Конвульсия пробежала по всему телу, от кончиков когтистых пальцев ног до самой макушки. Гверкин закричал, и в тот же миг его тело рассыпалось на тысячу снежинок, которые подхватила поднимающаяся все выше метель.
…Прошло три дня. Гномы восстановили силы и продолжили путь через предгорья, стараясь забыть о случившемся в Тревегаре как о жутком кошмаре. С Непутевым никто не разговаривал, а его лучший друг, Дори Рубин, так и вовсе пообещал, что свою обиду он запомнит на тридцать три года, а до тех пор и слова не скажет Ангару Дортану. Кили все порывался отрубить лжецу голову, или что там у него вместо оной, но ему – какая жалость! – не дали этого сделать. А Непутевому, казалось, хоть бы хны: страх отошел, с коварным Гверкином и его клыкастым семейством покончено; да и спокойный сон без сновидений в руинах благоприятно подействовал на гнома, отчего он быстро вернулся к обычному наглому поведению. Тем более что Ангар чувствовал: они приближаются к цели, а остальное его вроде и не заботило. Отряд успешно добрался до старого перевала Керег-Ребрин, а затем прошел добрых пять миль по возвышенности, пользуясь картой-ловушкой Ангара, и оказался в центральном Тэрионе, где дальнейший путь преградило ледяное озеро. На берегу озера произошла драка между Долдуром и окончательно вернувшимся к своим прежним привычкам Ангаром, поскольку, когда Непутевый начал упрямиться, отказываясь ехать по занесенному снегом льду, мотивируя это тем, что «застывшая вода – это то же зеркало! А по зеркалу ходить – плохая примета!», терпение у старшего Неммера вышло, как вода из прохудившегося бурдюка, и он просто набросился на потерявшего остатки совести спутника. Их разняли, когда у суеверного гнома уже была разбита бровь, а у его противника – выбит зуб. Дори зло высказал каждому из драчунов, что он о них думает и куда им следует идти со своими дрязгами, после чего притихшие Нор-Тегли продолжили путь как ни в чем не бывало.
Вскоре огромное ледяное озеро осталось далеко за спиной. Перевал Керег-Брим был преодолен, и спустя еще три часа пути по извилистому распадку меж скал, где когда-то протекала горная река, гномы нашли то, что искали – небольшое ущелье, со всех сторон закрытое заснеженными скалами. В одной из стен горы была пробита большая темная пещера. На карте здесь значилось изображение непонятной алой руны, судя по всему, на гоблинском. Их путь – красная пунктирная линия на рыжеватом пергаменте – заканчивался именно в этом месте.
Кладоискатели буквально светились от счастья, с нетерпением потирая руки и уже почти ощущая пальцами груды бесхозного золота. Даже постоянные споры затихли, а распри и недопонимание были надежно спрятаны на самое дно дорожных мешков – до лучших времен. Помимо всего прочего, Ангар перестал замечать откровенно злобные взгляды товарищей.
Отряд разбил лагерь за пределами ущелья Странной Руны, под надежным уступом, преграждавшим путь ветру. Гномы разожгли костер, сделали походный навес для пони. Ангару не терпелось оказаться в желанной пещере, и он ничего не делал для обустройства лагеря, за что и был наказан – Дори не включил его в передовую группу разведчиков, которым предстояло все проверить на подступах, прежде чем туда отправится весь отряд. Разведчиков было трое. Шел Лори, как самый зоркий из всей экспедиции, а также братья Неммеры – как превосходные мастера Тайн Гор.
Ущелье оказалось совершенно пустым и тихим – кажется, даже в зловещих руинах Тревегара было больше жизни. Здесь не росло ни одного деревца, лишь ковер нетронутого снега тянулся на полторы мили вдаль, к самому входу в пещеру. Окружающие скалы нависали над головами путников, точно любопытствующие великаны, отбрасывая настолько угрюмую тень, что казалось, будто царящие здесь сумерки никогда не исчезнут. Если бы гномы стояли на вершине скалы, то ущелье далеко внизу почудилось бы им зловещей резаной раной в теле гор. Снежную гладь на дне провала разрывала россыпь огромных угловатых камней, загромоздившая изломанной цепью все ущелье. Больше здесь не было ничего. Лишь обледенелые камни да покрытые трещинами, будто морщинами, исполинские стены скал.
Братья Неммеры вошли в пещеру. Лори остался ждать у входа и в данный момент вглядывался в пелену снега, должно быть, решившего засыпать отряд с головой. Гном посмотрел на белое небо. Снег посреди лета – такое могло быть только здесь, на волшебном Севере, где погода не любила менять платье с зимнего на весеннее. Подобный снегопад Лори Дарвейгу довелось видеть впервые. Еще на озерах погода заметно ухудшилась, а уж на подходе к ущелью поднялась такая метель, будто сотня снежных духов начала одновременно дуть в лицо путешественникам. Гномам пришлось надеть всю одежду, которая была с собой. Уходя в разведку, Дарвейг и Неммеры закутались в теплые плащи с капюшонами и шерстяные шарфы, отчего стали походить на медведей, вставших на задние лапы.
Лори уже успел порядком замерзнуть, стоя возле пещеры: не помогал даже шарф, натянутый на лицо. Гном время от времени оглядывался и пытался различить хоть что-нибудь во тьме провала, но ему это никак не удавалось – свет фонаря Долдура куда-то пропал: должно быть, товарищи зашли слишком далеко. Он старался не думать о холоде и бродил туда-сюда подле темнеющего входа. В одной руке у Лори был арбалет, другую он держал под теплым кафтаном на груди, крепко сжимая золотую цепочку с двумя ключами: Священным Ключом Дрикха и ключом в виде Красной Шапки, который он подобрал со снега перед отбытием из Тревегара. Лори хмурился, предаваясь мрачным мыслям, и даже позабыл о кладе. Он не собирался возвращаться в Гортен, когда все закончится, – ноги его не будет больше в городе, видевшем его унижение. Помимо всего прочего, у него появилось еще одно дело. Очень важное и вгоняющее в черную тоску с каждым днем откладывания. Перед тем как Лори Неудачник покинул дом Невермора, старик-некромант сказал ему: «Мне жаль тебя, парень. Я не буду желать тебе удачи на твоих дорогах, ведь какой смысл желать то, чего не будет. Я не могу сказать, что тебе делать, но прими совет: если хочешь узнать всю правду о своем… спутнике, ищи ответ в семье». И гном собирался поступить именно так. А когда он выяснит всю правду и избавится, если будет на то воля Дрикха, от Вчера, то возьмет ключ из багрового металла и отворит дверь в Терновые холмы. Где-то там томится его тень, и он не бросит ее, даже если ценой ее свободы станут несколько спригганских жизней…
– Эгей, дружище! – раздался за его спиной веселый окрик Хонира. – Еще не блестишь, как ледышка?
Гномы показались из темноты пещеры и вышли под снег. Долдур был не столь весел, как его брат: хмурясь, он задул свечной фонарь, что нес в руке.
– Наша пещерка! Наша пещерка! – Хонир задорно ткнул локтем брата. – И нет в ней никого!
– Она глубока? – Лори самому не терпелось оказаться внутри и увидеть все своими глазами.
– Да, довольно. Здесь никого не было уже сотни лет, в этом я точно уверен, но это-то и странно… тебе не кажется, что с того самого мгновения, как мы вошли в ущелье, за нами постоянно кто-то наблюдает и, знаешь, что мне… – хмуро проворчал Долдур, но он так и не успел договорить. Вдруг поднялся настолько сильный ветер, что конец его фразы потонул в утробном вое стихии.
Лори что-то ответил, но и его слов не было слышно. Долдур знаками показал, что им следует двигаться обратно в лагерь. Дарвейг кивнул, и, через силу преодолевая сметаемый, точно гигантской метлой, им навстречу снег и встречные воздушные порывы, гномы направились к выходу из ущелья.
