глазами. Это был старый пленник, вынужденный ежесекундно наблюдать за делами своего тюремщика, ярясь от собственного бессилия и непомерной злобы. Он ни за что бы не выбрался, хоть когда-то и являлся могущественным существом, да таким, с которым не могли совладать сами боги. Люди и по сей день проклинали друг друга, мусоля почем зря его имя, теперь уже ни для кого не опасное. Эссенция чистой боли, впитанная в стенки хрупкой с виду стеклянной тюрьмы, надежно удерживала его внутри.
Со стены, словно насмехаясь, смотрело изображение Хранна. На этой иконе бог войны был молод – он принял облик двадцатилетнего юноши с золотыми волосами, пронзительным взором и светлым лицом. В его глазах цвета окровавленной стали плясало привычное безумие, смешанное запредельной яростью, а побелевшая кожа являлась отнюдь не личной интерпретацией художника, но чудовищным состоянием исступления, отображенным на божественном лике. Хранн был богом пылающих чувств и безудержного нрава, первым лордом жестокости и убийств, вождем пронзателей и потрошителей, творцом битв и главным наполнителем погостов. И тем не менее именно он являлся богом-покровителем Ронстрада, благодетелем живущих на Срединных равнинах людей и вдохновляющим их на любой праведный поступок святым образом. Века обелили жестокого бога, память людей истерлась, а Святое Писание, составленное, к слову, демоном, а не человеком, отождествляло Хранна со светом, всепоглощающим добром и благодетельностью. Как же забавно бывает об этом думать.
Я-то преотлично знал утерянную в зыбких песках прошлого истину, но отнюдь не собирался переубеждать этих никчемных смертных. Хотят обманываться – их дело, стремятся верить, не задумываясь, – пускай, пока могут, хотят погибать во имя кого-то – их право. Чем больше их сгинет, тем лучше…
Многие, должно быть, удивились бы, узнав, что сама смерть и незримый рок правят из монашеских покоев. Что погибель обретается в обществе неудобной кровати, грубо сколоченного табурета да простого дубового стола. Но, признаться, мне даже забавно представлять себе их удивление, если бы они вдруг узнали правду…
