«Храм Бога Войны Творга Могучего, – думал Хилый, рассматривая руины каменной громады, стоящей на холме. – О нем написано в «Истории войн». Этот случай… Вообще автор много писал про Злоговар – тех времен, когда эльфы прошлись по нему огнем и мечом… Дети Цветов перестроили храм, не стали сравнивать до основания, как было с другими… Почему? Кто ж их знает? Кто скажет?
А когда-то это была еще и крепость. В ней двести зеленых в течение двух месяцев оборонялись от захватчиков. Со всех сторон окруженные, дрались до последней капли крови, выстояли и против магии, и против стрел, и против накатывающих валов отборной пехоты. Они держались, но все погибли. Брагох Даолаг пишет, что эльфы были настолько поражены мужеством и стойкостью гоблинов, что похоронили их с почестями, под храмом, вмуровали тела в основание, чтобы увековечить их память. Такова легенда. Но скорее всего она врет – эльфы наверняка сбросили тела в вонючую яму и сожгли, как бешеных собак. Сожгли, а пепел закопали, после чего насадили на этом месте очередной сад. Стерли это неприятное воспоминание из своей памяти навечно, предали анафеме… А теперь здесь мы. Я. И все как будто повторяется. С тем же количеством шансов выжить в мясорубке. Нулевым…»
Хилый сидел в траншее вместе с двумя другими солдатами. У одного была базука, другой вооружился снайперской винтовкой. Третий, сам Хилый, держал гвоздемет дулом на юг, откуда ожидали атаки.
Первая линия обороны. Сюда враг обрушит всю ярость первого натиска. Гоблины размазаны на фронте шириной почти в сто пятьдесят метров. Меньше двадцати единиц личного состава.
Хилый обернулся на Храм. Туда отступят те, кому удастся выжить. Там – последняя линия. Повсюду взрывчатка. Эльфам не достанется храм Творга. Снова не достанется.
Хилый ощутил холодную дрожь, пробирающую до костей.
«Мелодраматично. Мистически. Словно в романе, словно в нелепой сказочке или армейской байке, сложенной солдатом с убогой фантазией… Это глупо. Очень глупо и несправедливо. Мы – не они. Нас, в конце концов, не двести, – подумал новоиспеченный капрал, поправляя очки. – И я не хочу так умирать!»
– Говорят, они поят свою пехтуру какими-то магическими отварами, – сказал гоблин справа от Хилого. Оптический прицел его винтовки обмотан, словно шарфом, чистой лентой из плотной тряпицы. – И от них эльфюги дуреют. Крышу у них отрывает, и они лезут напролом. Им наплевать, что в морду им лупит гвоздемет. Они будут идти. Потому что знают: если зелье не подействует и они не смогут выполнить приказ, их расстреляют… Такая вот любовь к своим.
Гоблин повернул голову к Хилому и приподнял брови.
– Вчера был бой. Вон там, где подбитый «онагр», видишь? Там была чертова куча трупов. Три взвода мы их положили, а эльфюги лезли и лезли. На кучу, прямо под очереди. Дерьма кругом было, скажу я тебе… Лезли и скатывались. А тем, кто следом пер, легче было – словно мостик через траншеи… Хлоп-хлоп! Легкими ножками по трупам, чтобы получить промеж глаз!
– Зачем ты мне это говоришь? – спросил Хилый.
Голос подал пехотинец, сидящий на полу траншеи с базукой в обнимку:
– Это он к тому, что с такими раз в двадцать сложнее, чем с нормальными. Хотя эльфюги все повернутые. Если эти наширяются своей дряни, все – крендец! Пока не выпустишь им кишки, не остановятся. В таком состоянии они не умеют отступать, ничего не соображают. Почему, думаешь, у нас потери такие? А вот и потому.
– Срань, а не война, – отозвался снайпер. – Не по правилам. Эти уроды не хотят их соблюдать. А когда мы ответим тем же макаром, то вопят, что мы изуверы. А сами? Позади своих гвоздемет поставить – додуматься! Видать, не так велико у кукол желание воевать за свою родину… – Гоблин выстрелил через верхние зубы струйкой слюны.
Хилый молчал, рассматривая уходящую вниз с пологого холма дорогу. Зеленые перегородили ее колючей проволокой и навалили подобие баррикады из бревен и досок. Танки сомнут укрепление, но пехота задержится и станет хорошей мишенью.
– Как зовут-то? – спросил снайпер.
– Хилый.
– Сонный.
– Волос. – Гоблин с базукой показал в улыбке отсутствующие зубы.
Потом уже не говорили, ждали.
У Хилого было чувство, что храм смотрит ему в спину. Или, может, не храм, а сам Творг Могучий. Хилый не верил в богов, но сейчас вдруг подумал, что повелителю войны не мешало бы подсобить своим подопечным.
И еще были мысль об Этайн.
Прав оказался Ворох.
«Мы все из-за нее погибнем…»
* * *
– Какой будет приказ? Нам двоим. – Крот поставил ногу на упавший в траншею камень и посмотрел на Сказочника.
– Вам?
Сержант поглядел на подпеха и рыжеволосую. Этайн перестала походить на испуганное, жалкое, слабое создание, смирившееся со своей участью. Сказочник не мог понять этой перемены, да и не пытался. Эльфка больше не была врагом. Это удивляло, но уже не вызывало вопросов.
Честно говоря, сержант понятия не имел, какие отдать Кроту распоряжения. Сержант огляделся. На первую линию обороны стопроцентно подпех не пойдет – потому что не один. На второй и третьей ему тоже делать нечего. Шанс, хотя и крошечный, что подмога подойдет вовремя, все еще есть, а значит, остается и шанс, что миссия будет доведена до завершения.
Приказ командования пока еще никто не отменял.
– Займешь позицию возле храма. Вон там, где гвоздемет. За ним сидят два бойца. Поступишь в усиление, а если им достанется на орехи, берешь ствол и дуешь дальше. Отходи в храм… За его стенами легче обороняться.
– Но сержант…
– Что? – Сказочник шагнул, припав на ногу, к подпеху и выдвинул челюсть. – Что? Приказ будешь оспаривать? Ты же сам спрашивал! Ваше место там – и точка! Выполнять! Это и тебя касается, рыжая! Не смотри на меня так, я огнеупорный. Что не устраивает? Тебя, кажется, никто не тянул переходить на нашу сторону и записываться в доловары! А раз перешла, изволь! Не советую никому из вас испытывать мое терпение. Сейчас во мне гуляет столько дряни, что я могу в любой момент превратиться в хренова мертвяка и начать грызть глотки всем подряд! Я могу свихнуться в любой момент. И с меня достаточно Гробовщика!..
Крот молчал. Молчала рыжая.
– Выполнять!
* * *
Сказочник развернулся и похромал прочь, на левый фланг первой линии. Правый должен был удерживать сам Кирпич. Центр оставался относительно открыт и нарочито слабо защищен – туда предполагалось пустить авангард атакующих. На мины, на заложенную взрывчатку. Это могло бы серьезно повлиять на расклад сил. Если, конечно, соотношение эльфов и гоблинов в этот раз не будет один к сотне…
Сержант остановился, чтобы влить в себя последнюю порцию эликсиров и лекарств. Боль уже сильно донимала, жгла и рвала, словно крючьями. Почти сразу сделалось легче. Появилась легкость во всем теле, особенно в ногах, а в черепушке словно взорвался файрбол. Сказочник улыбнулся. В таком состоянии он вполне мог насладиться ярким солнечным днем. В такой даже помирать приятно.
