Недаром еще в Элагонской Школе их шумную компанию метко прозвали «Склочным кольцом» – во всем Ронстраде вряд ли возможно было найти пятерых столь острых на язык и несносных по характеру чародеев. Конечно, тут же возникает вопрос: как столь смертельно опостылевшие друг другу люди все-таки умудрялись работать вместе и тем самым уживаться между собой? Ответ был донельзя прост: ни с кем другим они и вовсе не смогли бы ужиться, и альтернативой столь надоевшему всем им обществу была лишь еще более неприглядная перспектива скитаться по миру в гордом и бесконечно ненавистном им одиночестве. Ведь каждый из этой магической пятерки больше всего на свете любил почесать языком, а как известно, разговаривать с самим собой – верный способ свихнуться. Даже для волшебника.
Сейчас они решили немного передохнуть, став на привал у пруда. Один безуспешно пытался разжечь костер, второй вовсю его критиковал, тем самым, конечно же, никак не облегчая товарищу задачу; трое остальных сидели и молча глядели на происходящее, стуча зубами от холода и сырости.
– Аллайан Ветрокрылая, чем я тебе так не угодил?! За что обрекла ты меня на скитания с такими товарищами?! Да кто же так делает? Кто так делает?
За спиной пытавшегося разжечь огонь путника мельтешил из стороны в сторону, точно сквозняк, выискивающий щели, невысокий человек с длинными, по-мышиному серыми волосами, которые сейчас будто бы жили собственной жизнью: постоянно лезли в глаза и рот, залепляя лицо и всячески распаляя и без того скверное настроение. Невидимый ветер восстал против своего повелителя, волшебника Ворчливого, поэтому тот и пытался облегчить собственные неприятности постоянным ворчанием.
– Еще и маг Огня, называется! – всплеснул руками Ветровик. – Саламандра бесхвостая! Что, растерял все искорки свои, как скряга с дырявым карманом? Что теперь делать? Третьи сутки бредем по этому клятому лесу, и никого – одни только ваши постылые рожи, господа маги. Признаться, я уже жалею, что не остался в той камере.
– Это было бы весьма кстати, Ворчливый, – отозвался черноволосый маг Огня, человек дерганый и постоянно дрожащий, как языки пламени на ветру.
У него действительно сейчас все никак не получалось разжечь этот костерок, а искры, срывавшиеся со щелчками из-под его пальцев, лишь обжигали и кололи кожу. К тому же у него, кажется, начинался жар – нечто совсем уж странное для волшебника, чьей стихией является сама суть горения.
– Нужно было оставить тебя там. – Каждому слову Сварливого сопутствовало «щелк-щелк». – А Хмурого с Сердитым я бы с радостью скормил какой-нибудь здешней твари, да только, боюсь, подавится зверюшка. Поэтому, Ворчливый, может, заткнешься уже?! Все под руку лезешь! Для любого огня нужен ветер, чтобы его раздувать. А ты что-то не спешишь мне помочь.
Но Ворчливый, даже пожелай он прийти на помощь, не смог бы ничего сделать. Ветер не слушался, пронизывая все его тело, невзирая на теплую одежду и плащ. И не мог же он, право дело, признаться в этом спутникам, которые – никто не сомневается, гоблины коварные! – тут же уцепятся за возможность приструнить брюзжащего товарища. Поэтому он поспешил сделать выпад первым:
– Один вон завел нас в лес, Природник, корягу ему под ноги, и мы заблудились, а другой попытался отвести от нас непогоду. Так ты гляди!!! – Он вскинулся и начал тыкать пальцем в тучи, угрожающе нависшие прямо над ними и, кажется, напрочь забывшие о существовании других частей леса.
– Я протестую, я вовсе не… а-а-а… – Хмурый округлил глаза и искривил лицо, всем своим видом выражая немедленную готовность чихнуть. – А-а-а…
– Не смей!
Прищуренный бросился к товарищу, намереваясь зажать тому рот и нос ладонью, но не успел. Громкий чих взвился в небо, точно птица, и эхом разлетелся по лесу. В тот же миг тучи, нависающие над головой, в ответ на это странное приветствие будто бы вздрогнули и высморкались на пятерых странников – морось переросла в довольно сильный дождь.
– Ну вот…
– Опа!
В этот миг на кончике пальца огневика Сварливого застыла яркая красноватая искра, точно капля выступившей крови. Он держал палец перед собой так, будто только что показал самый невероятный из всех возможных трюков и теперь боялся его упустить.
– Тише-тише, моя хорошая, – начал волшебник увещевать свое детище, – ты ведь не сбежишь никуда? Никому не дышать…
Все и так затаили дыхание, глядя на искру, как на самое дорогое сокровище. Ворчливый даже надул щеки и крепко сжал губы, боясь, как бы из его рта не вылетело ни единого потока воздуха, но все видели: слишком большому количеству ругательств, скопившемуся там, было тесно.
Под пристальными взглядами спутников Сварливый начал медленно опускать палец к сложенным сучкам, но вдруг рука его дернулась, и искра, ярко блеснув, погасла. Тут же по небу пробежала молния, за ней вторая, будто догоняя ее. Где-то на западе громыхнуло. Все обещало обернуться настоящей грозой, да такой, к которой ни один из путников не был готов ни морально, ни физически.
– И что теперь прикажешь делать? – С видом, как будто Сварливый только что подпилил ножку его колыбели и тем самым испортил ему всю дальнейшую жизнь, спросил маг ветра Ворчливый. – Продул ты нашу удачу. Как обычно, впрочем…
– А что я? Это все Сердитый с его планом! «Полдня по Хоэру, всего делов-то. Найдем мою старую знакомую…», – Огневик передразнил мага из школы Повелителей Живой Природы. Вышло похоже. – А сам завел нас в чащу, где даже троп нет. Кони себе все копыта сбили, как выбраться, не знаем. Все просто замечательно! Даже таким самовлюбленным болванам, как вы, должно было с самого начала быть понятно, что затея вся эта дурацкая, а дело наше – гиблое. Так что виной всему Сердитый – это как день ясно.
– А что я? Это все Хмурый с его дождями! – вступился за свою честь оскорбленный Сердитый.
Он походил на полупустой бурдюк с водой: большой живот висел и тянул его к земле. Короткие седые с каштановыми прядями волосы торчали во все стороны. И хоть все обвинения были правдивы – именно он завел товарищей в Чернолесье, неумышленно запутал тропы и увел спутников в сторону, противоположную от нужной, – он не собирался так просто со всем соглашаться. Ведь если он только на миг даст слабину и поддастся на издевки, то все будут отыгрываться именно на нем.
– Все было бы иначе, если бы за шиворот не текло и в сапогах вода не плескалась!
– Ах ты, подлая коряга! – вскинулся Хмурый. – Почему все постоянно льют на меня! Дождь, знаете ли, – гордое существо, его просто так не укротишь! А что в свое оправдание может сказать Прищуренный? Уж я-то знаю: все эти мелкие подлости его рук дело! То-то с его наглой рожи всю дорогу не слезала эта мерзкая усмешка!
В словах мага Воды был смысл. Будучи не в состоянии своим искусством создания мороков облегчить для себя путешествие по лесу, Прищуренный с досады занимался тем, что понемногу издевался над своими товарищами: то кочку болотную изобразит прямо в глубокой луже – и вот уже чей-то сапог зачерпнул водицы, то ветку из-под носа скроет, да так, что по лицу до крови хлестнет, а то и вовсе кривой корень под ноги подсунет.
