Секретарю Ронни тоже ничего не известно о книге.
Но, может быть, кто-нибудь когда-нибудь принесет «Ars
Moriendi» в букинистический? Два раза книга возвращалась в магазин, так почему
бы не быть третьему?.. Я верю в это так же, как и в то, что крапивники
прилетят.
Но для этого мне нужен манок, пусть я и не знаю, как он
выглядит.
Маджонг утверждает, что манок – это маленькая дудка, похожая
на член. Или, во всяком случае, под член стилизованная.
– Почему именно под член, Маджонг? – Я вижусь с
Маджонгом чаще, чем с кем бы то ни было. Вместе мы бьемся над «Minoritaire»,
моим первым (после двух женских) парфюмом для мужчин. Его основа – серая амбра.
– Ну как же ты не понимаешь, рыло. Член – единственная
штука, которая может привлечь что угодно.
– Привлекать членом – это эксгибиционизм.
– А я думал – естественное состояние человека… Нет, ну
до чего ты скучный тип, рыло! Прямо какой-то Порки Пиг
[63]
честное слово. У тебя и приятелей-то нет, а? А если и есть – то это наверняка
какой-нибудь лилипут из цирка. Или антиглобалист…
– Нет у меня никакого приятеля-лилипута… И
приятеля-антиглобалиста тоже.
– Да ладно тебе обижаться! Вечно ты не по теме жопу
морщишь. И физиономия у тебя даже хуже, чем у Мэрилин Монро на прозекторском
столе. И о чем ты все время думаешь, Ги?..
На птичьих рынках манки не продают.
Я нахожу его совершенно случайно – в лавке Али в Бельвиле. Я
не был в ней больше полугода, но Али без труда вспоминает меня.
– Новые товары, сахиб. У нас много новых товаров… Есть,
что выбрать.
Ассортимент лавки не выглядит кардинально изменившимся, все
те же кальяны, чеканка и специи в больших мешках, Али продает их на вес.
Добавилось лишь несколько ковров и черный, инкрустированный перламутром
шахматный столик.
– Говорят, вы стали большим человеком, сахиб, – в
голосе Али звучит подчеркнутое и немного приторное уважение.
– Кто говорит, Али?
– Все говорят. Я сам читал о вас в журнале, забыл
только, как он называется. Но я сразу вас узнал по фотографии.
Никогда бы не подумал, что Али читает французские журналы.
Впрочем, и стопроцентным арабом Али больше не выглядит, в нем проглядывает
что-то неуловимо европейское. Да и вся его лавчонка больше не выглядит
сакрально, такую коллекцию арабских и берберских раритетов мог легко собрать
какой-нибудь любитель last minute shopping в любом североафриканском аэропорту.
– У меня есть кое-что для вас. Редкие специи, прямиком
из Марокко, и индийские тоже есть.
– В другой раз, Али. В другой раз.
– Хорошо, – легко соглашается Али. – Тогда,
может быть, возьмете кальян? Очень старинный кальян, очень ценный, принадлежал
самому Ахмеду Аль-Мансуру…
Имя Ахмед Аль Мансур ни о чем мне не говорит. Впрочем, я
остался бы равнодушным к кальяну, даже если бы он принадлежал самому пророку
Магомету.
– В другой раз, Али. В другой раз. Единственное, что я
купил бы в этой бросовой лавчонке, – татуированные руки самого Али.
– Вам привет от Акрама, Али, – хорошо, что прежде,
чем уйти, я вспомнил о песке, слетающем с таких же татуированных ладоней его
брата .
– От Акрама? – Али выглядит растерянным.
– Вашего брата.
– Но откуда вы знаете?..
– Мы встретились совершенно случайно. И он очень похож
на вас.
– Случайно?
– Да. Он передавал вам привет.
– Разве вы были в Марракеше? – удивлению Али нет
предела. Странно, причем здесь какой-то Марракеш?
– Почему в Марракеше? Мы виделись здесь, в Париже.
– Этого не может быть, сахиб.
– Но ведь у вас есть брат Акрам, правда?
– У меня есть брат Акрам. Он делает татуировки.
– Такие, как у вас? Это он их сделал?
– Что вы, сахиб. Он делает татуировки хной, специально
для туристов… Но вы не могли встретиться с ним.
– Тогда как бы я узнал о его существовании, если бы не
встретился? – странное упрямство Али мне совершенно непонятно.
– Не знаю, сахиб.
– И потом… У него такой же рисунок на ладонях, как и у
вас. На ладонях и на пальцах. Разве я не прав?
– Вы не могли видеться с ним здесь, в Париже. Он
никогда не был в Париже. Он вообще никогда не покидал Марокко. Никогда.
Али смотрит на меня с плохо скрываемым ужасом. В мои планы
вовсе не входило пугать лукавого торговца, нужно как-то выходить из положения.
Оно не нравится и мне самому, но не до такой степени, чтобы признать, что наша
с Акрамом встреча – бред воспаленного сознания.
– Ну хорошо. Я пошутил, Али. Я был в Марракеше и
случайно встретил Акрама. Он и правда похож на вас, и он сделал мне татуировку
хной. Правда, она уже сошла.
Лгать доверчивому Али еще легче, чем Линн.
– А вы большой шутник, сахиб, – смех араба слишком
уж подобострастен. – Большой, большой шутник!
– А мне нравятся ваши татуировки, Али. Они самые
настоящие.
– Вы можете заходить в любое время, чтобы посмотреть на
них. А если еще и что-нибудь купите – Али будет просто счастлив.
Не переставая смеяться, Али протягивает мне раскрытые
ладони. Неизвестные мне буквы и символы на месте, части растительного орнамента
– тоже. У Акрама я видел еще и птицу, и – кажется – морскую раковину, да и сам
рисунок менялся прямо у меня на глазах, Али же гораздо более консервативен. Не
успеваю я подумать об этом, как арабская (или финикийская? или хеттская?) вязь
закручивается спиралями и устремляется прямо к центру – синхронно на обеих
руках; ее как будто всасывают в себя две воронки. На долю секунды ладони Али
кажутся мне абсолютно чистыми, абсолютно девственными, – но только на долю
секунды. Две маленькие сверхновые взрываются снова, узор сменился.
JOB
Восхитительная латиница, точно такую же я видел на картине в
букинистическом. Все три буквы, собранные в одно библейское слово «JOB».
– Что здесь написано, Али? – я не слышу
собственного голоса. – Что это может означать?
– Откуда же мне знать, сахиб.
– А кто знает?
– Кто написал, – Али снова хохочет, запрокинув
голову, я вижу, как трясется его кадык. – Вот видите, я тоже умею шутить,
сахиб.
– Да. Это точно.
От библейского «JOB» не осталось и следа, передо мной снова
буквы, похожие на символы, и символы, похожие на буквы, безмятежная арабская
вязь и такой же безмятежный орнамент, возможно, это изречения из Корана,
возможно – что-то иное. Нет, Али, обмануть меня тебе не удастся. Возможно, ты и
совершаешь утренний намаз, но твои руки поклоняются совсем другим святым.