Ветер постепенно утих. Сумерки сгущались все сильнее, и туман поднялся от болот настолько, что перетекал во внутренний двор через стены, будто молоко через края чашки. Зажгли факелы, и желтые отсветы заплясали, словно безумные призраки, на стенах и лестницах.
– Разделяемся на группы по трое и начинаем искать, – не теряя времени даром, скомандовал Черный Глаз. – Переройте здесь все до последнего камня! Как найдете золото – сразу сообщать мне. Если же встретите что-то еще, что-нибудь… не совсем обычное, предупредите остальных. – Верлен невольно поежился: в тени хмурых стен старого форта и ему было не слишком-то уютно. Сразу стало понятно, что и нового кормчего начинает угнетать царящая тут обстановка мертвенного запустения. Казалось, даже на погосте более людно – там хоть покойники, а здесь – совсем никого. – Риф, ты пойдешь со мной и Берни, и чтобы без глупостей.
Корсары молчали, их одолевала необъяснимая тревога, а сомнениям не было конца: многие подумывали, уж не зря ли они вообще сюда притащились?
– Может, вернемся, капитан? – раздался вдруг голос Джо Полпальца, по-мальчишески испуганный и по-девичьи истеричный. Каждый боится по-своему. Старый пират боялся именно так. – Чую, недоброе это место. Ох, недоброе… Кодекс велит вернуться – уж поверьте, я кодекс знаю!
– А золото тебе уже ни к чему? – язвительно оскалился на него Черный Глаз. – Можешь возвращаться в болота, суеверный старик, ежели струсил. Но доли своей не получишь, так и знай. Ни единого тенрия!
– Тенрррии! Тенрррии! – услышав знакомое слово, заорал на плече у Джо глупый Кроук и распушил перья. – Звонкие тенрррии! Зачем меррртвецам тенрррии?!
– Кто-нибудь еще так считает? – обвел взглядом всех присутствующих Черный Глаз. – По мне, так лучше в могиле, да с денежками, чем без гроша, да в кабаке!
Корсары мрачно переглянулись – рисковать они, конечно, привыкли, главное, чтобы не забесплатно, да был бы шанс, что руки останутся на месте – надо же чем-то уносить награбленное. А оркам и вовсе, казалось, все ужасы мира были по щиколотку подбитых мехом сапог – зеленокожие уже успели разделиться на тройки и начали неспешно разбредаться кто куда. Заметив это, корсары враз осмелели и двинулись следом – где ж это видано, отдать все сокровища глупым оркам, а самим остаться ни с чем! Они шли, ступая по колено в ковре сухих опавших листьев, шелест сопутствовал шагам. Сар-итиадцы продвигались медленно и настороженно, все обнажили оружие и с опаской оглядывались по сторонам – тревога не думала отпускать пиратов. Бедняга Джеральд и вовсе шел белый как полотно – поселившийся в голове злобный шипящий голос мертвой хваткой вцепился в распаленное страхом за собственный рассудок сознание и уже не отпускал его, порой нашептывая такое, что кормчий уже начал задумываться: не лучше ли было получить ножом в брюхо, чем без подготовки соваться в это проклятое богами место.
* * *
– Смотри сюда, капитан. – Бернард Мор ткнул пальцем в едва видимую щель в стене на уровне глаз, которую сразу и не заметишь. – Здесь проход!
– Неужели? Еще один? – делано удивился Рон Верлен, уже успевший достать всех своим раздражением – настроение у Черного Глаза вконец испортилось после полуторачасового прочесывания пустующих развалин с весьма безрадостным результатом. Корсары искали в коридорах форта хоть какой-то намек на золото и ценные вещи, но пока все было тщетно – словно океанская волна смыла все следы. Под открытым небом лежали листья, в помещениях – пыль. Было не похоже, что здесь кто-то когда-то жил, нес службу, спал, готовил обеды. Ни мебели, ни картин, ничего, что могло бы указать на былое присутствие людей… И ведь, что примечательно, возвращающийся время от времени, словно прилив, мерзкий страх от этой пустоты никуда не делся, а, напротив, сильнее сжимал виски. Не смолкали и голоса в голове у Рифа, он уже почти сжился с ними, двигаясь следом за Роном и Берни бездумно, как старый подслеповатый пес на поводке. Свистящий шепот продолжал терзать измученный разум кормчего:
«И правили Они страхом, подчиняли горем, а суд свой вершили отчаянием. И не было в Них ничего человеческого, ибо хоть и были Они людьми во плоти, но змеями по сути своей. Никто и нигде не в силах был освободиться от Них, избавиться от гнетущей злой воли, от власти чудовищ над сынами людскими, никто не мог ни спастись, ни сбежать, ни вымолвить слова против. От младенцев и до стариков все славили Их, служили Им и пресмыкались пред Ними, и длилось это тысячи лет. Покуда не пришел Великий Волк и не даровал людям свободу…»
Сейчас они стояли под сводами главного помещения крепости – большого холла, где, как и везде здесь, не было ничего, кроме голых стен. В противоположном от входа конце на несколько ступеней возвышался помост, предназначенный, судя по всему, для трона. На стене за площадкой Берни и различил в свете факелов узкую щель, которая напоминала замочную скважину для гигантского ключа.
– Что там, тайная дверь? – Черный Глаз подошел к находке своего помощника, вытирая рукавом выступивший на лбу пот. Судя по всему, новоявленному капитану отчего-то вдруг стало слишком жарко.
«Кто знает, не слышит ли он сейчас своих собственных голосов», – подумал Риф.
– Может, и не дверь, но вот тайная точно, – пробормотал Мор, просовывая в щель острие ножа. Послышался скрежет, а затем резкий звон сломавшейся стали – в руке у корсара осталась лишь обтянутая кожей рукоять с небольшим обломком лезвия.
– Не так, – неожиданно подал голос Джеральд. Рыжий подошел к стене и принялся отковыривать пальцами старую известь. Под слоем мела почти сразу показался рисунок. Увидев это, Бернард присоединился к нему, принявшись орудовать своим обломанным кинжалом. Через пару минут им удалось открыть бо́льшую часть изображения. То, что это была именно гравюра, выполненная в камне, сомневаться не приходилось – со стены хищно скалилась волчья пасть на фоне сплетенных вокруг меча змей. Первый знак от неведомых хозяев крепости.
– Что это значит, Риф? – с подозрением уставился на своего пленника Рон Верлен. – Откуда ты знал про нее?
Джеральд резко обернулся и уперся в него горящим в безумии взглядом. Кулаки бывшего кормчего сжались от гнева, он яростно зашептал, словно повторяя за кем-то слова:
– Великий Волк вызвал на бой сильнейших из Них, но не желали Те погибать, и прикрылись Они телами людей, и выступили люди против армии Волка, и пролилась кровь рабов, что сражались за Них, и гибло созданий человеческих без счета, и не видать им было свободы, одну лишь смерть нес им Освободитель. Взревел тогда Волк от отчаяния и боли, не желал он зла людям и одних лишь Их ненавидел, презирал и карал беспощадно. Не видел он пути иного и, желая сберечь жизни людские, приказал армиям своим отступить, а сам повелел принести себя в жертву, ибо не имели Они власти над тем, что уже мертво, а он – имел. И сожгли тело Великого Волка соратники его на высоком холме Арум близ отвратительного Беллега и ушли, оставив прах, как повелел им Волк. Узрев сие сожжение, возликовали враги, решив, что пал величайший из праведников от ран, полученных в битве, но не ведали Они промысла Волчьего, как не могли осознать угрозы, исходящей от мертвого праха. Доставили Они урну с пеплом в свой град и выставили в логовище жутком на потеху себе и на поругание. Но недолго было суждено глумиться богомерзким тварям над святым Волчьим духом. В час Слепой Луны восстал Волк из горсти сожженного пепла и тенью незримой, мечом воздающим, проклятием неотвратимым для Них обернулся, и растерзал всех, до кого дотянулись клыки его, и пусть ядовита была черная кровь врага, как неугасима и злоба, что наполняла Их жилы, но не пустил он змеиную злобу в сердце свое, и настолько чисты были помыслы Волчьи, что даже после гибели своей не стал он одним из Них… – Тут Джеральд осекся и замолчал. Грудь Рыжего Удальца тяжело вздымалась, будто он не говорил, а тащил в гору неподъемный камень.
