– Жертвы никогда не бывают напрасными, тебе ли не знать об этом, Ийервод, – проговорил Гашайн устами Джеральда и огляделся. – Кто жив?! – закричал он. Пора было уходить отсюда. Новый путь не ждет. Сейчас, под открытым небом, призрак, обретший плоть, вдруг ощутил давно позабытый зов, рвущий сознание на куски. Это могло означать только одно: его хозяин отнюдь не мертв, как он считал долгие века. Он где-то прячется, или его прячут. И верный Гашайн найдет своего господина. – Кто выжил, трюмные крысы?!
Из тьмы помещений крепости показались люди… выживших осталось полтора десятка, не более. Среди них были и Джо Полпальца, и попугай Кроук, который бил крыльями и громко ругался, пытаясь доказать окружающим, что, если бы не этот треклятый поводок на лапке, только бы его здесь и видели.
– Капитан… – проговорил Джо. – Неужели все кончилось? – В ответ Риф кивнул, и старик добавил, озираясь: – Как бы хотелось забыть весь этот ужас…
Кормчий «Морского Змея» по-волчьи оскалился.
– Людям свойственно забывать…
Взгляд черных углей-зрачков в последний раз задержался на окровавленном змеином туловище, затем поднялся вверх, уставившись в бескрайнее звездное небо и бледный лунный серп. Джеральду очень хотелось завыть, но он удержался. Капитан судорожно задрожал всем телом, будто зверь, стряхивающий с шерсти воду. Глаза его вновь стали голубыми.
– Пошевеливайтесь, мерзавцы, – как ни в чем не бывало распорядился столь хорошо знакомый пиратам кормчий, словно он только что и не делил свою голову с кем-то еще, словно никуда и не отлучался. – Есть еще пара дел, прежде чем мы вернемся на наш «Змей». Змей… Не пора ли сменить название, тысяча тритонов мне в борт!
Глава 7
Кровь на снегу
Вожак попал в капкан, рычит он, проклиная
Охотников-людей и их презренных псов.
А стая душу рвет, лес воем оглашая,
Но помощи не будет, ведь страх сильней оков.
Хоть древен и могуч, старик, ты обречен,
Ты это знал всю жизнь, таков в лесу закон —
Ведя их за собой, вожак капкан обходит,
А коль попался сам – пора ему, выходит.
Готовься умереть, не вырваться тебе,
Лишь лапу перегрызть, наперекор судьбе…
Три лапы оставляют след крови на снегу —
И злость, и вкус свободы, пьянящей на берегу.
«Трехлапый Геррдор, или История о трехлапом волке». Старая северная легенда
3 сентября 652 года. Герцогство Истарское. Истар.
Город Без Лета. Многие могли бы поспорить с этим названием. Глядя на царящую здесь погоду, невозможно было даже представить, что хотя бы осень посещает холодный Истар время от времени. В этом же году уместнее было бы назвать поселение внутри дубовых стен Городом Сплошной Зимы. Даже здешние старики не припоминали таких жестоких и продолжительных холодов. Дощатые настилы улиц замело настолько, что прохожим приходилось искать себе путь, пробираясь по колено в снегу, несмотря на все старания дворников и горожан. Из самого Истара можно было выбраться лишь конным ходом или на санях, да еще пешком, но мало кто отваживался сейчас покидать город. На стены домов облокачивались пятифутовые сугробы, ставни и все щели были надежно и заблаговременно законопачены. Даже скот большую часть дня пребывал в тепле под крышей, за перегородкой в задней части дома. Дети не резвились на улице, играя в снежки или мастеря «снежных троллей»: матери не выпускали их за порог, поскольку ветер был настолько ледяным, что никакие шубы и шапки от него не спасали. Даже собаки не казали морд на улицу, а герцогские рыси спали у печи, спрятав носы под лапы, что свидетельствовало о том, что холод продлится еще долго.
В заснеженном пустом городе раздавался лишь одинокий стук молота в кузнице, даже овцы и коровы перестали блеять. Казалось, все уснули – такая тишина опустилась на лес Дерборроу и Истар…
В это осеннее (а по-местному, так и зимнее) утро 652 года, часов примерно в шесть, когда еще было темно, а холодное солнце пока что не взобралось на белое небо, южные ворота города со скрипом отворились, и из них вышли полтора десятка человек. Они все кутались в теплые одежды: меховые шубы и плащи – с зимним лесом шутить не стоит. Каждый был отлично вооружен: охотничьими топориками, украшенными серебряной нитью гравировки, за широкими поясами, луками и арбалетами в чехлах за спиной и длинными ножами, что свисали с колец перевязей. Ловчие всегда носили при себе обереги – старый ельник слыл местом опасным и полным нечисти.
Это были самые надежные и проверенные стрелки из всех состоящих в полуночном братстве охотников, самом почитаемом объединении в Городе Без Лета. Они уходили на промысел, бросив напоследок прощальный взгляд на частокол и поднимающиеся из-за него струйки дыма. Храбрые истарцы шли отлавливать диких зверей, которые нападали на углежогов и дровосеков, имевших неосторожность выйти за палисад. Голодные злые волки повылезали из своих логовищ, они уже совсем не боялись людей, и их серые шкуры подчас можно было разглядеть под самим палисадом. Ужасный вой проникал сквозь стену, пробираясь в город, будто говоря: «Мы здесь, мы снаружи. Мы пока еще не можем войти к вам, но скоро наши лапы оставят следы на ваших улицах, а клыки вопьются в ваше горло».
Волков и раньше было много в окрестных лесах, но сейчас как будто какое-то проклятие накатило на занесенный снегом Град Рейнгвальда. Неистовые хищники задрали уже несколько человек – изуродованные тела несчастных были найдены в снегу, а вокруг охотники обнаружили видимо-невидимо волчьих следов; другие бедолаги порой просто исчезали в лесу – на это тоже нельзя было закрывать глаза, и герцог выделил четырнадцать лучших стрелков на отлов хищных зверей в дикий Дерборроу.
Уже третий день, не переставая, белыми хлопьями падал снег, меж голых трескучих ветвей завывал ветер, но охотники лишь затянули посильнее завязки плащей, нахлобучили на самые лица шерстяные шапки и небыстрой осторожной походкой направились к стене деревьев.
У открытой ставни привратной башни стоял немолодой морщинистый вояка-херд, задумчиво глядевший вслед вышедшим в непогоду ловчим. Солдат видел, как отважные следопыты пересекли вырубленную в полтора полета стрелы шириной просеку, окружающую город, и исчезли среди заснеженных елей и сосен. Он, не отрываясь, следил за подрагивающими на ветру ветвями, смотрел, как снежинки падают и кружатся, подхватываемые сильными порывами. Корень дерева, торчащий из земли, походил на посиневшую человеческую руку с дико скрюченными пальцами. Рядом старику привиделось застывшее безжизненное лицо, припорошенное снегом. Дюжина тел была погребена под заносом в глуши, где их никто и никогда не найдет…
– Эй, Хенрик, закрой ставни, борода! Холодно ведь! – прикрикнул напарник, и Хенрик вздрогнул – жуткое наваждение исчезло. Затворив окно, он подсел к очагу, но все никак не мог отойти от того, что ему только что привиделось.
– Ты чего, борода? – толкнул его в бок товарищ. – Весь побелел, будто призрака углядел…
– Дюжина их, – пробормотал Хенрик и помешал на огне хмельное варево – воинам в Истаре, в соответствии со старым укладом, позволялось на службе принимать горячительные напитки, ведь без оных пришлось бы беднягам-солдатам совсем туго – мороз крепко щекотал кожу.
