– Согласно кодексу ты обязан ответить на вопросы команды, Риф, – вновь принял бразды ведения переговоров в свои руки беззубый Джо, который по-прежнему стоял напротив сидящего на бочке капитана, но теперь он уже облокотился о штурвал.
– И я отвечу! – зло оскалился кормчий. – Как капитан, я привел вас сюда. «Морской Змей» не просто так пересекал океан, и, клянусь всеми морскими чудовищами, с пустым трюмом мы не отчалим! Здесь, в этих землях, сокрыты великие богатства, но у таких болванов, как вы, ума хватает только на то, чтобы устраивать свары, точить ножи и протыкать ими друг другу шкуры!
– Команда не верит тебе, Джеральд, – проскрипел Полпальца, – ты уже обманул всех, ввязавшись в эти дела с подозрительным солдатом, который, поди, издох, как рыба, выброшенная на берег, а теперь хочешь обмануть нас еще раз. Не выйдет…
– Да-да, – подтвердил чернобровый проныра Уэтерби, что звал капитана на суд. – Я слышал, как он снова разговаривает сам с собой!
– Помешанному не место у штурвала, – заговорил Черный Глаз. – Команде давно известно об этой твоей привычке, Риф, вести беседы с самим собой. Но мы все прощали тебе эту слабость – покуда наши карманы не пустовали, но сейчас… К тому же твои делишки с солдатами не нравятся здесь никому…
– Ублюдки! – взревел Риф. – В умалишенные меня записали и Арвеста приплели! Забыли уже, что Логнир и его люди два месяца делили с вами хлеб, подставляя плечо в трудную минуту! Вам ли крыситься на них, мерзавцы, или, может, кому-то сегодня ром слишком сильно в голову ударил?
– Они не из наших! – раздалось из толпы. – Почто мы связались с чужаками?
– А ты, Бернард? Чего молчишь? – Пылающий гневом взгляд кормчего остановился на угрюмом корсаре, что молча стоял рядом с Роном Черным Глазом. – Ты же Логниру жизнью обязан, чешуя ты протухшая!
– Каждый сам за себя, Риф, – пробурчал в ответ Берни Мор, – корсар никому ничего не должен…
– Лучше было эту солдатню сразу спровадить за борт! Насчет благодарности сухопутным крысам в кодексе ничего не сказано! – многозначительно поднял вверх свой единственный указательный палец старик, хотя на его месте многие из присутствующих почем зря палец бы не поднимали.
– Все солдаты служат Лилии! – бесцеремонно сплюнув на палубу под ноги кормчему, озвучил общий настрой команды одноглазый Рон. – А ты, Риф, продался королевским псам!
– Меня?! – Капитан вскочил со своей бочки и еле сдержался, чтобы не схватиться за нож. – Меня обвинять?! Ты мне за это ответишь, Черный Глаз, клянусь грот-мачтой! Где Гор?! Я желаю говорить с ним!
– Ребята, покажите ему Гора, – противно загоготал бородач.
В тот же миг кто-то из пиратов швырнул под ноги Рифу черную человеческую голову, вымазанную в крови. Пустые провалы выколотых глазниц жутко и как-то укоризненно уставились на капитана. Сомневаться не приходилось – чернокожий великан-боцман был мертв. Риф не выдержал и отвернулся – могучий герич был верен ему до конца, за что и поплатился. Да, дела точно плохи…
– Ну как, поговорили? – продолжал сотрясать воздух мерзким хохотом Рон, ему вторили остальные пираты – кому-то действительно было смешно, другие не любили Гора, остальные просто боялись сказать слово против – за спиной у негодяя Черного Глаза стояла немалая часть команды. – Гор, дружище, пролай нам чего-нибудь веселое, а? Мы так соскучились по твоему хлысту и доброму взгляду!
Риф затравленно оглянулся – он уже понял, что помощи ждать неоткуда. Ни единого слова не прозвучало в его защиту. Как же он проглядел все это, как допустил? Наверное, он все-таки плохой капитан, только и успел обреченно подумать про себя Риф, когда заприметил вдруг невысокую кряжистую фигуру. Коротышка, ростом не более трех футов, с настолько длинными руками, что его кисти лежали на палубе, выглядывал из-за ног одного из матросов. Карлик был облачен в красную куртку и вишневого оттенка круглую шляпу с маленькими полями. Риф моргнул, но на том месте уже никого не было. Капитан огляделся по сторонам, выискивая примечательного кроху. Вскоре он обнаружил его, притаившегося за штурвалом.
– Эй, Джек Пинок, – позвал кормчий. – Ты-то что скажешь?
Коротышка шагнул вперед и церемонно поклонился Джеральду. Джек давно жил на корабле, но не являлся членом команды, принадлежа к роду духов, которых называют «клабау». Обитают они в носовых фигурах судов. Когда-то он жил в дереве, из которого мастера вырезали змея, символ корабля Рифа, и оказался настолько привязан к нему, что перебрался на борт. Моряки любили его и немного побаивались, как любую нечистую силу. Он редко показывался людям, но, когда это случалось, все знали – ничего хорошего не жди. И в то же время само его присутствие на корабле являлось добрым знаком – считалось, что, пока на носу обитает дух, что бы ни случилось с судном в пути, оно всегда доберется до берега.
– Чего молчишь, Джек Пинок? Ты же всегда был против бунтовщиков и подобных им мразей… – Риф обвел рукой экипаж. Команда недовольно загудела, но никто не вылез вперед.
– Они дело говорят, Джеральд, – протрещал карлик. Его голос походил на стук деревянного молотка, которым забивают гвозди в палубу. – Ты привел на борт гоблина. А Джек очень не любит гоблинов. Пинками их гнать прочь. Пинками! Пинками!
– Я же тебе вина наливал, когда ты только объявился на «Змее», недомерок неблагодарный, и ты туда же?
– Ну… новый капитан тоже нальет мне бокал вина, а то и два. – Карлик ткнул рукой в сторону Черного Глаза, весьма довольного собой. – Традиции есть традиции.
– Ах ты, маленький пройдоха… – Риф шагнул было к духу носовой фигуры, когда один из матросов неслышно подкрался сзади и опустил ему на голову тяжелую рукоять абордажной сабли. Перед тем как свалиться в беспамятстве, Джеральд увидел, что коротышка подмигнул ему – то ли насмехался, то ли тайно поддерживал. Кормчий так и не успел понять.
* * *
Когда вас будят пинком, тычут ножом в ребро или обливают ушатом ледяной воды – это значит, что вам еще повезло, гораздо хуже проснуться в компании червей глубоко в могиле или открыть глаза, лежа на дне морском. Ибо, если тело все еще способно чувствовать хоть что-то, хотя бы боль, не извольте сомневаться – вы опять-таки живы, или, по крайней мере, пока еще живы. А значит, можете продолжать цепляться дрожащими от страха руками за ту тонкую, хлипкую, протершуюся от времени веревку, что глупцами зовется надеждой. А мертвецам она уже ни к чему.
– Ну что, очнулся? – послышалось совсем рядом, затем последовал болезненный удар ногой в бок.
Риф захрипел от боли, скорчившись, лежа на жестком тюфяке, после чего с трудом разлепил затекшие веки – на лице засохли кровавые потеки, затылок отозвался жуткой болью – сразу же вспомнились и удар, нанесенный сзади по голове, и то, что ему предшествовало. Сколько же он провалялся в беспамятстве? Час? Два? Сутки?
– Аааа… – Кормчий едва разомкнул разбитые и спекшиеся от крови губы. Нос тут же подернула боль – похоже, сломан. Его еще и по лицу били? Хорошо, что он этого не помнит. Уши Джеральда были изодраны – с них, не церемонясь, сорвали все золотые серьги-кольца. – Аааа… Бансрот подери… Где я?
