— Пожалуй, — проворчал крыс. — Чего не сделаешь ради друзей. Заодно придется стащить амулеты.
— Действуй! Времени у нас нет!
— Тебе легко говорить!
— Легко?
— Тихо вы! Сюда кто-то вдет! — шикнула взломщица.
— Начинается… — простонал я.
Впору было на стенку лезть, честное слово! Я затрясся от ужаса, а крыс пискнул и нырнул под скамейку.
Гости не заставили себя долго ждать. Коридор заполнился топотом двух пар тяжелых ножищ, и моему взору предстали два хобгоблина. Я и пикнуть не успел, а они открыли камеру и сцапали меня за шкирку, нехорошо ухмыляясь. Один из них напялил мне на голову вонючий мешок, в котором когда-то держали лук.
Мое сопротивление сломили быстро и тычками в спину погнали в неизвестном направлении.
Все, дорогие соратники по борьбе, подумал я. Здесь мы расстаемся. Пусть земля мне будет…
Хобгоблин схватил меня за плечо и прорычал, чтобы я шел прямо. Я и шел — спотыкаясь.
Я слышал, как ругается вдалеке Шиола, предрекая громилам различные страшные муки. Да что толку?
43
В комнате, куда меня впихнули, было как в бане. Жарко. Только здесь воняло, словно на той жуткой помойке, и мой желудок чуть не выскочил через верхние дыхательные пути.
Я булькнул под своим мешком и попытался упасть и притвориться мертвым, но амбал не отпускал моего плеча.
Тут топилась печь, но не простая, как в домах, а больше походившая на ту, что встречается в кузницах. Некая догадка тут же посетила мой паникующий мозг.
— Привели, — сказал хобгоблин.
Что ж, с этим не поспоришь. Привели. А куда? Я старался отбросить наиболее мрачные прогнозы, но без особого успеха. Такое ощущение, что это место из тех, откуда редко кто возвращается. Такова уж его природа.
Меня подтолкнули вперед, повернули спиной и прижали к какой-то штуке, стоящей вертикально. Наручники снимать не стали, зато все туловище обмотали таким количеством прочной веревки, что ее хватило бы опоясать всю Каварону. При всем желании я не мог двинуть даже локтями, так, только слегка запястьями.
Зафиксированный таким образом, я слушал. Огонь потрескивал, пахло горячим металлом. Кто-то дышал, словно носорог, преодолевший стометровку.
Вот кто-то рыгнул, поднимаясь с кресла. Оно скрипнуло, потом послышались негромкие шаги. Сейчас меня определенно познакомят с какой-нибудь очередной гнусностью. Мало мне еще проблем. Почему всем так хочется довести маленького беззащитного сприггана до могилы?
— Вот мы снова вместе. Тут нам никто не помешает поговорить по душам, паршивый эльф.
Я сдержал вопль. Это была не новая гнусность, а вполне даже старая. Я знал ее имя и не испытывал ни малейшего желания о чем-либо с ней беседовать. Но что было делать? Сейчас я так же беззащитен, как кролик, случайно угодивший в лисью нору.
Невидимая рука сдернула с моей черепушки вонючий мешок, чтобы я мог в полной мере насладиться видом пыточной камеры. Тут было все, что надо. Горящий очаг, дыба, деревянные станки, сотни причудливых инструментов для промышленной добычи боли и в довесок сам хозяин всего этого царства кошмара — хобгоблин с большим грязным брюхом, голый по пояс. Заплечных дел мастер лоснился от пота и вздрагивал от предвкушения. Я понял, что основным источником жуткой вонищи был он. Косвенно это подтверждали и мухи, вьющиеся вокруг его сальных рельефов.
Передний план занимал сам барон Заморис. Неугомонный злодей, плетущий интриги против своих же тираноборцев. Щегольски, по его меркам, одетый в ядовито-желтое, он производил тошнотворное впечатление, а уж садистская ухмылка во всю харю не шла ни в какое сравнение с его прошлыми гримасами.
— Как видишь, я все-таки добрался до тебя, — сказал Заморис, — обстоятельства несколько изменились. Рад. Рад, что встретил в этом месте давнего друга.
— Что тебе нужно? — спросил я.
Губы еле двигаются, а голосовые связки вообще устроили бунт. Я пищал, словно цыпленок.
Заморису это понравилось. Он причмокнул от удовольствия.
— Не люблю проигрывать, спригган. Не люблю, когда мой враг не получает по заслугам. Не люблю ждать. Вряд ли ты окажешься настолько честным, чтобы принести мне мое ожерелье, как было оговорено в нашей последней беседе.
— Я не знаю ни про какое ожерелье… Странно, что я еще не упал в обморок. Я видел, что
готовит для меня вонючий хобгоблин.
— Тебе не надоело трепаться об одном и том же? — удивился Заморис. — По-моему, мы расставили все точки над Или у тебя что-то с памятью? Эх, наверное, перемещения в прошлое как-то не так отразились на твоем разуме, эльф!
Присутствующие нашли эту незатейливую шутку весьма смешной. Кроме меня.
— Что ж, поможем нашему другу прочистить мозги. Это не трудно, Локи. Ты сразу почувствуешь, как память возвращается к тебе. И почти не больно… Гнус!
Гнус? Он что, специально выбрал себе такое имечко?
Палач двинулся в мою сторону, сжимая в руке длинный металлический прут с острым концом. Предварительно Гнус довел сталь до белого каления.
— Полагаю, если ты лишишься одного глаза, твои выдающиеся способности не слишком пострадают, а? — спросил Заморис, принимая прут из руки вонючей горы сала. — У тебя останется еще один. Как и второе ухо…
Я смотрел на раскаленное железо, повторяя себе: «Меня тут нет и никогда не было!» А еще: «Спасите! Помогите!» И что-то еще — не помню.
Перед глазами, которых скоро станет меньше ровно вдвое, пронеслась вся жизнь. Словно табун бизонов, она сотрясла мою несчастную душу.
Кажется, это конец.
Я попрощался со всеми, кого мог вспомнить. Уж кого запамятовал, извините. Вспоминать дальше времени нет.
Раскаленное острие прута приближается к моему левому глазу. От него идет жар. Я прищуриваюсь и чувствую, что начинает припекать веки. Барон смеется…
Следующие несколько жутких мгновений выпадают из моей памяти. Может быть, я теряю сознание. С уверенностью сказать невозможно.
