— Посмотрим!
Эриделла вынула из-за голенища кинжал и разрезала веревку, что стягивала мешок. Из мешка показались четыре подозрительные рожи, из той породы, с которой мы ни за что не захотим встретиться в темном переулке, даже если запланируем на вечер острые ощущения. Рожи были, как водится, небритые, и это (а также одеяния) выдавало в них представителей городских низов Мигонии. Сидя в развязанном мешке, они моргали, щурились и потирали очи ясные, ничего не понимая.
— С кем приходится иметь дело, — проворчала Эриделла, поигрывая ножом.
Первыми рожи увидели ее, такую прекрасную и опасную, и пришли в немалое волнение. Последние события воскресли в их памяти так живо, что все перемешалось. Для острастки и чтобы призвать к порядку, Тузмес подпустил в свой облик огня и дыма.
— Слушайте, о презренные! — провозгласил он громоподобным голосом, а его синие глаза под капюшоном сверкнули просто страшно.
Крайлог, занятый окороком, ухмыльнулся. Четырехрукий Разгибальд сказал:
— Так-так, — словно это было чрезвычайно важно.
— Кто это презренный?! — неожиданно взвился самый смелый и, очевидно, самый авторитетный из четверых. Его рожа была всем рожам рожа. Широкая, щекастая, с тремя подбородками, глазами-клопиками и губищами, похожими на две мясистые селедки. Они и лоснились так же. — Кто это презренный? А?
Тузмес растерялся.
— Вы… то есть…
— Что это за вонючий маскарад? Что за наезды? Вы кто такие?
— Мы?.. — Высокий посмотрел на своих подельников. Крайлог на всякий случай приготовил дубину. Четверка несколько стушевалась. — Мы…
— Эй, послушай, синеглазка… ты не юли! — посоветовала рожа с селедочными губами. — Этот громила засунул нас в мешок, когда мы шли надело… Из какого вы района? Кто у вас главный?
— Да! Кто главный?! — Это подключились остальные трое.
— Тихо! Иначе кто-то чего-то не досчитается! — Эриделла встала над бандитами.
— Эй, крошка, потише! — сказал главный. — Без паники! Не пыли! Надо обговорить! Если какие-то проблемы — перетрем.
— Чего? — Эриделла взмахнула ножом, и неаккуратно постриженная челка селедочногубого стала аккуратной. Волосы упали ему на грудь.
Криминальные рожи присмирели, покрывшись бисеринками пота.
— Но так дела не делаются! — пробормотал главный.
— Будешь делать, что мы скажем, — шикнула на него Эриделла. — Или в следующий раз я отрежу что-то другое, уже невосполнимое.
Рожи начали осознавать опасность своего положения. Правда все-таки пробилась через толстые кости их черепов. Поняли представители городских низов, что дела делать им придется не с простыми людьми и, кажется, даже не волшебниками. Такая порода субъектов всегда безошибочно угадывает, кто сильнее и как сделать так, чтобы на собственной шкуре не появилось новых шрамов.
Тузмес вернулся в форму. Что поделать, раньше у него не было опыта общения с этой породой человеков. С ворами, которые выкрали блокнот у Клакевита, общалась Эриделла.
Высокий заглянул в глаза селедочногубому и спросил:
— Как тебя зовут?
— Фрикко…
Мягкий голос обволакивал куриные мозги бандита, без труда подминая слабое сопротивление.
— Фрикко и вы тоже, друзья мои, — сказал Тузмес. Его глазищи мерцали притягательной синью, и рожи притянулись к ним, пуская слюни. — Вы нужны мне для одного дела! Оплата гарантируется — более чем щедрая для людей вашего социального положения.
Чтобы не быть голословным, Высокий вытянул обе руки, и в каждой появилось по самому настоящему мешку с золотыми монетами. Четверка криминалов обомлела. Из их глоток вырвалось что-то влажно-вожделенное и в то же время страдальческое. Глаза вылезли на лоб.
— Каждому достанется по такому. Мы не обманываем. Мы серьезные лю… неважно.
— Десять кило в одном мешке… десять кило в одном мешке… — бормотал селедочногубый Фрикко. — Я сплю… я умер…
Рядом с ним, не справившись с наплывом мечтаний о хорошей жизни, свалился в обморок сообщник.
Тузмес убрал золото.
— Нам не нужно, чтобы вы прико… в общем, речь идет не о ваших матерях. Все гораздо проще. Слушайте внимательно все, что я вам скажу! Вы меня поняли?
Трое кивнули. Четвертый, лежавший в обмороке, не кивнул.
— Он тоже понял, — сказал Фрикко. — А если нет, я его…
— Хорошо, — махнул рукой Тузмес.
— Эй, а вы все-таки кто? — спросил Фрикко.
— Мы?.. Мы хотим этому миру только добра… только добра, о друг мой!
Крайлог расхохотался, заставив представителей городских низов, сидящих на земле, подпрыгнуть.
— У вас есть шанс внести свою лепту в общее дело, — сказал Тузмес, чуть подрагивая от смеха.
Представители низов закивали — после того, как золото помаячило перед ними, они готовы были совершать добрые поступки на каждом шагу.
— Вероятно, вы бросите заниматься своим недостойным ремеслом, в чем бы оно ни заключалось, — сказал Тузмес, кивая по-учительски. Крайлог снова захохотал, а Эриделла ощерилась, словно голодная вампирица. — Перемены в вашей жизни, друзья, конечно, велики и внезапны, но подумайте, какие перспективы открываются!
Рожи подумали, разбудили нервного подельника и заставили его сделать то же самое. В результате он снова упал в обморок.
— Так мы договорились? — спросил Высокий.
Фрикко был опытнее своих товарищей, а потому первым вынырнул из болота грез.
— А предоплата? Все-таки… кхе… правила и все такое…
— Понимаю, — сказал синеглазый. С его пальцев сорвалось несколько огоньков, огоньки превратились в монеты, а те упали возле Фрикко. Бандит схватил их с земли, прежде чем успели другие, и принялся кусать как бешеный.
— Другой разговор, — улыбнулся он, накусавшись, — Теперь мы ваши. Чего надо делать?
В этом месте Тузмес снова потер руки и захихикал. Все злодеи так делают, и он не стал отходить от ритуала, тем более что задуманное им по всем параметрам тянуло именно на злодейство. Пока Высокий инструктировал, криминальные типы кивали и крякали, а когда закончил, сказали:
— Вот это дельце! Это по нам! Никто другой, нет-нет, не справился бы! Мы — фирма и веников не вяжем!
Так и ударили негодяи по рукам, а я вынужден обратить свой проницательный взор обратно, чтобы продолжить повествование о моих собственных подвигах.
Надо мной занималась заря новых потрясений, но, каким бы странным и невероятным это ни показалось, я был ей рад. Даже испытывал нечто вроде предвкушения. Хотелось бежать и совершать подвиги… — да, да, мне!.. Когда мы расходились после собрания в мраморной беседке, Гермиона спросила, что со мной произошло на этот раз. Я ответил, что не имею понятия.
